Среднее окно было приоткрыто на несколько дюймов. Так было всегда. Поэтому я сделал то, что делал всегда. Я толкнул его и пробрался внутрь.
Я мог только представить себе картину, которую я представлял собой, перекинув одну ногу через подоконник на подушку сиденья у окна. Но Слоан не рассмеялась. И не закричала. И не послала меня на х*й, и не потребовала оставить её в покое.
Она посмотрела прямо на меня, затем закрыла лицо руками и зарыдала ещё сильнее.
— Бл*дь, — пробормотал я, забираясь в комнату и подбегая к ней. — Слоан. Детка, — мои руки ощупывали её руки и торс в поисках повреждений. Потому что только самые тяжёлые травмы могли так сломить её. Самые тяжёлые травмы и самые горькие огорчения.
Ничего не обнаружив, я притянул её к себе. Паника поселилась в моей груди, когда Слоан не воспротивилась. Она должна была сказать мне, какой я мудак. Она должна была вышвырнуть меня вон. А не льнуть ко мне.
Я поднял её и прижал к груди, а когда она не начала наносить удары и оскорблять, я направился к изголовью её кровати. Я откинул одеяло, сбросил свои испорченные туфли и сел возле груды подушек, всё ещё держа её в объятиях.
Тихие рыдания сотрясали её тело, оставляя раны в моём холодном, чёрном сердце. Бездонный ручей слёз пропитал мою рубашку, пока я крепче прижимал её к себе и проводил рукой по её конскому хвосту. Снова и снова. От неё пахло дымом, который разрушал мечты, и я с трудом мог это выносить.
И всё же, несмотря на то, что мне было больно видеть боль Слоан, я понимал, какой это подарок судьбы. Быть рядом, когда она сломалась. Поднимать осколки и помогать ей вновь склеить их.
Я не говорил ей, что всё будет хорошо. Я не умолял её перестать плакать. Я просто крепко держал её, пока моё жалкое, трусливое сердце разрывалось на куски.
Я думал, что поступаю правильно, держа Слоан на расстоянии. Предполагалось, что так она будет в большей безопасности. Но, оставив её одну, я сделал её уязвимой перед опасностью, которой не ожидал. Я хотел защитить её от себя, от тёмной тени моего прошлого, от опасности, которая была моим настоящим. Но я оставил её открытой и уязвимой для чего-то другого. Для того, что чуть не отняло её у меня.
Если моя отдалённость не сможет защитить её, то моя близость сможет. С этого момента я стану тенью Слоан.
Через некоторое время слезы прекратились. Их сменила дрожь по всему телу. Слоан всё ещё не сказала мне ни слова. И я был готов сделать всё, что смогу, прежде чем она обретёт дар речи и попытается меня выгнать. Без предупреждения я подхватил её на руки и понёс в ванную.
— Что ты делаешь? — её обычно хрипловатый голос звучал болезненным сипением.
— Ты дрожишь, — сказал я, наклоняясь, чтобы включить воду в ванне. Это была глубокая ванна с гидромассажем, встроенная в облицованный плиткой пол под витражным окном.
— Н-нет, я н-не д-дрожу, — прошептала она, стуча зубами.
Мне потребовалось две попытки, чтобы поставить её на пол. Опасаясь, что она убежит, я не сводил с неё глаз, закрывая слив в ванне. На кафеле вокруг ванны у неё стояли свечи. Я достал из кармана зажигалку и зажег их. Всё ещё не доверяя, что она останется, я осторожно взял Слоан за запястье и потянул за собой, пока собирал пушистые полотенца цвета шалфея и складывал их рядом с ванной. Она добровольно последовала за мной, когда я потащил её в душ, где взял её шампунь, кондиционер и мыло.
Я собрал весь этот улов и отрегулировал температуру воды, не выпуская её из рук.
Когда я, наконец, повернулся к ней лицом, Слоан тупо смотрела на льющуюся воду. Слёзы прочерчивали дорожки по грязи, покрывавшей её прекрасное лицо. В этих изумительных зелёных глазах не было ни искорки, ни борьбы. Никакого изумрудного пламени, предупреждающего меня о неминуемом словесном потрошении.
— Нам нужно раздеть тебя, Пикси.
Она не подала виду, что услышала меня, поэтому я позаботился обо всём сам. Я протянул руку и стянул с неё испорченный свитер через голову. Я резко втянул воздух, когда увидел синяки, уже проступавшие на её руках и рёбрах. Она по-прежнему не пыталась остановить меня или помочь. Поэтому я продолжал.
В том, как Слоан позволяла мне раздевать её словно куклу, была какая-то нежная ранимость. Пока ванна наполнялась, я не торопился, снимая с неё одежду, а она стояла там, дрожащая и обнажённая. Грязь и сажа покрывали её лицо, руки и волосы. Синяки пятнали её кожу цвета слоновой кости, как будто её тело было холстом.
Ярость сжигала меня изнутри. Я не успокоюсь, пока не узнаю, кто виноват в этих синяках, и не заставлю его или её заплатить за это.
Её красота была такой изысканно хрупкой, что у меня перехватило дыхание.
Я чуть не потерял её. Причем по-настоящему. Не оттолкнул, а потерял. Наша прошлая встреча могла оказаться последней, а я и не знал бы об этом. Эта мысль пришла мне в голову в момент острой, как бритва, ясности.
