Потребовалось несколько бесконечных минут, чтобы до меня наконец дошло, что это очередной приступ. А темное пятно на животе — всего лишь раздавленная слива. У меня постепенно отлегло от сердца. Очередной приступ. Всего-навсего. Но больше этого никто не знал, поэтому девчонки продолжали истерить. Трифонов же за это время успел подбежать к своей жилетке, вытащить телефон, и я ещё в себя прийти не успел, как он уже вызывал скорую.
— Ребят, всё нормально, — громко сказал я, вытирая взмокшие ладони о штаны. — Он не ранен. Это эпилептический припадок.
— Что? — Лёха будто очнулся, и они все замолчали, уставившись на меня.
— Ты дурак? — после короткой паузы заорала Нина. — Зойка попала в него. Прямо в живот.
— С чего ты взял? — заорал Яров.
В ту минуту все орали.
— Можете сами посмотреть, что он не ранен, — не моргнув и глазом, заорал я в ответ. — Не нужны скорые.
— Не трогайте его, — рыдающим голосом взмолилась Зоя. — Пусть врачи приедут и сами смотрят. Это я. Я попала в него.
Она так распереживалась, что я вот-вот был готов объяснить, откуда я знаю, что с Дятлом всё в порядке.
— Успокойся, — попробовал взять её за руку, чтобы она прекратила паниковать и услышала меня. — У него бывает такое. Это скоро пройдет.
Но Зоя, увидев, что Яров склонился над Дятлом и собирается задрать ему рубашку, чтобы посмотреть рану, шлёпнула его по голой спине и захлёбываясь слезами закричала:
— Не трогай! Может, спасут ещё.
Ярик отпихнул её машинально, не задумываясь, не особо сильно. Но этого движения было достаточно, чтобы в тоже мгновение, Трифонов, переполненный жгучей и дикой злостью, точно тигр, кинулся на него, молниеносно повалил, и принялся мощно, со всей дури, молотить сверху.
Глава 27
Яров выглядел неживым. Он лежал, раскинув руки среди затоптанной травы и сломанной полыни, и походил на павшего в смертельном бою воина, что отчасти так и было.
Дятел по-прежнему трясся в припадке. Зоя тоже тряслась, она уже не могла плакать. Сидела, раскачиваясь из стороны в сторону, возле Дятла и никого к нему не подпускала, а когда Трифонов, попытался её успокоить, послала его далеко и надолго. Меня тоже послала. Нина нервно курила на бетонной плите.
Тифон с Лёхой оделись и пошли встречать скорую, чтобы показать проезд на просеку. Я несколько раз повторил, что скорая не нужна, но из-за Зоиной истерики, меня никто не хотел слушать. В один момент я даже выпалил Трифонову, что должен сказать ему кое-что важное, но он, как обычно, отмахнулся «потом».
Тогда я сдался и решил, что если врачи приедут, то от того, что они осмотрят Дятла, кроме меня, никому хуже не будет. Ведь это только мне потом будут высказывать дома: «Куда ты смотрел».
Взяв у Нины бумажные платки, я подошел к Ярову, и меня чуть не вывернуло. Всё лицо у него было измазано в крови и собачьем дерьме, которое завершающим аккордом вывалил на него Тифон.
При первом же прикосновении Ярослав застонал, осторожно приподнял руку, вытер тыльной стороной руки глаза и аккуратно привстал на локте.
В полутьме выражения лица видно не было, но белки больших круглых глаз блестели.
— Отец убьет меня, — взял у меня из рук платки и стал вытираться.
— Почему?
— Что морда опять разбита. Что деньги на секцию выбрасывает. Что его сын такой слабак. Его сын — слабак.
— Ну, не все же должны быть Джеки Чанами.
— Я поэтому пистолет и взял, чтоб без синяков и крови.
— Ты грозился Трифонову руки отстрелить.
— Ясно же, что на понт брал, чтоб он тоже понял, что против любой силы есть другая.
Я задумался, пытаясь понять, насколько в сложившейся ситуации можно считать его поступок некрасивым, как внезапно, почти над самым ухом, раздался обрадованный крик Зои:
— Ребята! Смотрите! Ване лучше.
И действительно, Дятел перестал дергаться и, как ни в чем не бывало, сел. Он был печальный, жутко бледный, но живехонький.
— Пойдемте домой, — едва слышно пролепетал он. — Мне ещё домашку делать.
— Какая домашка? — сквозь новый приступ слёз засмеялась Зоя.
— Каникулы же.
Она порывисто обняла его и крепко стиснула.
— Какой ты смешной, Соломин!
От леса повеяло приближающейся зимой. Запах прелой травы смешался с запахом собачьих какашек. Я поднял голову: небо над нами было в привычной серо-синей дымке и только в одном месте через её толщу будто бы пробивалась маленькая мерцающая звездочка. После выстрелов, криков и нервов, вокруг стояла удивительная тишина и расслабленность.
— У тебя ничего не сломано? — Зоя, наконец, обратила внимание на Ярова.
— Я не ломаюсь, — отозвался он, проверяя, не качаются ли зубы.
— Тогда одевайся. Заболеешь.
— Пойдемте домой, — снова пролепетал Дятел. — Никит, пойдем, а?
— Посиди ещё немного. Тебе отойти нужно.
— Тем более, сейчас скорая приедет, они тебя осмотрят, чтобы уж точно всё в порядке было, — сказала Зоя.
