— Что за цирк вы устроили? Взрослые мужики, а ведете себя…
— Дай! — уже потребовал он.
Пришлось ей искать в кошельке рубль. Вовчик взял его и протянул Коле. Тот принял, зажал в кулаке.
— Я его сохраню, — сказал он. — Может, пробью в нем дырку и повешу на шею.
— Зачем?
— Чтобы помнить о том, что настоящей дружбы не существует, а все бабы…
Он хотел закончить матом, но сдержался. И стремительно ушел.
Глава 5
Майя стояла, запрокинув голову вверх, и ловила языком снежинки. Они начали падать с неба, пока она находилась у папы. Она видела их через окно. Мелкие хлопья. Они опускались медленно, чуть пританцовывая в воздухе. Разминались перед главным спектаклем — снегопадом.
На душе было паршиво, как никогда. Ее мир рушится… Да так стремительно, что оглянуться не успеешь, как окажешься под обломками.
В детстве Майя мечтала стать примой. Что естественно. Дети, отдавая себя чему-то, неважно, балету, музыке, спорту, шахматам или моделированию, хотят достичь вершин. Стать лучшими. Майя видела себя Черным лебедем и Кармен (ах, как божественно исполняла ее партию в Кармен-сюите ее тезка Плисецкая). Но до сих пор оставалась третьей слева или крайней справа. Артисткой кордебалета. Это не сильно расстраивало, когда она была невестой Яворского. У Майи был ее гениальный скрипач, и она могла вообще уйти из балета. Родить детей и заняться преподаванием. Они это не обсуждали, но Майя грезила об этом, как когда-то о партиях Черного лебедя и Кармен…
Но Аркадий Яворский променял ее на горбатую старушку. Неубиваемую, между прочим. Грохнулась на цемент с высоты пяти метров и всего лишь ноги сломала. Даже селезенку не отбила. И не размозжила голову…
Неубиваемая!
Такая еще молодого мужа переживет.
Ну да пес с ними… С Аркадием и его Валюшей. Кажется, так он ее называет? Пусть попробуют. Все равно ничего не получится. Но если Яворский поймет это вовремя и приползет к Майе на коленях, она, возможно его простит. Если поздно, то нет. Разлюбит уже. Она себя знает. Тем более ей уже кое-кто нравится…
Аллигатор! Мысли о нем (больше о нем, нежели об Аркаше) не давали ей покоя. Как же она сглупила, явившись к нему с предложением заняться сексом! Но кто знал, что под толстой татуированной шкурой и горой мышц скрывается тонкая натура? Майю оправдывало только то, что она была немного не в себе после разговора с Аркадием.
Но это же надо умудриться потерять двух мужчин в один день! Яворский обидел ее, она Аллигатора, а результат один — ей очень плохо…
И еще папа умирает.
Пусть они почти не виделись. И он, можно сказать, бросил их с мамой. И не лез из кожи вон, чтобы с дочкой общаться и встречаться, это она… Она делала все для того, чтобы не терять связи с ним. И все равно он для нее самый-самый мужчина на планете.
Еще позавчера у Майи было если не все, то многое. Отец, жених, перспективы на будущее, а теперь она брошенка с угасающей карьерой, не имеющая возможности помочь папе. Ее заработка едва хватит на то, чтобы прилететь к Гиорги на похороны.
…Снег, что она ловила ртом, показался горьким. Майя сплюнула его. Что ей за глупость в голову пришла? Она не в Альпах, а в Москве. Тут ужасная экология.
Майя осмотрелась. Она забыла вызвать такси и теперь стояла возле подъезда с пусть и маленьким, но чемоданом. Подумала выйти на шоссе, чтобы поймать машину там. Москва перестала ее пугать. Город как город. Ничего в нем опасного нет даже ночью, а уж днем подавно. Майя подхватила чемодан за ручку и зашагала туда, где, по ее мнению, была дорога. Но заплутала во дворах. Стала ждать какого-нибудь прохожего, чтобы спросить, куда ей двигать, и обратила внимание на то, что ей откуда-то знакомо здание, стоящее чуть в отдалении. На торце его были выложены серп и молот. Массивно, агрессивно. Чтоб все помнили о диктатуре пролетариата. Майя уже видела этот дом. Но не могла проезжать мимо него, поскольку это совсем не там, где живет отец, в другой стороне.
Заинтересовавшись, Майя дошла до здания. Приснилось оно ей, что ли?
А потом она увидела магазин женской одежды, в витрине которого стоял манекен с дивным лимонно-зеленым платьем, и поняла, где она. Тут неподалеку живет горбатая старушка Валентина. То есть они с отцом буквально в одном районе обитают. Когда Майя проходила мимо магазина, он был уже закрыт. Но витрина подсвечивалась, и она видела платье. Думала, какое красивое, и представляла его на себе. Сейчас можно было зайти, примерить, но она двинулась дальше. К люку, куда упала Валентина.
Зачем? Она не знала…
Просто хотела посмотреть на то место, где могла бы умереть ее соперница.
Валентина на удивление хорошо себя чувствовала. Да, переломанное тело болело, но не сильно, спасибо отличным обезболивающим лекарствам. Ее обхаживали, как королеву. Так же дивно кормили. Она понимала, что все это благодаря Яворскому.
