Приятели умывались с дороги. На деревянной террасе дома накрывали чай, и клубника стояла на столе в корзине.
Одевшись, я вышел на террасу. Юрии Сергеевич, здороваясь со мной, весело загоготал:
– А ловко ты это чучело… – И он показал на Василия Сергеевича.
Василий Сергеевич мрачно посмотрел на Юрия и, повернувшись к чучелу, которое видно было с террасы за сараем, долго и хмуро разглядывал его.
Павел Александрович сказал мне:
– Ну, здравствуй… Пугало это, сапожки качаются – глупо и пошло. Никакой эстетики.
Юрий Сергеевич покатывался со смеху.
– Ничего здесь нет смешного, – сказал, прищурившись, Василий Сергеевич. – Конечно, поддевка моя и картуз мой. А вот Шаляпина картуз не надели на пугало?.. Он бы вам показал. У вас тоже его картуз простреленный есть. Тоже с ним влет стрелял… Боитесь?..
Тетенька Афросинья принесла на блюде горячие оладьи, поздоровалась с гостями-охотниками. Василий Сергеевич, сев за стол спиной к чучелу, налил себе чаю и спросил:
– Тетушка Афросинья. Вот там, – показал он пальцем назад, – пугало поставили. Скажи правду, похоже оно на меня?
– Вот вчера в вечор корову доила, гляжу из сарая через кустики, зорька – вечерняя, алая – ну, прямо ты, как живой, руками машешь…
Караулов некстати рассмеялся. Василий Сергеевич вскочил из-за стола.
– Довольно, надоели ваши шутки. Я сюда приезжаю отдыхать!.. А ты, идиот, чего молчишь?! – крикнул он доктору Ивану Ивановичу, который ел, никого не слушая, клубнику со сливками.
Тот посмотрел на него белыми глазами, расправил бакенбарды.
– Да ты что? Меня это пугало совершенно не интересует. Пугало и пугало. Что ты бесишься? Приехали отдохнуть, половить рыбу, а ты орешь! В чем дело?
– А в том дело, что кем-нибудь – неприятно. Вы в Москве всем расскажете. Пугало, пугало… А я ведь не кто-нибудь. Я архитектор. Дойдет до клиентов. Это, знаете, положение подрывает. Я особняк строю Солодовникову… Хороши смешки!.. – Он возмущенно передернул плечами, встал из-за стола и ушел в дом.
– Я говорил, – лениво сказал Ленька, – что обидится.
Мы видели, как с крыльца Василий Сергеевич, держа на плече кучу удилищ, пошел на реку ловить рыбу. Проходя за сараем у огорода, он остановился и долго и пристально смотрел на чучело.
Все приятели сидели с удочками на берегу реки. Был тихий серый день. Красиво лежали цветные поплавки на тихой воде.
Василий Сергеевич вытянул большого леща и повеселел.
– Шесть фунтов, не меньше, – сказал он мне.
– Посчастливилось тебе, – говорю я.
У него опять повело поплавок. Он подсек рыбу и закричал:
– Подсачек!
Крупная рыба гнула удилище. Снова – огромный лещ. Василий Сергеевич торжествовал.
На соседнем берегу в сосновом бору стучал дятел.
– А хорошо, Константин Алексеевич, что вы пугало поставили, – не то этот дятел всю бы у вас клубнику склевал, – сказал доктор Иван Иванович.
– Дура! – с бешенством крикнул Василий Сергеевич. – Тебя бы поставить на огороде – глазищи белые, баки желтые, – так не то что вороны или дятлы – корова из стада домой бы не вернулась.
Вечером за обедом подали леща, пойманного Василием Сергеевичем. Лещ был с кашей – замечательный.
В небе сгустились тучи. В окнах блеснула гроза, ливень хлестал в окна. В трубе завывал ветер.
– Заметьте, – сказал Василий Сергеевич. – Вы ничего не поймали. Рыба перед дождем не идет. А я на леща поставил. Лещ идет перед дождем.
– Молодец, Вася! Спасибо за леща, – говорил Юрий, накладывая леща с кашей на тарелку.
Проснувшись утром, я посмотрел в окно. Солнце весело освещало мокрый сарай, на дороге блестели лужи. На огороде не было пугала. Его сорвало ветром.
Приятели еще спали. На кухне тетенька Афросинья и Ленька чистили грибы. Я вышел к сараю на огород. Пугало лежало распростертым на грядках. Картуз куда-то унесло ветром. Я поднял чучело и водрузил вновь. Рожа на круглом горшке стерлась, была запачкана в земле.
Подошел Герасим, засмеялся и вдруг, хлопнув себя по лбу, сказал:
– Постой!
Он побежал в сарай, принес охапку сена, снял с пугала поддевку и набил рубаху до отказа сеном. Потом достал поясок Юрия Сергеевича и высоко, как делал тот, подвязал живот.
Удивительно: пугало стало похоже на Юрия! Герасим взял клубнику и раздавил на горшке, на месте рта. На террасу вышел Юрий Сергеевич, посмотрел на пугало, сжал зубы и отвернулся.
Подали чай. Все собрались на террасе. Василий Сергеевич взглянул на пугало, остолбенел:
– Юрий, посмотри-ка, пугало на кого похоже, посмотри!
– Надоел, – слазал Юрий, – довольно.
– Нет, ты посмотри! – приставал к нему Василий Сергеевич.
– Ленька! – кричал он, – Афросинья, Дедушка, смотрите-ка, на кого похоже чучело?
– Чего уж, – лукаво подмигнул мне Герасим, – ишь его ветром раздуло, чисто как Юрий Сергеевич стал!
– А что, – торжествовал Вася, – закон-то возмездия есть. Вот что делает природа!..