Сегодня вечером я мог бы находиться в морге, а не в ванной Слоан, потому что я был глупым, эгоистичным трусом. Раньше я не верил, что смогу защитить её. Но теперь у меня не было другого выбора.
Я приподнял её подбородок, пока её зелёные глаза не встретились с моими, и я понял. Я больше никогда не оставлю её. Наши пути разошлись в последний раз. Просто Слоан ещё не знала об этом.
— Готова? — спросил я её.
Она ничего не сказала, просто смотрела на меня пустым взглядом. У меня всё сжалось в груди. Её боль была моей болью. И впервые в своей жизни я понял, что она, должно быть, чувствовала в шестнадцать лет, когда её окно было открыто, а шепот моей собственной боли доносился до неё с ночным ветерком.
Бл*дь.
Я выключил воду и усадил её на кафель рядом с ванной. Когда я убедился, что она сидит устойчиво, я снял с себя рубашку и брюки.
— Ч-что ты делаешь? — спросила Слоан, и каждое слово произносилось неуверенно, как будто она забыла, как его говорить.
— Мы принимаем ванну, — сказал я, снимая нижнее бельё и носки и добавляя их к куче одежды, которую собирался выбросить при первой же возможности. Я не хотел больше видеть её испорченный розовый свитер. Я куплю ей новый. Дюжину новых свитеров. Я отстрою её библиотеку кирпичик за кирпичиком, книгу за книгой. И я никогда больше не позволю ей столкнуться с опасностью в одиночку.
Что-то дрогнуло у меня в груди. Что-то старое и ржавое. Как будто древний замок наконец-то открыли. Свежий воздух ворвался внутрь, сдувая паутину, разжигая огонь в камине. Слоан всегда была моей. Я только сейчас осознал этот факт. Как только что-то становилось моим, я никогда от этого не отказывался.
Чувствуя себя легче, чем когда-либо за последние годы, я опустил в ванну одну ногу, затем другую.
— Давай, Пикси. Я держу тебя, — я подхватил её под мышки и опустил в воду. Затем опустил нас обоих и вытянул ноги вперёд, после чего усадил её перед собой, прижав её спину к моей груди, а её голову — к моему подбородку. Обхватив её руками, я откинулся назад.
Я впервые в жизни принимал ванну с женщиной. Не просто с какой-то женщиной. Со Слоан.
У меня потеплело в груди. У меня будет ещё много первых разов с этой женщиной.
В течение нескольких долгих минут мы так и лежали, в парах и мерцающем свете свечей, пока вода согревала нас. Когда Слоан тихонько, прерывисто вздохнула, я взял губку и флакон с гелем для душа и принялся аккуратно смывать сажу и грязь с её кожи. Моя прекрасная сломленная девочка не помогала мне и не сопротивлялась. Но она расслабилась, прильнув ко мне. Она уткнулась своим влажным лицом в мою шею. И впервые в своей жизни я почувствовал себя героем, а не злодеем.
Я был твёрдым. Было биологически невозможно не возбудиться рядом с ней, особенно когда Слоан была мокрой и обнажённой рядом со мной. Но то, что происходило между нами, было настолько глубже, чем секс, что я едва ли задумывался о своём возбуждении.
— Сюда, детка, — сказал я, опуская руки под воду и обхватывая её бёдра. Я подтолкнул её вперёд и согнул колени, после чего усадил её спиной к своим голеням. — Давай я помою тебе волосы.
Слоан ничего не сказала, пока я снимал её резинку. Её волосы рассыпались густым шелковистым занавесом по моим бёдрам, касаясь кончиками воды.
Я схватил пустой бокал из-под вина, стоявший рядом с ванной, и наполнил его водой.
— Откинься назад, — попросил я, собрав её волосы в свободную руку и осторожно потянув, пока её голова не легла мне на колени. — Хорошая девочка.
Я полил водой её белокурые локоны и снова наполнил бокал, повторяя процесс до тех пор, пока не убедился, что её волосы полностью намокли. Затем я принялся за работу, втирая шампунь в корни и шелковистую длину волос. Я работал медленно, лёгкими круговыми движениями поглаживая пальцами её кожу головы.
Слоан снова вздохнула, и её тело расслабилось, словно таяло в моих объятиях. Я не торопясь намылил и ополоснул её волосы, затем повторил то же самое с её кондиционером, пока не смыл всю грязь.
Когда мы оба наконец-то вымылись, я вытащил её из холодной воды, завернул во множество полотенец и отвёл в спальню.
— Сиди здесь, — приказал я, подталкивая её к диванчику у окна.
— Что ты делаешь? — сонно спросила Слоан.
— Поменяю простыни. Не двигайся.
Я нашёл свежее постельное бельё в её шкафу и сделал ещё одну мысленную пометку связаться с моим организатором завтра утром. Я освобожу здесь место для себя и у себя дома место для неё.
Я быстро перестелил постельное бельё, бросая нервные взгляды в сторону Слоан. Она не смотрела на меня. Она тупо уставилась на свои ноги, стоящие на ковре.
Укладывая множество подушек в нужном порядке, я поклялся, что тот, кто за это в ответе, заплатит. Я позабочусь об этом.
Когда постель была готова, я вернулся к Слоан и рывком поднял её на ноги.
— Пора в постель, — сказал я.
Она послушно последовала за мной, заставив меня мечтать о том, чтобы она затеяла ссору. Показала мне настоящую Слоан Уолтон.
Она помедлила, уставившись на гору подушек, которые я сложил в виде буквы U.