Бабуля отступает от Райан и внимательно изучает ее новый имидж.
– Не тяни, бабуль. Что думаешь? – спрашивает сестра. Она чуть выпячивает грудь и, кажется, нисколько не боится вердикта.
– Дерзко. Мне нравится. Кроме этой штуки в носу. Хочется подать тебе платочек.
Если бы кто-то другой сказал такое Райан, она бы взбесилась, но это произнесла бабуля, так что сестра заливается заразительным смехом, который заполняет всю кухню. Я смотрю на сестру не в силах сдержать улыбку.
Затем бабушка поворачивается ко мне и ласково гладит по щеке рукой, которая загрубела от работы в саду.
– А ты как, дорогая? Я смотрю, ты выглядишь лучше.
Опускаю глаза на сарафан с сандалиями и с некоторой гордостью отвечаю:
– Я ездила на пляж.
– На охоту? – спрашивает бабушка.
Качаю головой.
– В любом случае тебе это к лицу, – обводит она жестом мой наряд. – И загар, и море, и песок.
– Спасибо. – Я слегка волнуюсь. В отличие от Райан, я не люблю, когда меня пристально разглядывают. Отчасти из-за того, что все только так и делают с тех пор, как умер Трент. А бабуля, кажется, и вовсе видит меня насквозь.
– Я плавала на байдарке, – вдруг добавляю я. – Брала урок гребли.
Что я несу?
– Серьезно? – поднимает брови Райан и вручает мне кукурузный початок.
Я сразу начинаю чистить его. Уже жалею о своем непреднамеренном признании.
– Это замечательно, детка, – произносит бабуля мягким тоном. Она никогда не говорит так с Райан. Ей кажется, я более нежная, чем сестра. Бабушка треплет меня по щеке. – Если тебе понравилось, надо продолжать. Как я всегда говорю: живи в солнечных лучах, плавай в море и пей звенящий воздух.
– Не ты говоришь, а Эмерсон. Это было написано на открытке, которую я тебе посылала на день рождения, – отзывается Райан и поливает капрезе оливковым маслом. Только ей можно поправлять бабушку.
– Значит, великие умы мыслят одинаково! – заявляет она и достает из холодильника бутылку белого вина, а затем снова обращается ко мне: – В общем, детка, я рада, что ты активно отдыхаешь. Думаю, это нужно отпраздновать.
Бабуля открывает вино, достает из шкафчика бокал и наливает себе куда больше положенного.
Райан смеется.
– Ну что? Зато теперь не придется вставать через пять минут за добавкой, – подмигивает бабушка. – Я уже в возрасте. И могу позволить себе спокойно выпить со своими прекрасными внучками.
Райан не требуется дополнительных приглашений. Она достает еще два бокала и выливает в свой все оставшееся вино. Я гляжу на нее исподлобья, бабуля хохочет.
– Что? – спрашивает у меня сестра. – Будь я сейчас в Европе, как раз этим бы и занималась.
Бабушка поднимает бокал, а я достаю из холодильника минералку и наконец наполняю свой.
– За новые начинания, – провозглашает сестра и тянется чокнуться со мной. Видимо, она имеет в виду не только свои.
– За новые начинания, – подхватывает бабуля.
Мне становится немного стыдно, и повторить тост не получается, но я все же присоединяюсь. Приятный звон хрусталя в кухне, залитой лунным светом, вдруг наполняет эти слова теплом и надеждой.
Едва я делаю глоток, как бабушка шлепает меня по заду.
– А теперь марш мыть руки и за стол, чтоб не волновать матушку. Она и так винит меня в том, что я испортила твою сестру.
Райан только усмехается, как ни в чем не бывало продолжая пить вино.
– Так и быть, – недовольно бурчу я, но лишь для виду – с этой парочкой я чувствую себя невероятно счастливой. – А где, кстати, мама?
– Она меня подбросила, а потом умчалась в какой-то хипстерский[4] магазин экопродуктов, чтобы за бешеные деньги купить там полезное для сердечка мясо. Скотину, которую пустили на это самое мясо, при жизни якобы холили и лелеяли, травкой кормили и чуть ли не в лобик целовали.
Мы с сестрой переглядываемся: бабуля сказала хипстерский.
– Ох уж эти модные магазины! – улыбается Райан и ставит салат в холодильник.
– Грабители, – соглашается бабушка.
Кладу в контейнер последний очищенный початок и подыскиваю себе занятие. Мне очень хочется задержаться на кухне. Осознаю, что люблю бабулю и жутко скучала по сестре. С возвращением Райан дом кажется куда более живым.
– Иди-иди, – подталкивает меня бабушка. – Мне надо обсудить с твоей сестрой ее избавление от тропа разъяренной феечки.
Она еще раз шлепает меня, и я понимаю, что нужно оставить их вдвоем. Я знаю, как пройдет этот разговор. Бабуля захочет удостовериться, что Райан правда в порядке, и попросит выложить все начистоту. Сестра позволит себе быть ранимой, бабуля поддержит ее, и они вместе придумают какой-нибудь план действий. Они давно сблизились – с тех пор, как умер дедушка. Когда мне было семь, а Райан девять.
До этого момента мы не видели бабушку настолько разбитой. Она была парализована горем и все время молчала. До смерти дедушки – и потом, когда она пришла в себя, – бабуля все время чем-то занималась, что-то выдумывала. А когда его не стало, она будто погасла. Тогда я не могла ее понять, но теперь мне очень хорошо знакомо это чувство.
