– Мне нужен доброволец.
Так нечестно. Он пытается нас разобщить. Превратить «нас» в «меня». Разве он не знает, что мы будем ненавидеть этого добровольца? Доброволец не сможет вернуться в состояние «мы». Мы никогда уже не будем прежними. Возможно, мы слишком драматизируем, но нам плевать. Мы считаем, что если кто-то из нас станет добровольцем, случится нечто необратимое, и нельзя уже будет начать сначала. Мистер Сорент, как вы не можете этого понять? Но я все равно вызываюсь добровольцем.
Я покидаю наш круг, и он становится «их» кругом. Я выхожу, становлюсь перед классом рядом с телевизором и представляю себе, как летящий мальчик наконец-то врезается в стену, а потом пробивает телевизор с правой стороны и падет мне на руки.
– Встань вот здесь лицом к стене.
Я делаю, как он сказал. Я чувствую, что они смотрят на меня. «Они», которые только что были «нами».
– Пожалуйста, пройди половину пути до стены. Все остальные – смотрите видео.
Я делаю четыре шага и останавливаюсь; телевизор позади меня, и я не вижу экрана.
– Кейт, пожалуйста, пройди еще половину пути.
Я делаю еще два шага. Пока я иду, я слышу, как DVD-плеер шумит, начиная работать, а потом снова останавливается в тот же момент, когда останавливаюсь я.
– Еще раз, Кейт.
Я делаю один шаг. Теперь я могу дотронуться до стены рукой и содрать киноафиши, которые мы уже однажды срывали.
– Кейт, если ты будешь все время проходить только половину дистанции, дойдешь ли ты до цели? Или она всегда будет одновременно так далеко и так близко? Что вы думаете, ребята? – Он говорит «ребята» так, будто это самое грязное слово на свете.
Я закрываю глаза и делаю полшага, затем – четверть шага, потом – одну восьмую шага, но все никак не могу добраться до стены.
– Замечательно, Кейт.
Я не двигаюсь с места, но не потому, что он мне так сказал.
– Теперь возвращайся на свое место. Я предоставляю вам решить, ударится ли этот мальчик о стену или нет.
Я не двигаюсь. Мои глаза все еще закрыты. И я буду стоять здесь, пока меня не унесут отсюда. Я еще не дотронулась до стены, но она так близко. Это неминуемо, и так всегда было. Мистер Сорент что-то говорит мне, но я не слушаю его, я не сдвинусь с места. Я останусь здесь, буду стоять с закрытыми газами и делать вид, что всегда здесь находилась. Где я? Я сижу за обеденным столом и обсуждаю прошедшие дни с моими вечно недовольными родителями. Я помогаю Лэнсу с его бровями-гусеницами сделать домашнюю работу. Я сижу с телефоном и отправляю одно секретное сообщение за другим моим друзьям.
– Кейт, возвращайся на свое место, чтобы мы могли посмотреть видео.
Нет. Я останусь там, где я сейчас. Я – бейсбольный мяч, который завис в полете. Я – пустой блокнот. Я – половина дистанции до стены. Я – видео, конец которого никогда не увижу.
Заметки к «Амбару в лесу»
Короткое примечание редакторов:
При перепечатывании рукописных страниц блокнота, текст которых приведен ниже, пометки, сделанные автором на полях и между строк, были перенесены в сноски. Курсив указывает на смену почерка. Все остальное было оставлено в точности без изменений, с сохранением всех подчеркиваний, зачеркиваний и грамматических особенностей.
Если вы найдете этот блокнот, пожалуйста, верните Нику Браху, ________ Недерленд, Колорадо, 46926, электронная почта: n.brach@gmail.com
Мисс или мистер, Нашедшие Этот Блокнот, могу я быть откровенен с Вами? Если этот блокнот потерялся, значит, и я пропал. И нет, я не преувеличиваю. Пожалуйста, спасите меня[3].
СИНИЙ блокнот. Заметки для романа (рабочее название) «Амбар в лесу».
Я надеюсь, что СИНИЙ блокнот принесет мне больше удачи, чем КРАСНЫЙ на Эвересте†[4].
Когда двадцатипятилетний Томас Овсепян, или просто Томми, учился на математическом факультете, он подавал большие надежды. Однако он бросил учебу в Университете Вермонта 5 марта 2013 года за две недели до устных выпускных экзаменов, никому не сказав о своих планах[5], даже друзьям и родным. Его родители (а также преподаватели в университете) думали, что Томми продолжит обучение и получит научную степень. Томми нельзя было назвать типичным кандидатом на получение ученой степени в области математики. Он был родом из маленького городка (Райдер в штате Пенсильвания, с населением в 8450 человек), и, несмотря на невысокий рост, он стал настоящей звездой школьной баскетбольной команды. В университете он пытался попасть в студенческую команду, но не прошел отбор. Томми не подстригал своих светло-каштановых волос, был большим фанатом рок-группы Greatful Dead, работал барменом в популярном музыкальном клубе под названием «Метроном» и развел маленькую плантацию марихуаны у себя в квартире в центре Берлингтона. Томми был общительным, дружелюбным, харизматичным. Его сосед по общежитию (Роб Пудиак) как-то сказал мне, что Томми мог бы баллотироваться на пост мэра Берлингтона и выиграть выборы†[6], вместо того чтобы слоняться по континентальной части Соединенных Штатов (как обычно поступает двадцатилетняя молодежь, считающая себя свободолюбивой. Я сам так делал в этом возрасте… Боже, я сейчас рассуждаю, как мой отец!), Томми отправился на север, в Канаду. Почему именно в Канаду? И почему, в конце концов, он оказывается именно на этом чертовом полуострове Лабрадор? Какой-нибудь грошовый романтик тут же поднимет вверх большой палец и скажет: «Ну конечно, к черту солнечное побережье Калифорнии и дикую Аляску Джека Лондона! Едем на Лабрадор, не так ли?» Томми перебивается случайными заработками, живет в дешевых отелях и отправляется на север через провинцию Квебек. 4 мая он оказывается в городе Хэппи-Вэлли-Гуз-Бэй.
