Мы обсудили ситуацию с родителями Тоби, затем с родителями Кайла. Установили меру наказания, договорились об общественных работах и официальных наказаниях.
— Моего папы нет дома, — сказал Лонни, оставшийся член преступного трио, сидящий сзади. — Он работает во вторую смену.
Пайпер виляла хвостиком, сидя на коленях у Грейва.
— Я свяжусь с твоим отцом на работе, — сказал я ему.
Лонни со скорбным видом смотрел через заднее окно.
— Он меня убьёт.
Этот фасад сухой крутизны был не таким толстым, как он думал.
— Он разозлится. Но иногда злость означает, что ему не всё равно, — сказал я ему.
— Я прое*ался, — паренек содрогнулся. — Извините. Я хотел сказать «облажался».
Мы с Грейвом переглянулись.
— Ты когда-нибудь поджигал папин сарай фейерверками, которые украл у своего пьяного соседа? — спросил у него Грейв.
— Нет! А что? Кто-то сказал, что я так сделал?
— Тебя когда-нибудь арестовывали за драку с четырьмя мальчиками на игровой площадке просто из-за того, что они назвали твоего брата засранцем, хотя формально они не ошибались, и твой брат правда засранец? — спросил я.
— Нет. У меня только сестры.
— Смысл в том, парень, что мы все иногда проё*ываемся, — сказал Грейв.
Я встретился взглядом с Лонни через зеркало заднего вида.
— Важно то, что мы делаем после того, как прое*ались.
— Погодите. Это вы такое вытворяли?
— И не только, — усмехнулся Грейв.
— Но мы поняли, что чинить проблемы надоедает, а последствия плохих решений длятся чертовски долго.
На ум пришёл Люсьен. За годы я много раз гадал, каким путём он пошёл бы, если бы у него был более лёгкий старт в жизни. Одно ясно точно — он не оказался бы за решёткой в семнадцать, если бы кто-то дал ему шанс.
— И это касается жизни, женщин и вообще всего в целом.
— Можешь записать это, парень. Золотые слова, — сказал Грейв нашему пассажиру.
Подбросив Лонни до дома и позвонив его отцу на работу, я заскочил за газировкой в «Поп-энд-Стоп». Я припарковался в школьной зоне, чтобы пугать всех любителей превышать скорость… и чтобы насолить Нолану, который прилип ко мне как банный лист в своём чёрном Тахо.
Грейв открыл свою газировку и провёл ладонью по лысому скальпу.
— Есть минутка?
Это никогда добром не заканчивалось.
— Какие-то проблемы? — я предположил, что он не просто так не хочет обсуждать это в участке.
— Дилтон.
А вот и причина. Тэйт Дилтон был новичком-патрульным, когда я перенял пост у прежнего шефа Уили Огдена, чьи десятилетия добродушного «руководства» оставили пятно на департаменте.
Дилтон был из числа тех представителей профессии, которых я прозвал бы быдлокачками. Он хотел адреналина, погонь, конфликтов. Ему нравилось демонстрировать свою власть. Его аресты были более агрессивными, чем необходимо. Его штрафы были более суровыми для людей, которые задели его лично. А ещё он проводил в спортзале и баре больше времени, чем дома с женой и детьми.
Он мне просто откровенно не нравился.
Когда я перенял пост, я не мог попросту уволить весь департамент, поэтому оставил его и вложил время в попытки превратить его в такого копа, которого мы хотели бы видеть на наших улицах. Я дал ему в напарники надёжного и опытного копа, но обучение, надзор и дисциплина не решали всех проблем.
— Что насчёт него? — спросил я, потянувшись к своему напитку, чтобы чем-то занять руки.
— С ним было несколько проблем, пока ты отсутствовал.
— А именно?
— Пока ты был на больничном, его как с поводка спустили. Пару недель назад накинулся на Джереми Трента за появление в нетрезвом виде на парковке после школьного футбольного матча. Безо всяких провокаций. Прямо на глазах его сына (защитника обороны), который наехал на Дилтона вместе с половиной своей команды. И по праву. Ситуация приняла бы весьма гадкий оборот, если бы не вмешались Харви и его дружки байкеры.
Бл*дь.
— Джереми в порядке? Выдвинул обвинения?
— Да только посмеялся. Заплатил свой штраф. В качестве сувенира ему достались синяки на коленях да содранная кожа. Отоспался и на утро ничего не помнил. Но если бы всё зашло дальше, то ему было бы что помнить.
Джереми Трент был капитаном бейсбольной команды и увёл у Дилтона титул короля бала в их выпускном классе школы. После этого у них было немало стычек в дальнейшие годы. Джереми был дружелюбным типом, который работал в канализационной компании и слишком много пил по выходным. Он думал, что они с Дилтоном друзья. Но Дилтон, похоже, считал, что между ними до сих пор шло какое-то соревнование.
Грейв поджимал губы, глядя через ветровое стекло.
— Что ещё?
— Пытался зайти слишком далеко при остановке машины. Славный внедорожник Мерседес ехал по шоссе, совсем немножко превышая скорость. Мимо него только что пролетел тюнингованный пикап, превышающий на 30 км/ч. Дилтон игнорирует грузовик, за рулем которого сидит его собутыльник Титус, и вместо этого останавливает Мерседес. Водитель — афроамериканец.
— Проклятье.
— Диспетчер дал мне знать сразу же, как только Дилтон об этом доложил. Было дурное предчувствие, так что я поехал туда с Баннерджи. И хорошо, что так. Он вытащил водителя из машины, надел наручники и орал на жену, которая снимала это всё на телефон.
