— А его работе не мешает забота о трех домах?
— Разумеется. Конечно, у него в Лондоне есть Бекки, женщина очень энергичная, а Бронгер и Офке в Амстердаме управлялись с домом еще при его отце. Тобер и Анке прожили здесь всю свою жизнь, а я в его отсутствие присматриваю за делами.
— Ему очень повезло, что на него работают такие преданные люди.
— Конечно, они с радостью умрут за него, — сказала Мевра Ван дер Эйслер как нечто само собой разумеющееся. — Как когда-то ради его отца.
Позднее, уже лежа в постели, Оливия вспомнила эти слова. Понимает ли Рита, гадала она, за какого замечательного человека собирается выйти замуж? И подходит ли она ему? Оливия пнула подушку с совершенно излишней энергией, перевернулась на другой бок. Конечно, не подходит.
На следующее утро все еще шел снег. Оливия, одетая в одолженное ей Меврой теплое пальто с капюшоном и высокие сапоги, вышла с Нел в сад, чтобы слепить снежную бабу. Это дало ей возможность оглядеть дом снаружи. Увенчанный двускатной крышей, он смотрелся очень солидно: по обе стороны от входной двери тянулись ровные ряды окон. На втором этаже окна были поменьше. С тыльной стороны к дому примыкали два узких крыла, которые почти смыкались, образовывая нечто вроде внутреннего дворика, а сбоку виднелась большая оранжерея.
Рядом с домом стояли хозяйственные постройки, и все это было окружено кирпичным, потемневшим от времени забором. Окружающие поля скрыты под слоем снега, который шел, не переставая, так что ходить уже было трудно. К великому удовольствию Нел, они слепили снежную бабу и через заднюю дверь вернулись обратно в дом, сняли с себя теплую одежду, и терпеливо ожидавший Тобер проводил их в холл. Они поднялись наверх, привели себя в порядок, а когда снова спустились, Оливия остановилась, не зная куда идти.
— Идите сюда, — позвала их Мевра из-за полуоткрытой двери в дальнем конце холла. — Хорошо погуляли? Идите, погрейтесь у огня. Это маленькая гостиная, я провожу здесь много времени, и вы можете пользоваться ею в любое время. Вон тот шкаф — Нел знает, правда, дорогая? — набит играми. Сейчас мы попьем кофе, а потом я должна буду обсудить кое-что с Анке. Чувствуйте себя как дома, Оливия, можете ходить, где вам вздумается. Если захотите, попозже я покажу вам дом.
— С удовольствием, — сказала Оливия. — На вашем месте я бы, наверное, хотела, чтобы мистер Ван дер Эйслер остался одиноким, чтобы не уезжать из этого дома. — Внезапно она покраснела. — О, извините, это так нетактично с моей стороны…
— Нисколько, дорогая, я надеюсь, что его жена не будет возражать, если я время от времени буду наносить им визиты. — Она улыбнулась. — Кроме того, он и его жена не станут жить тут все время. Те, кто привык жить в больших городах, могут почувствовать себя здесь очень одинокими.
— Но вы же не чувствуете себя одинокой, и я бы тоже… — Оливия осеклась и покраснела. — Извините, я хотела сказать, что мне нравится сельская жизнь. Хотя некоторым людям она не по душе.
Мевра Ван дер Эйслер не показала виду, что заметила ее смущение.
— Что такое одиночество, — заметила она, — просто состояние души, не так ли? Когда этот снегопад прекратится, не прокатиться ли нам с вами в Леуварден? Как только дороги очистят, Тобер отвезет нас. Вы катаетесь на коньках, Оливия? Нет? Жаль, но завтра приедет Дирк и с удовольствием поучит вас. Прошлой зимой он учил Нел. Мы пойдем все вместе…
Итак, день прошел замечательно. После обеда состоялось обещанное знакомство с домом, потом они пили чай перед камином, а после этого Оливия играла с Нел в настольные игры, в то время как Мевра занималась вышиванием. Осмотр дома доставил Оливии громадное удовольствие. Интерьер представлял очаровательную смесь из прекрасно обставленных старинной мебелью комнат с высокими потолками, сохраняющих тем не менее вполне обжитой вид, и отделанных панелями из потемневшего дерева небольших комнат с решетчатыми окнами. К этим комнаткам вели узкие проходы с небольшими лесенками, ведущими то вверх, то вниз.
Кухня была огромной, вдоль одной из стен тянулась большая плита, у противоположной стены стояли старомодный буфет, наполненный посудой, и длинный стол с деревянными стульями. На кухне находилась Анке и еще одна женщина, чистившая овощи у раковины. Оливия поздоровалась с ними, и ее повели показать кладовые для мясных, молочных и прочих продуктов.
— Конечно, теперь, когда у нас есть холодильник, эти комнаты нам не нужны, — сказала Мевра, — но мои внуки любят играть здесь в прятки. Эта дверь ведет в сад, а та лестница — на чердак. Мы ими тоже не пользуемся, но дети любят ходить туда.
Дирк прибыл на следующее утро, сразу после завтрака. Он был очень похож на Хасо: такой же высокий, правда, не такого плотного телосложения, и смеялся он гораздо чаще. Молодой человек пожал руку Оливии, подбросил Нел над головой и объявил, что пробудет дома несколько дней.
— Я только что сдал экзамены, — объяснил он, — и сейчас у меня каникулы. Завтра снег перестанет идти, и мы поедем кататься на машине. — Дирк улыбнулся Оливии. — Вы не боитесь?
— Нет, хотя, с другой стороны, поскольку я с вами еще не ездила, то уверенной быть не могу.
