— И то, что ты ценишь в этом человеке, гораздо больше и важнее его тараканов. Даже если они огромные, как слоны. Друзья — это когда всё кругом рушится, когда наступает Апокалипсис, а ты сидишь в шалаше и знаешь, что пока вы вместе, ничего плохого не случится. Это когда ты на последнем дыхании бежишь кросс, то и дело, норовя сойти с дистанции, а твой друг подталкивает тебя в спину весь оставшийся путь. Это когда в сумке разлился йогурт, и твой друг меняет твои вонючие учебники на свои, или когда ужасно хочется есть, но ты отдаешь ему талон на питание и радуешься. А ещё, когда в два ночи ты пишешь ему всякую рефлексирующую ерунду, и вместо проклятий, он что-то отвечает, пусть спросонья и невпопад. Или когда у него приступ дикого бешенства, и ты ни капли не обижаешься, не психуешь, а просто ждешь, когда это пройдет, потому что это проходит.
Она говорила очень быстро, часто дыша, на эмоциях, как если бы до этого несла тяжеленое ведро с водой, а теперь не выдержала, и оно расплескалось.
Но раз уж я начал, нужно было идти до конца.
— Но, Зоя, ты же человек. Ты личность. Ты такая красивая, умная и добрая. Почему ты просто не можешь быть сама по себе? Тебе же плохо от этой зависимости. Как будто ты должна, как будто обязана. Но ты не должна! Если тебе от этого плохо, ты не должна.
— Без тебя знаю, — ответила дерзко, но по лицу было видно, что расстроилась.
В воздухе сильно запахло табаком.
— Вам больше не по десять лет. И ты не можешь быть всю жизнь его «корешем» просто потому, что ему нравится эта игра.
Взгляд скользнул по сумеречному окну лестничной клетки, и в его мутном, грязном отражении, я различил силуэт сидящего на ступенях этажом выше человека с оранжево-красным огоньком сигареты в руках. До боли знакомый силуэт.
— О, чёрт, — я развернул её лицом к квартире и подтолкнул, чтобы уходила.
— Что?
Прижался к её уху и еле слышно проговорил:
— Он здесь и всё слышал. Пока. Надеюсь, ещё увидимся.
Дверь за ней захлопнулась. Я спешно ткнул кнопку лифта, а когда влетел в кабину, снова посмотрел в отражение окна. Трифонов не шелохнулся.
Глава 29
А ночью мне приснился странный сон. Будто я еду в поезде. В электричке. Стою посреди вагона, а вокруг никого. За окошком яркий солнечный день, стекла блестят, сидения вокруг пластиковые ярко-оранжевые, тоже блестят. Весь вагон наполнен этим солнечным сияющим светом, и я чувствую от него какую-то глупую, беспричинную радость, а потом иду вперед по другим вагонам. Иду через всю электричку. Нигде ни души, но меня это совершенно не беспокоит. Такое ощущение, словно я сам хозяин этого поезда. А потом вдруг оборачиваюсь и на одном из сидений вижу Ярова. Сидит и смотрит в окно, а лицо у него очень серьёзное и печальное немного. Я подхожу и спрашиваю, почему он такой грустный, если кругом всё так хорошо. А он отвечает, что никак не может подобрать код от замка, чтобы выпустить Нинку из тёмной комнаты. И что если её не выпустить оттуда до двенадцати, то её заберет дракон. Я говорю, что мы не можем остановить поезд, иначе проиграем, а он отвечает, что это неважно, потому что папа его в любом случае накажет. И тут мне приходит в голову, что я знаю, где искать этот код. Просто знаю и всё. Поэтому снова иду куда-то по залитым солнцем вагонам. Иду, иду и вдруг в одном из переходов наталкиваюсь на загораживающего проход охранника, пытаюсь обойти его, но безрезультатно. Подобное меня очень возмущает, потому что это мой поезд. Поднимаю голову и вижу Трифонова. Смотрит презрительно и зло.
— Что тебе нужно?
— Хочу пройти дальше.
— Ты и так слишком далеко зашел. Ещё шаг, и я тебя убью.
— Да ладно, Тиф, мы же друзья.
— Друзья — это взаимная выгода, а ты мне не выгоден.
Силюсь что-то ответить, но не могу, тогда он распахивает дверь позади себя и выбрасывает меня в кромешную мчащуюся темноту.
Я проснулся со смешанным ощущением счастья от солнечного поезда и волной неописуемого ужаса перед падением в бездну.
В комнате было очень жарко. Волосы, спина, подмышки, лоб — всё мокрое. Батареи уже шпарили на полную мощь.
Телефон под подушкой яростно вибрировал. Дятел спал, как сурок.
Ещё толком не разлепив глаза, я вытащил трубку:
— Алло.
— Подъеду к одиннадцати, — произнес хриплый голос. — Не копайся долго.
— Я, наверное, сегодня не смогу, — мои мозги, похоже, проснулись раньше меня самого. — Кажется, приболел. Ночью плохо спал.
— Не переживай, я тебя вылечу, — пообещал Трифонов. — Через полчаса жду внизу.
Я сунул телефон обратно под подушку и упал на неё. Пахло манной кашей и кофе. На кухне вовсю хозяйничала бабушка. Вероятно, у неё был выходной.
Как же быть? В случае с Тифоном отделаться лёгким испугом вряд ли получится. Ведь не зря же этот сон приснился, я как чувствовал.
Я не Яров, и пары секунд не продержусь. Только если убежать, но зачем тогда вообще ходить? Подождет, подождет, уедет. Или попросить Дятла спуститься и сказать, что я при смерти? А может, и бить не станет, просто заставит раздеться и мазаться собачьим дерьмом. Нет уж, лучше пусть бьет.