— Почему я слышу об этом только сейчас?
— Как я и сказал, ты был на больничном. А сейчас ты слышишь об этом потому, что вчера вечером в том дерьмовом баре «Адская гончая» люди слышали, как он треплет языком, что якобы станет новым шефом, раз ты не можешь сделать свою работу.
Грейв не церемонился.
— Я об этом позабочусь, — сказал я, сдавая назад и до чёртиков напугав семнадцатилетнюю Ташу Вуд, потому что я выехал прямо возле её пикапа.
— Сейчас? — переспросил Грейв.
— Сейчас, — мрачно подтвердил я.
Ещё вчера у меня не было бы энергии на такое дерьмо, но я проснулся, когда почти голая Лина прижималась к почти голому мне. И это работало куда лучше любых препаратов, что мне прописывали.
Я управлял маленьким, тесно сплочённым департаментом, который служил маленькому, тесно сплочённому сообществу. Несколько тысяч людей, сплетённых общим прошлым даже крепче, чем некоторые семьи. Конечно, мы были грубоватым сообществом, которое часто решало проблемы кулаками и алкоголем. Но мы были сплочёнными. Верными.
Но это не означало, что мы не замечали проблем. Близость к Балтимору и округу Колумбия означала, что проблемы иногда просачивались оттуда. Но чтобы проблемы исходили от офицера в моём департаменте? Такое не прокатит.
Мы были хорошими мужчинами и женщинами, которые посвятили себя службе и защите. И мы становились лишь лучше с каждым вызовом, с каждой тренировкой.
На свете существовала тысяча причин вне нашего контроля, по которым вызов может пойти не по плану. Тысяча возможных ошибок, которые мы могли совершить. И нет смысла добавлять к этому списку предубеждения и дурные замашки.
Так что мы тренировались, учились, анализировали и муштровали.
Но работа всего департамента была столь же хороша, как работа самого слабого его офицера. И Дилтон был самым слабым среди нас.
— Вот и он, — сказал Грейв, предупреждая заранее.
Тэйт Дилтон не потрудился постучать. Он вошёл в мой кабинет так, будто это место принадлежало ему. Он был вполне привлекательным парнем, несмотря на начинавшееся облысение и пивной животик. Его усы меня раздражали, наверное, потому что напоминали маршала Грэхэма, который устроился за свободным столом и решал чёртово судоку.
— Чего изволите, шеф? — спросил Дилтон, присаживаясь и игнорируя остальных людей в комнате.
Я закрыл папку, которую читал, и отложил её в стопку на своём столе.
— Дверь закрой.
Дилтон моргнул, затем поднялся на ноги и закрыл дверь.
— Сядь, — сказал я, показывая на стул, который он только что освободил.
Он снова опустился, откинувшись назад и переплетя пальцы на брюхе, будто он устроился на диване своего дружка смотреть футбол.
— Офицер Дилтон, это Лори Фарвер, — сказал я, представив женщину у окна, на которую он пока что не среагировал.
— Мэм, — сказал он, пренебрежительно кивнув ей.
— Знаешь, Тэйт, когда я был ребенком, у моего соседа был пёс, которого он держал на потолке. Издалека пёс выглядел нормальным. Мягкая золотистая шерсть. Большой пушистый хвост. Пока он сидел на поводке, всё было в порядке. Но стоило выпустить поводок, то всё. Ему нельзя было доверять. Он начинал срываться. Гонялся за детьми. Кусал людей. Мой сосед не заделывал дыру в заборе. Не укреплял поводок. В итоге однажды этот пёс напал на двух детей, катавшихся на велосипедах. Пса пришлось усыпить. А на владельца подали в суд.
Дилтон презрительно скривился, жуя жвачку.
— Без обид, шеф, но мне похер на какого-то соседа и какого-то соседского пса.
Пайпер, устроившаяся в собачьей лежанке под моим столом, низко зарычала.
— Вот в чём проблема, офицер Дилтон. Ты и есть тот пёс. Я не всегда буду рядом, чтобы крепко держать поводок. Суть такова: если я не могу доверять тебе работать в одиночку, то я в принципе не могу тебе доверять. Твои недавние действия прекрасно доказали, что ты не готов служить и тем более защищать. И если я не могу рассчитывать, что ты выполнишь свою работу как можно лучше, тогда у нас серьёзные проблемы.
Глаза Дилтона сощурились, и я заметил в них злобный блеск.
— Может, вы не понимаете, раз теперь торчите за столом, но у меня там дела. Кому-то надо поддерживать порядок.
Я помолчал несколько секунд. Я правда скатывался. И у этого возникли последствия. Дилтон воспользовался ослабевшим поводком, а это означало, что его действия на моей совести, и я должен это исправить.
— Я рад, что ты это поднял. Давай поговорим о том, какое дерьмо ты проворачивал. Например, поставил подножку Джереми Тренту после футбольного матча, упёрся коленом ему в спину и заковал в наручники на глазах у его ребёнка и половины стадиона, когда он всего лишь напомнил, что ты должен ему двадцать баксов за матч Воронов. Или то дерьмо, когда ты позволяешь своему дружку Титусу гонять на тридцать км/ч выше положенной скорости, но при этом останавливаешь чернокожего авиационно-космического инженера и его жену-адвоката по гражданским правам, которые превысили скорость на 5 км/ч. Затем ты вытащил водителя из машины под предлогом… позволь свериться с отчётом, дабы не ошибиться… — я глянул на бумаги перед собой и зачитал: «Постера "Разыскивается" со сбежавшим из тюрьмы з