Дети и ели по-разному: Ксюша, будто щадя соски матери, обволакивала их своими пухлыми губехами, а если увлекалась и делала больно, смотрела просительно, будто извиняясь. Андрюша же кусался так, что оставались раны.
Позже, когда Валя отлучила детей от груди, они питались каждый по-своему. Ксюша ела почти все, а Андрюша избранное. И поди пойми, что он хочет в данную минуту. Еще вчера уплетал яблочное пюре, сегодня плюется им. Зато бумажная салфетка — это лакомство. Ты только отвернулась, он ее запихал в рот, чуть не задохнулся, разорался, обкакался, отмутузил кулаком мать по лицу, пока она его мыла, и не уснул, хоть и вымотался, а продолжил кричать. Когда близнецам было по семь месяцев, их пришлось разделить по разным кроваткам и коляскам. Андрюша не давал сестре житья. Однажды он до крови укусил ее за щеку во время прогулки. А Ксюша так тянулась к нему…
Андрюша был невыносим. Он причинял боль не только родителям и сестре, но и самому себе. Валентине приходилось неустанно за ним следить. Но когда у тебя сразу двое малышей, это делать трудно. Только зазеваешься, сын уже что-то схватил и царапает себя, сует это в нос, в глаз тычет…
«В нем сидит демон! — вынесла вердикт Валина мама, которая иногда помогала ей. Часто не могла, работала и митинговала, поскольку «Большевичку» приватизировали и всех пенсионеров, к коим она относилась уже год, намеревались сократить. — Изгонять надо!»
Бред, конечно. Но Валя помнила, что творил Андрюша, когда его крестили. Его буквально корчило. И в купель он умудрился испражниться за те несколько секунд, что его окунали.
…А крестик, что надели на шейку, малыш сорвал и куда-то выкинул.
Если бы Валя была набожной, она решила бы, что родила антихриста. Но даже считая себя атеисткой, она нет-нет да и ловила себя на этой мысли.
Мать отнесла его к какой-то шаманке. Та провела обряд, но ничего не изменилось. Валя же обратилась к детскому психиатру. Тот посоветовал давать сыну валериану и отвлекать. Это все равно что человеку с оторванной ногой к ране подорожник прикладывать.
Когда детям исполнился год, Валя испекла торт. Большой, с противень. Под названием «Чудо». Сама это сделала, а нужно было 9 коржей раскатать и испечь, а еще крем сварить и взбить! Да, мама помогала, но больше советами. Воткнула в него две свечки. А нужно было каждому по торту приготовить…
Андрюшка раскурочил «Чудо», когда понял, что это не лично его лакомство. При этом он обжегся о пламя, и вместо радостного детского смеха дом наполнил истеричный ор. Вопила оставленная без угощения Ксюша. Ее же брат хохотал, пусть и со слезами боли на глазах.
Валя успокаивала дочь, ее муж пытался угомонить сына, но тот разбил ему нос и еще больше обрадовался. Первый день рождения для него удался.
— Давай отдадим его в детдом! — выпалил Павел, заткнув ноздри бумажными салфетками.
— С ума сошел? — вскричала Валя. — Это наш ребенок, и мы обязаны воспитать его хорошим человеком…
— Это не ребенок, а демон, а из таких хорошие люди не получаются.
— Не смей так говорить о нем!
— Скажи еще, что любишь его.
— Да. — И Валя не кривила душой. Если бы матери любили только беспроблемных детей, грош цена была и их инстинкту, и их чувствам.
— Сейчас ему год. Он едва ходит, но уже изводит всех нас. Помяни мое слово, подрастет — перережет нам глотки во сне и подпалит квартиру.
— Мама! — в слезах вскричала Валя. — Зачем он так?! — Женщина кое-как уложила внуков и вернулась в гостиную, чтобы выпить вместо успокоительного коньячку.
— Да, Паша, ты за языком-то следи, — сердито буркнула свекровь. — Мальчик непростой, но, как станет постарше, начнем его к психологам водить…
— Вы уже.
— Он совсем кроха, с такими не работают.
— Шаманки тоже?
— Это вообще ересь. Эта шарлатанка только мальчика напугала.
Обе женщины защищали Андрюшку, но каждая думала при этом, что слова Павла могут стать пророческими. Живодеры, пироманы, маньяки не с другой планеты прилетают. Они появляются на свет в этом мире и зачастую во вполне приличных семьях.
…Хомячка Андрюша убил в полтора года. Раздавил ногой, когда джунгарик выбрался из клетки и спустился на пол. А крылья насекомым отрывал еще до этого. Да и в птиц постоянно камнями кидал. Зато сестру на некоторое время оставил в покое. За нее ему здорово доставалось от отца.
Когда детям исполнилось два, их отдали в садик. Но Андрюшку пришлось забрать через несколько месяцев. В обычной группе он не смог находиться, а коррекционной не было. Директор обещала найти ребенку место, но пока этого не случилось, за Андрюшкой должны были присматривать родственники или частная няня… Если какая-то героиня снесет его выходки! Но лишними деньгами Катаевы не располагали. Они едва концы с концами сводили. Фирма Паши разорилась, он устроился на государственное предприятие начальником гаража. Поэтому Валя и не стала сидеть с близнецами до трех лет. Надеялась пристроить их и хотя бы полдня работать. Пусть на дому заниматься с ребятами музыкой — когда сын находился дома, она не могла отвлечься.
