— Ты уверен в этом? — спросил мой друг.
— Тебе не нужно, чтобы я вмешивался в твоё расследование, — сказал я категорично.
— Как будто это когда-либо останавливало тебя раньше.
— Возможно, на этот раз я решил прислушаться к голосу разума.
Его глаза сузились.
— Или, может быть, ты превращаешься в трусливого обосравшегося зайчишку прямо в моём кабинете.
— Мы не состоим в отношениях. Мы трахаемся, — даже произнесение этого вслух заставило мои мышцы напрячься.
— Я люблю тебя как брата, так что послушай меня, не морочь голову Слоан, — предупредил Нэш.
— Она знает, что к чему, — сказал я.
Он покачал головой.
— Ты идиот.
— Почему люди постоянно повторяют мне это?
— Потому что даже я, эмоционально отсталый Морган, вижу, что у тебя к ней есть чувства. Всегда были. И теперь, когда ты близок к тому, чтобы найти с ней что-то настоящее, ты собираешься удрать обратно в город и притвориться, будто тебя не пугает до усрачки тот факт, что она в опасности. Если бы Лина попала в беду, ничто не помешало бы мне встать между ней и этой бедой.
— Если бы Лина попала в беду, она бы пнула эту беду по яйцам и поточила ногти об её глазницы.
— Слоан не такая, как Лина. Она накручивает себя и действует необдуманно, — напомнил он мне без необходимости.
— Это не моя проблема, — жгучая кислота разъедала мой пищевод.
— Однажды это было твоей проблемой. Вчера вечером, после ужина, я просмотрел старые материалы по делу Огдена. Слоан была той неназванной несовершеннолетней, на которую напал Ансель Роллинс, не так ли? Именно так она сломала себе запястье.
— Она, чёрт возьми, его не ломала. Это сделал он, — сказал я, поднимаясь на ноги. — И если тебе нужны подробности, тебе придётся спросить кого-нибудь другого, потому что меня там не было, бл*дь. Я сидел в тюрьме.
— Но тебя освободили на следующее же утро, не так ли? — не унимался он. — Интересное совпадение, не так ли? То, что она выступает в защиту несправедливо осуждённой женщины.
— Позаботься о её безопасности, — холодно сказал я и направился к двери.
— Я говорил серьёзно, — крикнул Нэш мне вслед. — Не морочь ей голову.
— Не буду, — пробормотал я себе под нос, стремительно покидая полицейский участок и на ходу набирая номер.
— Где мой пончик? — надулась Слоан.
На ней была моя футболка, она разливала кофе на моей кухне и выглядела восхитительно растрёпанной. У меня в груди что-то неловко сжалось. Волна собственничества выбила меня из равновесия. Я хотел этого. Её. И я не мог этого получить. Не тогда, когда близость ко мне делала её мишенью.
— Я не принёс его, — сказал я категорично.
— Злюка. Что сказал Нэш? Кто-нибудь сообщал о массовой краже крыс?
Я забрал кружку у неё из рук.
— Тебе лучше уйти.
— Почему? Что не так? У тебя такое странное лицо. О Боже. Что-то случилось с Мяу-Мяу?
У Слоан была только одна кнопка, на которую я мог нажать, чтобы заставить её уйти.
— С твоей кошкой всё в порядке. Я просто не хочу, чтобы ты была здесь.
— Прошлой ночью ты говорил совсем другое, — самодовольно сказала она.
— Можешь оставить футболку себе, — сказал я, оглядывая её с головы до ног и стараясь сохранить бесстрастное выражение лица.
— О нет, Люцифер. Я никуда не уйду, пока ты не скажешь мне, почему всего несколько часов назад ты умолял меня заставить тебя кончить, а теперь ты мистер Мороз.
— Я вспомнил все причины, по которым ты мне не нравишься.
Слоан фыркнула.
— Хорошая попытка. Ты о них изначально никогда не забывал.
— Я поговорил с Нэшем. Он покопался в материалах дела об аресте моего отца и сопоставил некоторые факты.
Она промолчала.
— Ты добровольно полезла в опасную ситуацию.
— Ты поступал так каждый раз, когда твои родители ссорились, — отметила она.
— Это другое. Это была моя ответственность. Ты не должна была находиться там. Я не должен был говорить тебе о том, что происходит. Достаточно того, что он разрушил твои планы. Он мог оборвать твою жизнь. И ты пошла туда добровольно.
Слоан скрестила руки на груди.
— Потому что ты любил её. Потому что ты хотел, чтобы она была в безопасности. И потому что я не могла больше вынести ни минуты того, что ты сидел за решёткой за преступление, которое совершил он, — она говорила мягко, но твёрдо.
— Он сломал тебе запястье в трёх местах. Тебе пришлось перенести операцию. Все твои планы, мечты — всё пошло прахом, потому что ты не могла послушать меня и поступить правильно.
Треск.
Моя свобода этого не стоила. Моя жизнь этого не стоила.
Треск.
— Люсьен, — осторожно произнесла она.
— Что? — я понял, что кричу. Я не повышал голос, как он. В этом не было необходимости. — Что? — повторил я тихо.
— Прости, что не я послушала тебя, когда ты просил меня не звонить в полицию. Я понятия не имела, что так получится. Но я не сожалею о том, что сделала, чтобы вытащить тебя.