Ох, Аркадий…
Сколько мыслей о нем пронеслось в ее голове за эти сутки. Все, что она сказала ему вчера, было правдой. Но она не ожидала той реакции, которую получила. Аркаша все еще?.. Ее любит и хочет? И видит рядом с собой не в качестве друга, а в роли своей женщины? И ничего не боится? Ни ее зрелости, ни болячек? Ни осуждения толпы? Ему придется труднее, чем ей. Он известная персона, и его жизнь пусть не на ладони, как у звезд попсы или кино, и все же она привлекает внимание. До этого Аркадий выходил в свет с молоденькой балериной, а теперь будет с возрастной дамой, которая когда-то научила его слышать музыку.
«Я поставлю ему условие, — решила она. — Мы будем вместе, но только друг для друга. Никто не должен знать о нас». Счастье любит тишину, так говорят. Значит, они попробуют построить его, общаясь друг с другом, выражаясь иносказательно, языком жестов. Правда, близкие узнают, потому что Аркадий хочет увезти ее из России. Придется это как-то объяснять Ксюше. На остальных плевать. Но дочь не одобрит. А как отнесется к новости мама Аркадия? Нет, вот ее точно не нужно посвящать. Можно сказать, что ее мальчик просто помогает своему педагогу.
Или пойти против всего мира? Отстоять право на любовь? Ей, по сути, может мешать все, что угодно, только не возраст…
Валентина мысленно сжала кулаки, задрала голову, открыла рот во всю ширь и заорала:
— АААААА!
Сколько мыслей, вызывающих опасение, тревогу, даже панику. И одна успокаивающая: «Он может передумать!» Вчера был на эмоциях. Обрадовался тому, что Валя жива, и обалдел от ее признания, а сегодня успокоился, все взвесил и… передумал!
Валентина отбросила эти мысли прочь. Все, хватит, ей нужен покой. Дочка уже навестила ее, а Яворский, наверное, придет после тихого часа…
Он же придет?
Дверь приоткрылась. В проеме показалась круглая женская физиономия.
— Доброго денечка!
— Таня? — Валентина глазам не поверила, увидев соседку. — А ты чего тут? — Подумалось, что у нее кто-то тут лежит из близких, и она, встретив Ксюшу в коридоре, решила заглянуть к ее маме.
— Тебя пришла проведать, — и Таня зашла. В руке пестрый полиэтиленовый пакет. Гостинцы принесла? Надо же!
— Спасибо, но не стоило.
— Соседи все же. Столько лет на одной площадке прожили, детей вместе вырастили…
Татьяна плюхнулась на стул, и ее бока свесились с сиденья. Она весила много больше ста кило, но ее руки оставались изящными. И лодыжки не стали слоновьими. Она была некрупной кости. Растолстела, потому что Митюша был прожорлив, она ему готовила и сама ела. Сначала немного, потом все больше. В конечном итоге пища стала главным источником положительных эмоций. Валя знала, каково это, ей Аркадий рассказывал.
— Я тебе компотика домашнего принесла, — сообщила Таня, достав бутылку с красной жидкостью. — Тут клюква и яблоки сорта «Звездочка».
— Спасибо.
Соседка открыла бутылку, налила компот в стакан, что стоял на тумбочке.
— Попей.
— Я сейчас не хочу.
— Попробуй хотя бы. Я так старалась.
Валя взяла стакан. Но пить ей на самом деле не хотелось. Тем более компоты она не любила. И соки тоже. Нет ничего лучше газированной минералки с долькой лимона.
— С кем у тебя сейчас Митюша? — спросила Валя.
— Один. Спит.
— Днем?
— Я даю ему иногда таблеточки. В интернете продают. Хорошие, он с них спит и спит. Потом сидит спокойно, не хулиганит. А то никакого покоя. Но их часто нельзя. Привыкание. — Татьяна озабоченно нахмурилась. — Ты не пьешь компот. Мне обидно! Я приперлась ради тебя сюда. Сыну таблетку дала, чтобы уйти, а ты…
— Да, сейчас. Только дочке эсэмэс напишу. Совсем забыла, что у ее крестной день рождения сегодня. Надо напомнить, пока опять не улетучилась эта информация из головы. — Валя быстро написала сообщение. Потом еще одно. После этого отпила. — Вкусно.
— С одного глотка не поймешь. Надо залпом. Помнишь, как в детстве мы ситро дули? Бутылка за раз уходила.
Валентина опустошила стакан и крякнула:
— Ох, хорошо!
— Да, — согласилась с ней Татьяна. — Сама бы тоже попила, да мне сладкое нельзя. Худеть надо. Кстати, водичкой компот запить не хочешь? Я сейчас стакан помою и тебе ее налью.
Она тяжело встала, взяла стакан и направилась к раковине. Большое тело, жирная шея, но изящные щиколотки и запястья.
— Тань, а мой Андрюшка жив, — бросила ей в спину Валя.
— Нет, он умер.
— Я тоже так думала, но он объявился спустя двадцать пять лет. Живой и здоровый. Представляешь?
— Этого не может быть.
— Почему?
— Ты ж его похоронила.
— Не его, оказывается. Другого мальчика. А Андрюша сейчас известный спортсмен. В Америке скоро будет нашу страну представлять.
— Это ты бредишь. С лекарств такое бывает.
— Мне давали только обезболивающее. От них не бывает изменения сознания… Только в сон клонит.
— Тебя клонит?
— Да, немного.
— Как твой сын мог выжить?
— А как я смогла? Люди падают с пятиэтажек, и ничего. А мы всего лишь в колодец рухнули. Это семь метров максимум… — Валя зевнула, потом еще и еще.