Валентина так была погружена в заботы о детях, что не замечала того, как отдаляется от нее муж. Да не только в моральном плане — в физическом. Сначала он просто перебрался на диван из супружеской кровати, потом стал задерживаться на работе, иногда ночевать там, сам отправлялся в командировки, порою длительные, не туда-обратно, а на несколько дней, вот только денег особо не прибавлялось. Вещи Паши пропадали из квартиры постепенно, началось с запасных трусов, футболки, продолжилось теплой одеждой, кое-какой персональной техникой, а когда любимое кресло-качалка испарилось, Валя поняла, что ее муж-крыса бежал с тонущего корабля.
Именно крысой она считала его в первые годы. Потом, когда время ее подлечило, простить не простила… но поняла. Мужчины хуже справляются с трудностями. Хотя мать говорила, ишь ты, испугался агрессивного ребенка, подумаешь… Другие инвалидов не бросают, слепых, не способных выражать свои мысли, а Андрюшка нормальный. Но Вале казалось, что легче любить физически или умственно недоразвитого, чем злобного ребенка. В соседях у них малыш-олигофрен жил. Митюша. Так его не только мама с папой обожали, но и бабушки со всего подъезда. Он хоть и дурачок, но улыбчивый, добрый. Двух слов связать не может, зато ласковый какой.
Андрюшка же ни к кому не проявлял не только любви, но даже элементарной привязанности. Не обнимал, не тянулся, не жался. Позволял брать себя за руку, когда спускался с лестницы, переходил дорогу, садился в лифт. Но, преодолев препятствие, ладошку свою, всегда холодную, как лапа рептилии, вырывал. Вале приходилось его придерживать за шарф или капюшон. «Купи ему поводок», — говорил Павел вроде шутя, но на самом деле серьезно. Более-менее хорошо Андрюшка относился к бабушке. Она, в отличие от отца, никогда на него руку не поднимала, а только грозно смотрела да прикрикивала, но он ее побаивался, потому что уважал.
Она умерла, когда детям было по два и семь. Многое на себя брала: работала, митинговала, как могла, с Андрюшкой помогала, да еще за старухой соседкой приглядывала в надежде, что та ей свою жилплощадь отпишет. Ей казалось, сил еще на двадцать-тридцать лет хватит. Когда недомогание чувствовала, принимала таблеточку и опять на «амбразуру». Скончалась от обширного инфаркта. Ей и шестидесяти не исполнилось.
…И осталась Валя одна с двумя детьми и позаброшенным третьим. Как дальше жить, не знала. Паша почти не помогал, только положенные алименты платил, а зарплата у него «серая» была. К счастью, Андрюшку все же пристроили в коррекционную группу. Валя немного выдохнула и устроилась на работу, но через полгода ее попросили. Могли уволить, но пошли навстречу. Дело в том, что из-за Андрюши она то на больничном сидела, то опаздывала, то срывала занятия. Он часто простужался, ломал пальцы, загонял себе под кожу иголки. А если не болел, то бил кого-то из одногруппников или изводил персонал, о чем тут же сообщали матери. Даже много повидавшие на своей практике педагоги и специалисты отмечали, что с таким ребенком они еще не сталкивались. К Валентине в дом прислали соцработников, чтобы проверить, не измываются ли над ним. С виду мама, конечно, интеллигентная и вся из себя волшебная, но мало ли… Вдруг на цепь сажает сына или запирает в кладовке без еды? Не может в нормальной среде расти такой монстр!
Проверили, оказалось, может.
Директор сказал, что Андрею у них не место. Мальчику нужен специнтернат.
Но Валя уже сбагрила одного сына отцу. Второго в дурдом отправит? Что дальше?
Это случилось дождливым осенним вечером…
Нет, пожалуй, началось все днем. И тогда еще было сухо. Из-за туч пробивались робкие солнечные лучики. Они-то и заставили родителей вывести детей во двор, чтобы те поиграли, пока погода нормальная.
Ксюша и Андрюша возились в песочнице. Дочь лепила куличики, сын рыл яму для своего солдатика. Мальчик любил играть в войну: посылал войска на верную смерть, вел за них кровопролитные бои, после чего устраивал похороны павшим. Если солдатик оставался целым, Валя откапывала его, мыла и возвращала в строй как новобранца. Тот, для кого рылась могила сейчас, потерял голову и ногу, подорвавшись на мине, и ему уже было не повоевать.
Остальные дворовые дети держались от Катаевых на расстоянии. Никто не подходил к песочнице, опасаясь Андрюшу. И только дурачок Митюша все порывался присоединиться к Валиным детям, но его не пускала мама. Лишь поэтому ее чаду от Катаева еще не доставалось. Женщина следила за Митюшей. Она знала: как только она позволит ему подойти к Андрею, тот на него бросится. В его глазах было столько ненависти, когда он смотрел на умственно отсталого мальчишку. Чем Митюша так не угодил грозе местной детворы дошкольного возраста, она не понимала. А Валя догадывалась. Андрюша не желал делиться ничем и никем. А Митюша ласкался ко всем, в том числе к его маме и сестре. И те не возражали. Андрей видел в дурачке соперника и желал от него избавиться.