нужно: Составить отчет по расходам на путешествие, найти контакты и поговорить с коллегами, связаться с Королевской полицией Ньюфаундленда, поговорить с гидом по диким местам на полуострове? объяснить Скотту, что я больше не пойду в поход один[7].
30 июня
Всем привет из библиотеки в Хэппи-Вэлли-Гуз-Бэй! Климат здесь субарктический, но солнечно и хочется ходить в одной футболке. Город расположен к юго-востоку от озера Мелвилл (этот город и озеро придутся по душе разве что кальвинистам) и в устье реки Черчилл. Город не назовешь большим, численность населения примерно такая же, как и в Райдере – родном городе Томми. Хэппи-Вэлли-Гуз-Бэй был основан во время Второй мировой, когда здесь построили авиабазу. Взлетная полоса на ней такая длинная, что эта база некогда служила запасным посадочным аэродромом для космических шаттлов НАСА. Первые гражданские здесь появились после того, как преподобный Лоуренс Б. Клейн был назначен первым представителем Объединенной церкви Канады (1953–1954). Преподобный Клейн и его жена Джоанна стали проводить в этих краях внеконфессиональные общинные собрания, и в конце концов, в 1953 году Хэппи-Вэлли был официально зарегистрирован как муниципальное образование. На тот момент в нем насчитывалось 106 семей: 45 принадлежали к объединенной церкви, 24 – к англиканской, 21 – к моравской, 12 – к пятидесятнической, 4 – к католической. В данный момент почти 40 % населения города составляют эскимосы и метисы.
1 июля
Джеффри Стивенс из Королевской полиции Ньюфаундленда: высокий, худой, как жердь, бледный, жмет руку так, словно участвует в конкурсе на самое крепкое рукопожатие. Темно-синяя сорочка слегка примялась под светло-голубой полицейской нашивкой на его правом рукаве. Из большого окна, расположенного позади его стола у него за спиной, открывается вид на залив. Стивенс довольно приятен в общении. Разговорчив. Немного запинается, когда рассказывает о том, как ему понравилась моя книга об Эвересте, но та часть, в которой многие из альпинистов погибли, произвела на него гнетущее впечатление. «Да, это было жестко. Когда начался весь тот ад и по дороге в лагерь в снегу вы споткнулись о тело мертвого альпиниста… знаете, я до сих пор не могу забыть этот эпизод». Я сказал ему, что да, это было жестко, и поблагодарил за то, что он прочитал мою книгу. Чтобы разрядить обстановку, я показываю на фотографию его молодой жены с ребенком и говорю, что у него красивая семья. Он не спрашивает меня о моей семье, и видно, что ему не хочется говорить со мной о Томми. Хотя, возможно, я придаю слишком большое значение собственной интуиции и тому, что своей позой он как будто пытается отгородиться от меня (Скотт[8] говорит, что это одна из моих самых неприятных особенностей, но я журналист и ничего не могу с этим поделать).
Тело Томми обнаружили 24 марта Антуан и Брэндон Лафоржи (отец и сын, катавшиеся на снегоходах). Стивенс показывает мне фотографию тела. Томми лежит, сжавшись в тугой комок и полностью затерявшись в своей объемной куртке. Рядом с ним – остывшие угли и пепел от потухшего костра. Вероятно, Томми умер от голода прошлой осенью. Все пять пальцев на его правой руке отсутствовали. Тело сильно разложилось, и следователь не смог выяснить, отгрызли ли пальцы Томми хищники после его смерти, или он потерял их при жизни.
Еще какие-нибудь части тела пропали?
– Нет.
Разве не странно, что животные ни на что больше не покусились?
– В поступках животных иногда сложно разобраться.
Руки Томми сильно скрючены из-за трупного окоченения. Стивенс соглашается с моими доводами. При вскрытии выяснилось, что пальцы на ногах Томми пострадали от обморожения, и Стивенс предполагает (хотя он и сомневается в этом), что, возможно, Томми сам отрезал себе пальцы рук, так как они были сильно обморожены[9]. Дальше он показал мне подробный перечень скудного имущества, найденного рядом с Томми, включая его фотокамеру. Удалось получить лишь несколько кадров с фотопленки, оказавшейся в его сумке, а также с той, что была в камере, – остальные не подлежали восстановлению. На одной из фотографий была женщина в маленькой кухне, она прятала лицо за кухонным полотенцем