Я повернулся к ней спиной, чтобы не поддаться искушению встряхнуть её и внушить немного здравого смысла. Многолетняя паника и гнев поднимали свои уродливые головы.
— Меня всё ещё тошнит от того, что произошло той ночью, от того, что я увидела, от того, с чем ты, должно быть, жил так долго, — продолжала она. — Я знаю, как мне повезло, что всё не закончилось по-другому. За последние несколько лет я потратила много времени, размышляя о всяких «что, если». Что, если бы я пришла туда слишком поздно? Что, если он бы навредил моему отцу? Что, если бы ему это сошло с рук? Но я ни разу не пожалела о том, как всё сложилось. Он сел в тюрьму, а ты вышел. Справедливость восторжествовала.
Я повернулся к ней лицом, хотя и не хотел на неё смотреть.
— Справедливости не существует, — выплюнул я.
— Это звучит как разговор, на который у нас обоих нет времени.
— Тебе кто-то активно угрожает. Ты не только не подумала сказать мне об этом, но и не воспринимаешь это всерьёз. Это снова пи**ец как эгоистично.
Слоан ахнула, и в её глазах вспыхнула непокорность.
— Эгоистично? Ты думаешь, что отправить твоего отца в тюрьму, чтобы все знали, кто настоящий монстр, было эгоистично?
— Ты считаешь, что знаешь, как будет лучше для всех, и это эгоистично. Ты снова отказываешься соблюдать минимальные меры предосторожности — это эгоистично. Ты подвергаешь себя опасности — это эгоистично.
Она шагнула ко мне и упёрлась ладонями в мою грудь.
— Ты начинаешь по-настоящему выводить меня из себя, а я не люблю злиться по четвергам, потому что по четвергам у нас день «Меняемся Ланчами», и я люблю четверговые ланчи. Итак, я скажу вот что. Я сожалею о своём участии во всём этом. Я сожалею, что не сделала того, чего ты от меня хотел, или не была той, кем ты хотел, чтобы я была. Я сожалею, что создала впечатление, будто не воспринимаю эти угрозы всерьёз, потому что это не так. Я пи**ец как волнуюсь из-за того, что кто-то решил подбросить кучу дохлых крыс на моё крыльцо! Теперь мы можем поговорить обо всем как взрослые люди, или ты собираешься снова засунуть голову в задницу?
К концу своей тирады Слоан уже кричала. Её подбородок выпятился, пока она смотрела на меня снизу вверх. Мне захотелось поцеловать её. Запереть её в спальне и уберечь. Мне хотелось трясти её до тех пор, пока у неё не застучат зубы и она не образумится. Не поймёт, что ей не следовало вмешиваться. Что, в очередной раз, находясь рядом со мной, она столкнулась с опасностью.
Но на этот раз я мог что-то с этим поделать.
— Мне нужно возвращаться в город, а тебе нужно идти домой, — объявил я. — Этот маленький фестиваль потрахушек закончен.
— Я смотрю, ты стоишь на своём, — съязвила она. — Хорошо.
Она ухватилась за край футболки, которая была на ней, и стянула её через голову. Слоан Уолтон была обнажённой на моей кухне. Я не знал точно, сколько моих фантазий начиналось так, но их определённо было не меньше тысячи.
— Оставь футболку себе, — настаивал я.
— Да я скорее пойду домой голышом, — рявкнула она.
Мы тратили на это слишком много времени. Ссорились, потом возвращались друг к другу, чтобы снова поссориться. В один момент мы были словно магниты, притягиваемые друг к другу, а в следующий наоборот отталкивали друг друга. Но на этот раз это должно быть навсегда. На этот раз мне нужно похерить всё навсегда.
Я последовал за ней к вешалке. Слоан сняла с крючка свою парку и быстрыми, резкими движениями просунула руки в рукава.
— Бедный мрачный мальчик с его большим членом и всем этим эмоциональным багажом.
Она попрыгала на одной ноге, натягивая на другую зимний сапог.
— Ты могла бы, по крайней мере, одеться, — сухо сказал я.
— Спасибо, но я скорее сожгу всё это, чем буду смотреть на это снова и думать о тебе.
Она играла с огнём. Я был зол, а она нажимала на мои кнопки, как ребёнок в лифте. Она либо не замечала моего гнева, либо была самоуверенна в своих несуществующих способностях защитить себя.
— Я провёл достаточно времени с женщиной, у которой не было чувства самосохранения. Я не собираюсь делать это снова. Только не тогда, когда на этот раз у меня есть выбор.
Слоан перестала прыгать на одной ноге и сердито посмотрела на меня. Ярость вспыхнула в ней, как искры в костре.
— Никогда не смей сравнивать меня со своей матерью. И если уж на то пошло, развлекайся тем, что проведёшь остаток своей жизни в одиночестве, потому что ты слишком упрям, чтобы научиться быть лучше, бл*дь.
— Если мне не придётся иметь с тобой дело каждый день, я буду с нетерпением ждать этого. Мне жаль твоего будущего мужа.
Смех Слоан был резким и безрадостным.
— На твоём месте я бы не тратила время на размышления обо мне или моём будущем муже. Потому что я собираюсь забыть о твоём существовании.
— Удачи тебе в этом.
Но она меня не услышала, потому что уже захлопнула за собой входную дверь.
Я распахнул её и вышел на улицу.