Какое я имел право влезать в их с Зоей отношения? Тем более говорить что-либо про него? Пусть бы нас никто и не слышал. А ещё он так неприятно сказал: «я тебя вылечу».
Пришлось встать и одеться. Дятел приоткрыл глаза и тут же встрепенулся:
— Ты куда?
— Если я не вернусь, передай моей маме, что это из-за неё. И ещё можешь забрать себе мою рубашку. Любую. Да все можешь забирать.
Вышел на улицу чуть раньше назначенного срока, посмотрел на небо, на лужи и почувствовал даже не столько страх, сколько растерянность. Мне нравилось быть его другом, нравился он, и я сам хотел ему нравиться. Но Зоя мне тоже ужасно нравилась. Очень сильно. Как тут разорваться? Как выбрать? Как поступить? И что говорить, если он спросит, почему и зачем я это всё наговорил?
Я был слишком погружен в мысли, что не слышал звука мотора.
— Залезай, — он кивнул себе за спину.
— Зачем?
— Чё ты как маленький?
Доехали до ЛЭП.
Трифонов соскочил следом за мной с мотоцикла, поставил его на подножку, кинул перчатки на сидение, достал сигареты и прикурил. Костяшки на кулаках у него были разбиты в кровь, а с губ не сходила едва заметная, слегка рассеянная и болезненная улыбка. Избиение, по-видимому, откладывалось. Как тогда с Яровым, когда он сказал, что сначала нужно покурить.
Курил он молча, но смотрел пристально и выжидающе. Я тоже молчал. Неприятный, тяжелый, неловкий момент. Напряжение, повисшее между нами, было едва ли не сильней того, что бежало по высоковольтным проводам.
Я не выдержал первым.
— Ну, что? Что я должен сказать? — получилось, пожалуй, чересчур нервно.
— Я вот тоже стою и думаю, а может ты и не должен ничего говорить? Может, это я сам себе придумал? Спал сегодня ночью отвратительно, а с недосыпа чего только не придет в голову, — голос звучал приглушенно и опасно.
— Слушай, Тиф, ну всё. Собираешься бить, бей уже. Я заслужил. А что-то ещё объяснить, вряд ли смогу.
Он полез во внутренний карман жилетки, достал миниатюрную бутылочку коньяка, грамм на сто и протянул.
— Обещал тебя полечить.
— Да нет, спасибо, уже нормально. Я дома таблетку выпил.
— Ну и правильно, — он убрал бутылочку обратно. — Знаешь, почему я не пью? Не только потому, что мать нервничает. Просто как отца своего увидел, до смерти перепугался. Мне десять было, когда мать его за пьянки выгнала. А в прошлом году я на мотоцикл сел, и сам к нему доехал. В Подмосковье живет. Ничего хорошего. Бухой в хлам. Выглядит лет на восемьдесят. Услышал кто я, и орать начал, что я ему не сын, знать он меня не знает, и мать крыть по-всякому. Ехал туда, думал, увижу, почувствую что-нибудь, но, знаешь, вообще ничего. Просто противный, выживший из ума алкаш. Когда такое видишь, жуть, какой страх разбирает, во что можно превратиться.
— Слушай, Тиф, ты меня, правда, извини за вчерашнее. Реально фигню сморозил. Не то, чтобы я совсем так не думаю, но я должен был высказать это не ей, а тебе.
Он долго-долго смотрел на меня.
— Это хорошо, что ты так думаешь. Я ведь на самом деле не знаю, что с тобой делать. То ли ты крыса, то ли дебил. Но если бы не ты, она бы такого никогда не сказала.
— Чего не сказала?
— Ну, про те учебники и про Апокалипсис. Даже я забыл, а она помнит. Наверное, я реально где-то перегнул.
— Перегнул, — согласился я.
Он глубоко вдохнул воздух, зажмурился и постоял немного. Наконец отвис:
— Знаешь, если хочешь, можешь с ней встречаться. Только веди себя нормально. Пожалуйста.
Меньше всего я ожидал разрешения, а это его «пожалуйста» сразило окончательно.
— Ты ещё должен сказать, что если вдруг что, то оторвешь мне голову, — пробормотал я всё ещё не веря в правдоподобность ситуации.
— Думаю, это объяснять не нужно.
— Не нужно, — заверил я. — Но почему ты вдруг так решил?
— Потому что ты нормальный, и ты ей нравишься, а нам не по десять лет, и рано или поздно это должно закончиться. Кто-то должен забрать её у меня.
Он подошел к вышке, подпрыгнул, уцепился за перекладину и стал подтягиваться. Я плохо понимал о чем он говорит, вроде бы и ясно, и в то же время совершенно не понятно, что его так терзает.
Спрыгнул на землю и сунул замерзшие руки под мышки.
— Так я буду знать, что не имею права соваться туда, куда не имею права. А ты станешь защищать её. И всё как-нибудь выправится. Только не лезь к ней сразу. Понял?
Я купил Зое цветы: большущий букет рыже-красно-желтых астр. Увидел у бабки возле метро и не удержался. Это было глупо, но я внезапно так переполнился горячим энтузиазмом, что без оглядки бросился в неудержимый поток чувств. Точно в солнечный поезд вскочил, и он помчал меня вперед к неизведанному и прекрасному. Сияющему и никогда не наступающему будущему. И я летел в нем так стремительно, что голова кружилась, а сердце замирало. Внезапно захотелось всего и сейчас. Немедленно и как можно скорее. Как я вообще мог так долго ждать? Жить без этого? Как выдержал?