Когда это произошло, мама взяла на себя все бытовые хлопоты, а я просто сидела с неподвижной бабушкой в комнате и понятия не имела, что с ней делать. Но через пару недель заявилась Райан, положила руки ей на колени и решительно произнесла: «Вставай».
Это слово помогло бабушке, и она стала прикладывать усилия к тому, чтобы вернуться к привычному образу жизни. С той поры между ней и Райан установилось особое взаимопонимание. Они общаются по-доброму, но не церемонятся. Я немного жалею, что со мной они ведут себя иначе. Когда случилось несчастье с Трентом, все ходили на цыпочках, сдували с меня пылинки и обращались так, будто я фарфоровая ваза. Почему они боялись меня задеть? Я и так была разбита на тысячу осколков, которые, как ни убирай, все время норовили впиться в ногу, когда этого меньше всего ждешь.
Задерживаюсь на лестнице в надежде услышать хотя бы первые реплики из беседы бабушки с сестрой, но они говорят так тихо, что я быстро сдаюсь и бегу принимать душ. Закрываю за собой дверь, включаю воду, стягиваю платье и остаюсь в одном бикини. Рассматриваю себя в уже слегка запотевшем зеркале. Кажется, я понимаю, о чем говорила бабуля, – что-то во мне изменилось. Спасибо свежему воздуху, океану… и, наверное, Колтону Томасу.
Растрепанные кудри ниспадают на ярко-красные плечи и грудь, которые уже завтра покроются ровным коричневым загаром. Наклоняюсь ближе к зеркалу и вижу на щеках и носу россыпь едва заметных веснушек. Успеваю улыбнуться своему отражению, пока оно не скрылось за клубами пара. Хороший был день. Мне даже немного жаль смывать соль и песок – вот бы они остались на коже и напоминали о том, что за окном меня ждет целый мир, который и не думает стоять на месте.
И что сегодня я была частью этого мира.
Глава 14
Рукам человека не сотворить ничего возвышенней фантазий его сердца.
– РАССКАЖИ-КА О СВОЕМ УРОКЕ ГРЕБЛИ, – жизнерадостно просит Райан и передает мне блюдо с горкой завернутой в фольгу кукурузы.
Чувствую, что мама навострила уши, и бросаю гневный взгляд на сестру.
– Что? – Это звучит почти невинно, а во взгляде читается просьба поддержать тему. – Мне кажется, это очень круто!
«Ага, а еще ты не хочешь обсуждать расставание с Итаном, неудавшуюся поездку и свои дальнейшие планы», – думаю я.
– О чем это вы? – переспрашивает мама. – Ты сегодня брала урок гребли?
Она с изумлением смотрит на меня. Ее эмоции легко объяснимы: байдарка и я – понятия несовместимые.
– С тобой, что ли? – обращается она к бабуле. – С «Обществом красных шляпок»?
Та отрицательно качает головой, и мама поворачивается ко мне с еще более удивленным выражением.
– Так с кем ты ездила?
Передаю ей блюдо с кукурузой и беру у Райан мясо из того самого хипстерского экомагазина. С деланой небрежностью отвечаю:
– Да ни с кем. Сама. Мы с бабулей вчера обсуждали, что иногда бывает полезно сменить обстановку, вот я и попробовала.
Я пытаюсь перенять манеру Райан говорить уверенно и лаконично, чтобы ни у кого не возникало лишних вопросов. А они могли возникнуть, потому что я в жизни не проявляла интереса к гребле. Ни разу. Впрочем, после удара, который настиг отца, мама стала менее внимательной к подобным деталям.
Это не помогает: на меня все равно обрушивается лавина вопросов, словно я только что вернулась из кругосветного плавания, а не взяла единственный урок. Все говорят одновременно и при этом не прекращают передавать друг другу тарелки. Одна бабуля хитро улыбается и молча следит за допросом.
– Тебе понравилось?
– Швы же не намочила?
– А инструктор – парень?
– А где именно вы плавали?
– Могла занести инфекцию.
– Симпатичный? Девушка есть?
– Блин, – говорю я, после того как все замолкают в ожидании ответов. – Это просто урок гребли, только и всего!
Голос звучит раздраженно. Но я злюсь не на них, а на себя, потому что придется утаить одну очень важную подробность. И зачем я вообще об этом сказала?
Мама разглаживает салфетку у себя на коленях.
– Прости, милая, мы просто рады, что ты хорошо провела время. И нам хочется все разузнать. – Она улыбается и пожимает плечами.
Знаю, она говорит искренне, но мне все равно не по себе. Не думала, что простая вылазка из дома станет поводом для всеобщего восторга.
– Да ничего особенного, – бормочу я, уставившись в тарелку, будто не знаю, что вся семья ждет, когда же я вернусь к привычному образу жизни.
– Твоя мама имеет в виду, – вставляет бабуля, – что мы счастливы видеть, как ты…
– Прихожу в норму? – без особого труда завершаю я. Это ее любимая фраза.
– Именно, – кивает она и опускает вилку. – Раз этот балаган закончился, настало время и мне задать вопрос. Ты собираешься взять еще один урок? Думаю, это хорошая идея. Говорю с позиции старой мудрой женщины. Куй железо, пока горячо.