Дирк громко рассмеялся.
— Мне кажется, мы с вами поладим. Откуда старина Хасо откопал такую красавицу?
Они сидели за столом в маленькой гостиной и играли с Нел в «Змеи и лестницы». Оливии казалось, будто они знакомы друг с другом не первый год. Он был моложе, и она чувствовала себя как бы его старшей сестрой, а он все время смешил ее. Вот и теперь, она бросила кость — и все рассмеялись, потому что ей пришлось спуститься по змее и начать все сначала.
— Я тебя люблю, Дирк, — сказала Нел. — Конечно, дядю Хасо я люблю больше, но ты очень хороший.
Дирк притворно вздохнул.
— Всегда одно и то же. Я выворачиваюсь наизнанку, стараясь завоевать популярность, а Хасо вообще не прилагает к этому никаких усилий, но все почему-то стараются привлечь к себе его внимание. Что вы такое сделали, Оливия, что он обратил на вас внимание? — Вопрос был задан в шутку, но когда Дирк взглянул на нее и увидел ее лицо, он быстро добавил: — Хотя, разумеется, вы так красивы, что вам нет необходимости бороться за чье-то внимание, правда, Нел? — Он утрированным жестом бросил кость. — Уверен, что Оливию ожидает блестящая карьера, когда-нибудь мы увидим ее на обложках дамских журналов всю в жемчугах и бриллиантах.
Они рассмеялись, и этим щекотливый инцидент был исчерпан, но позднее вечером, когда Дирк разговаривал с матерью у камина, он спросил:
— Мама, а Хасо нравится Оливия?
— Думаю, да, дорогой. — Она не удивилась этому вопросу.
— Видишь ли, сегодня я кое-что сказал — просто подсмеивался, — и мне показалось, что Оливия…
— Да, дорогой, я уверена в этом, и она вполне подошла бы Хасо, но он никогда не показывает своих чувств, ты же знаешь. А теперь еще эти сложности с Нел и Ритой. Для постороннего решение проблемы очевидно: пусть он женится на Рите, которая, я полагаю, этого очень хочет, и сделает Нел счастливой. Видишь ли, Хасо и Роб очень дружили, поэтому он может чувствовать, что должен сделать это.
Дирк встал и заходил по комнате.
— Если они были друзьями, то вряд ли Роб захотел бы, чтобы Хасо был несчастен всю свою жизнь. Он уживался с Ритой, потому что любил ее, но я сомневаюсь, что Хасо тоже любит ее. — Он ногой отбросил попавшийся ему на дороге стул. — Оливия мало говорила о себе. Она счастлива?
— Из того, что рассказывал мне Хасо, а знает он, как мне кажется, очень мало, она живет с матерью и довольно противной бабушкой, которая приютила их после смерти отца и никогда не забывает напоминать об этом. Он говорил, что раза два был у них дома, и ему стало очевидно, что бабушка не любит Оливию. Ее мать — женщина маленькая и хрупкая, а Оливия пошла не в нее, и это раздражает старую леди. И конечно, Оливия не имеет никакой подготовки, чтобы преуспеть в какой-либо профессии.
— Я удивлен, что она до сих пор не замужем.
— Она, кажется, была помолвлена, хотя Хасо не слишком распространялся на эту тему.
— Как долго пробудет здесь Нел?
— Пока Хасо и Рига не решат, что делать. Нел прекрасно себя чувствует в школе и у английской бабушки, она очень привязана к ней, но каждый раз, когда приезжает к матери, чувствует себя несчастной. Не мое дело критиковать Риту, но очень жаль, что она должна оставлять Нел на женщину, которую девочка не любит. Хасо хорошо сделал, что уговорил Оливию приехать, чтобы приглядеть за Нел.
— Ей платят?
Его мать удивилась.
— Понятия не имею. А почему ты об этом спросил?
— Ее одежду нельзя назвать модной, не так ли? Хорошего качества, но довольно поношена.
— Ты, конечно, прав. Я обратила внимание, что ее вещи скорее практичны, чем модны, но я думала, что она привезла одежду, подходящую для работы и времени года.
— Удивительно, как Хасо не обратил внимания…
Хасо обратил. Собственно говоря, Оливия настолько вошла в его жизнь, что ее одежда была знакома ему до последней пуговицы, и он прекрасно понимал, что критерием для выбора предметов туалета была их практичность, что за ними тщательно ухаживали, хотя они и вышли из моды. Ему хотелось бы, чтобы ее одежда соответствовала ее красоте, хотя для него она была бы столь же очаровательна, если бы даже на ней был мешок из-под картофеля. Он постоянно думал о ней, думал во время операций, осмотров и обходов, думал и теперь, когда сидел дома у Риты, пытаясь уговорить ее бросить работу и создать дом для Нел.
— Но девочка пока прекрасно себя чувствует в школе, и потом, чем я буду заниматься в ее отсутствие?
— Найди себе жилье в Англии. Ты же не нуждаешься, Рита.
— Я бы умерла от скуки — хотя, конечно, если бы я могла жить в городе и вести светскую жизнь… — Она замолчала и улыбнулась ему, но ничего не смогла прочитать на его непроницаемом лице. — Нет, я не собираюсь бросать работу. — Она почувствовала раздражение. — Работа доставляет мне удовольствие, я встречаюсь с интересными людьми, много путешествую — должна же я иметь в жизни какую-то радость. Хасо, я еще молода и, как говорят, красива. Ты же не думаешь, что я проведу остаток жизни как домохозяйка, в компании Нел?