— Как скорая? — испугано встрепенулся Дятел. — Не нужно скорую, пожалуйста. У меня всё хорошо. Никита, умоляю, не нужно скорую.
Я был с ним полностью согласен. Мысль об очередном домашнем скандале совершенно не радовала.
— Не нужно ему скорую, — сказал я Зое. — Точно не нужно.
— Ладно, — сдалась она. — Тогда нужно ребятам сказать, чтобы отменили.
Я быстро набрал номер Тифона, но автоматическая женщина ответила, что в данный момент абонент разговаривает. Позвонил Криворотову, и поляна тут же огласилась проникновенным «Я свободен…». Лёхин телефон остался в пальто Ярова.
— Вы тут собирайтесь и двигайте потихоньку в сторону дома. А я сбегаю, предупрежу их.
Пока летел через лес, переваривал происшедшее и пытался привести мысли в порядок. В первую очередь, конечно, ругался на Ярова, но одновременно жалел его, злился на Нинку, отчасти понимая и её. Думал, что, избивая Ярова, Трифонов несколько переборщил, хотя в общем-то, унижен он был прилично. Волновался, что Зоя так стрессанула, однако если бы она так не нервничала, всё могло решиться быстрее и легче. Героические выходки Дятла тоже вызывали во мне бурю негодования и возмущения, и всё же облегчение от того, что с ним ничего не случилось, затмевало собой все прочие переживания и эмоции. Я и не ожидал от себя такой впечатлительности.
Тифону дозвонился только на выходе из леса, оказывается, всё это время он разговаривал с водителем скорой помощи, объясняя, куда свернуть, а как услышал, что вызов нужно отменить, неслабо раскричался.
Я ждал их на оживленной, примыкающей к лесу улице. Стоял и просто глазел по сторонам, как вдруг случайно почувствовал то самое, что так долго не мог себе объяснить: отчего же всё-таки люди селятся все вместе в этих огромных, переполненных городах. Не понял, не сообразил, а именно почувствовал. Поймал это тёплое, приятное ощущение сопричастности к общей жизни.
Потому что город жил. Намытые витрины сияли, вывески переливались разноцветными огнями, асфальт блестел, ветер стих, вдалеке грохотало большое шоссе, тёмно-синие тени прохожих казались знакомыми и дружественными. Вместе с невероятным облегчением пришел и душевный подъем, особенно, когда я увидел Тифона с Лёхой.
В натянутых на глаза капюшонах и до сих пор не согревшиеся, они хоть и разворчались насчет скорой, но на самом деле были страшно рады, что с Дятлом всё в порядке. Мы постояли немного возле оранжевого уличного фонаря, точно греясь в его свете, и уже собрались вернуться за остальными, как к нам медленно подрулила полицейская машина и остановилась.
Полицейский открыл окно и поманил нас рукой. Мы подошли.
— Из леса идёте?
Мы кивнули.
— Выстрелы слышали?
С опаской переглянулись.
— Нет, — как можно беспечнее сказал, жуя жвачку Лёха. — Ничего не слышали.
Полицейский подозрительно покосился на него.
— Паспорта доставайте.
Но паспортов ни у кого не оказалось. Тифон попытался отговориться, что мы из этого района и просто гуляем. Полицейский выслушал охотно, покивал, но с Лёхи глаз не сводил и, когда Трифонов замолчал, вдруг с какой-то неожиданной и неприкрытой злостью сказал:
— Что ж ты, гад, всё жуёшь? Так бы и двинул тебе в рыло, чтоб уважение к представителям закона имел. А ну, быстро в машину. В участке разберемся, кто вы и зачем стреляли.
В полицию меня ещё никогда не забирали. Я вообще с полицейскими всего один раз говорил в метро, и то сам подошел и спросил, в какую сторону нужно выходить. А теперь нас усадили и повезли, как самых настоящих нарушителей. Нервничал я прилично, даже больше, чем когда увидел Ярова с пистолетом. Потому что полицейские были настоящие и про них я был наслышан всякого некиношного.
Минут через пять, Трифонов сам наклонился ко мне и хрипло зашептал прямо в ухо:
— Если не хочешь, чтобы родоков вызывали, отвечай на всё, будь паинькой и веди себя, как Соломин у доски. Тогда поспрашивают и отвяжутся. Только ничего не подписывай и лишнего не болтай. Про пистолет не вздумай заикнуться. Не было его. Любой напряг и сразу в школу стуканут.
Хмурый водитель глянул на нас в зеркало заднего вида и громко шикнул. Тифон замолчал.
Я кивнул, но задумался. Ведь, если бы маму вызвали, то это было бы как раз то, чего я хотел: её Никита с местной «улицей» да ещё и в полиции. Лучше не придумаешь. Она бы приехала за мной, а я бы сказал: "Я же тебя предупреждал, что так будет, а ты не верила".
Всё именно так, как и планировалось в самом начале, когда я решил стать «плохим», но теперь эта мысль отчего-то не грела. Напрягал даже не страх её осуждения, а то, что она будет вынуждена бросить все дела, сорваться и ехать сюда, всю дорогу перебирая возможные варианты того, что могло со мной произойти.
Нас усадили на стулья в коридоре и велели ждать.
А когда дверь кабинета отворилась, оттуда крадущейся походкой неожиданно выбрался Смурфик и, увидев нас, очень обрадовался.
— Здорово, Тиф! Как хорошо, что я тебя встретил.
— Ничего хорошего, — отозвался Трифонов. — Это ты сюда как на работу ходишь, а меня не прикалывает.