Приятели
Хорошо было летом жить на даче. Служилый люд Петербурга уезжал в окрестности, где была особенная северная красота белых ночей. Прекрасные Петергоф и Царское Село, милая Черная речка, Парголово и много других мест…
Дачники были там разнообразны: военные, чиновники разных рангов и степеней. Помню, был такой немолодой, солидный отставной, кажется, полковник: человек из себя очень толстый и фамилию носил подходящую – Брюханов. Любил пожить, повеселиться, выпить, любил компанию. Был он уже в отставке, и как-то собрались у него приятели, тоже отставные. Часто бывало – собирались.
Лето, дача в Парголове. Семья где-то за границей, а он в Парголове один. Жарко. Надо завтракать ехать – не хочется: надо одеваться – а дома в рубашке, продувает. Хорошо.
Прислугу отпустил, ушла куда-то.
– Давайте дома закусим, – говорит хозяин Брюханов, – достанем чего-нибудь.
Посмотрели в буфет: есть вино, водка. Закуски – никакой.
– Вот что, – говорит хозяин, – здесь недалеко, вот на углу, слева, живет повар, у него кой-что есть. Хорошо готовит. Ты помоложе, Коля, – обратился он к приятелю, – помоложе нас. Поди, друг, у него отличное есть беф-буйи. Возьми… Три порции. Закусим, посидим дома, отлично…
Брюханов вынул из стола бумажник, достал сторублевую – мельче денег нет, – и дает приятелю Коле. Тот берет деньги – «хорошо, схожу» – и уходит.
Брюханов и его приятель – бывший вице-губернатор, милейший друг – достали скатерть, постлали на стол, поставили тарелки, рюмки, вино, сидят и дожидаются.
А Коля что-то не идет. Ждут, посматривают в окно, «что такое?» – думают.
– Странно… – говорит вице-губернатор.
– Да, – соглашается Брюханов, – непонятно…
Проходит два часа – не идет Коля…
– Эге! – говорит вице-губернатор.
– В чем дело? – удивляется Брюханов.
– Под суд его, сейчас же под суд! – уже кричит вице-губернатор. – Взял сто рублей и где-нибудь играет в карты!..
– Знаешь, я так потрясен, – волнуясь, говорит Брюханов. – Это же черт знает что такое! Я не ожидал… Сто рублей! Подумай! Он же был начальником канцелярии министерства…
– Постой! – перебивает его вице-губернатор. – Дай сейчас. Где бумага?.. Сейчас же я его к прокурору…
Вице-губернатор садится к столу и начинает строчить. Читает, рвет, пишет снова.
– А у тебя есть пятнадцатый том Уложения? Дай-ка! – обращается он к Брюханову.
– Здесь нет…
– Как это? Отчего нет свода законов?..
– Да с какой стати на даче? Зачем он мне здесь?
– Обязан, – говорит вице-губернатор. – Всегда должен иметь…
А сам пишет…
– Какая статья-то? Черт ее!.. 163-я?.. или как?.. ну, какая?
– А черт ее знает! Ты же губернатор… я же не знаю…
– Все обязаны знать. Ну как ее… О злоупотреблении доверием.
– Да, да, – загорячился Брюханов. – Верно. Пиши: свистнул сто рублей! Беф-буйи!.. Пиши: никогда не предполагал даже, чтобы он мог поступить так… и с кем же?.. Со мной, кто всегда его угощал, выручал!.. Он заставляет нас с тобой пить уже по пятой без закуски! Он же с ума сошел! Поставить нас в такое положение… А! Подумай… Невозможно.
– Тюрьма, тюрьма! – кричит вице-губернатор, выпивает рюмку водки и снова строчит…
А друг Брюханова чиновник Коля между тем добросовестно нашел повара. Повар солидный, седой старик.
– Беф-буйи? Нет беф-буйи. Я вам-с расстегайчики готовые и форели. Попробуйте. Присядьте. И у меня коньячок для вашего превосходительства, царский, 1811 года… Скушайте!
– Вчера, – морщится Коля, – я выпил. Теперь чувствую себя как-то…
– А чем изволили ошибиться? – спрашивает повар.
– Есть не хочется что-то, аппетиту нет…
– А всё же, разрешите узнать, на коротких напитках или на вине?..
– Всего было…
– Что ж, дело поправимое, – говорит повар и ставит на стол капусту, подает водку. – Холодная-с, капуста с хрустом, хлеб-с черный… А потом поросеночек холодный-с, прямо улыбается… Ну чего же беф-буйи?.. Не стоит-с…
Приятель Коля сидит за столиком у окошка, за окном сад. Хорошо…
– Да, – говорит он. – Послал меня за беф-буйи. «Поди, – говорит, – друг. Ты, – говорит, – помоложе…» Да что, я разве мальчик ему? Я не моложе их, я положение занимал действительного… Понимаешь! Да-с, сходить… Ну что же, схожу… А беф-буйи – подождете…
Коля выпивает шестую и закусывает холодным «улыбающимся» поросенком…
– За это, – кричит вице-губернатор, – Сибирь!
– Знаешь, – говорит Брюханов, – вот я… не одет. Ты помоложе… Сходи туда, на углу, вот там, налево – повар, в сером доме. Может быть, что случилось с ним… Это же невероятно… сто рублей!..
– Ну, положим, я не моложе… но изволь, пойду… – И вице-губернатор уходит.
– Ваше высокопревосходительство! Дорогой!.. – обрадованно встречает Коля губернатора. – Наконец-то, как я рад! Повар, вот он. Ну, знаете, беф-буйи – вздор… Холодная водка, кочанная капуста, расстегаи, форели… Идите, садитесь, приветствую… Как рад!..