- А Рахиль знала его?
- Как не знать. С малых лет знала. Еще когда у отца-матери жила. Из-за него, можно сказать, и в обитель ушла.
- То есть?
- Любились они, а Василию отец согласия не давал. Другая у отца на примете была, с приданым хорошим. Василию бы выделиться да взять Марфу-то за себя… Марфой ее в миру звали… А он не посмел отца ослушаться, женился, как было велено. Ну а Марфа в монастырь пошла: родители у нее богомольные, не препятствовали, рады, что дочь христовой невестой станет. Только она долго еще, лет пятнадцать, постриг не принимала, ровно все издала чего-то. Так в послушницах года до двадцатого и ходила. Зато потом сразу благочинной стала - порядки все монастырские хорошо знала, городским подворьем столь времени ведала. По представлению игуменьи архиерей ее и рукоположил сразу же… А после, как разогнали монастырь, у архиерея жила в доме, прислуживала. Потом у Василия Михайловича до поры, пока он не уехал и Дом у него не отняли.
Старуха заметно устала, голова ее клонилась все ниже, сникал голос, срывавшийся на шепот. Увлеченная воспоминаниями, она, как видно, не прочь была бы продолжить разговор, но Михеев решил дать ей покой. Сунув незаметно под подушку сверток, он встал.
- Ну, спасибо, бабушка. Устала небось? Живется-то как?
- Как старой живется… Доживаю вот свой век. Не приберет господь никак. Спасибо Петровне, приютила старость- мою. Сама не в достатке, видишь,- обвела она головой избу,- а бедную старуху приветила, пригрела. Робит день-деньской, а я ей даже обеда сварить не могу, совсем занемогла.
- И не помогает вам никто, не навещает?
- Кому мне помогать? Сытый голодного не разумеет. Да я и не голодная, много ли мне надо. Картовочку пожую, чайком запью - и сыта… А навещать - было дело, навещали… Вот Марфа… Не привыкла я ее Рахилью-то называть, все Марфа да Марфа всю жизнь была, только уж под старость, в двадцатом году Рахилью стала…
- И часто она вас навещала?
- Где часто, однова только и была. Рыбки принесла солоненькой, творожку криночку. Вспомнила, вишь, нашла.
- Когда же она была у вас?
- Да вот, кажись, сразу после того, как я у вас с ней повстречалась.
- Что она вам рассказывала, когда приходила?
- О себе мало что говорила, живу-де у добрых людей, кормят, говорит, поят. Больше все меня спрашивала.
- О чем?
- Как живу, то да се. И об этом спрашивала, чем, дескать, начальники интересовались. Я говорю - о Монастыре. Как жили, как молились, когда его закрыли. А больше ничего не рассказывала. Я ведь помню, слово давала вам не сказывать, о чем разговаривали. А уж слово дала, сполнять надо.
- Ну, доброго здоровья вам, бабушка. Поправляйтесь…
Михеев легонько коснулся ладонью ее пергаментной сморщенной руки.
- Спаси тебя бог, касатик,- проскрипела старуха вслед.
Нет, не пришлось порыбачить Михееву, половить красноперых окуней у крутых берегов Тобола. К удивлению еще даже не успевшего подготовить снасти Андрея Ивановича, он собрался в обратный путь. Но, понимая службу, Андрей Иванович не стал докучать расспросами.
- Нужно - значит, нужно, чего уж там,- сказал он забеспокоившейся Анисье Тихоновне: не остался ли чем недоволен гость.
Саидов же, которому Михеев рассказал о своем визите к Агнии, ликовал!
- Верно говоришь. Это кончик надежный. Надо тянуть его. Хитро ты связал одно с другим, я б, пожалуй, недотумкал. Буду ждать, дорогой, возвращайся скорее. Не взять ли их заранее?
- Ни в коем случае. Трогать пока не будем,- сдерживал его Михеев.- А ты пока вот что… Разыщи и вызывай из Казани Томилова. А за Мезенцевой организуй догляд, чтоб о каждом шаге ее знать. Сделай, пожалуйста, это поосновательнее и… потоньше, что ли.
- Не беспокойся.
Неделю спустя Михеев вернулся с полномочиями на продолжение операции. К его удивлению, Свиридов охотно подписал командировку, заметив при этом:
- Смотри там - поменьше беллетристики. Валюта нужна, понимаешь, очень. Вон как строить размахнулись,- кивнул он на развернутую газету.
Саидов ввалился в кабинет Михеева, когда тот уже собрался уходить. Он оседлал стул, лицом к спинке, и, раскачиваясь на нем, доложил:
- Все в порядке, товарищ начальник. Наблюдение работает. Мезенцевой о приезде Томилова сообщили.
- Ну и как?
- Сидит дома. Картошку перебирает. А вечером вышла. Ходила квартиру для Томилова искать.
- Нашла?
- Как не найти… Особенно с нашей помощью. У кого бы ты думал? У тетки жены моей. Рахиль это не знает, я к тетке не хожу: богомольные они, а я коммунист. К тому же татарин, нехристь. Мне и так чуть выговор не сунули, за то что теща ребенка нашего тайно окрестила.
- Квартира - это хорошо,- одобрил Михеев.
- Чего хорошего? - удивился Саидов.- Жить-то ведь будет на казенной, на наших харчах.
- Там посмотрим,- уклончиво заметил Михеев.- А ты тетку навести, нехорошо. Двоюродная теща вроде. Ну, хоть завтра к вечеру.
- А что я там буду делать, у двоюродной тещи в гостях?
- Это я тебе потом скажу. А пока пойдем-ка, друг, спать. Завтра с утра пораньше пойдем мы с тобой, Саша, в томиловский дом.
- Это еще зачем?
- Клад искать.
- Ты скажешь,-усмехнулся Саидов, одеваясь.- Так бы все быстро…
- Быстро… Мы и так с тобой эвон сколько мозги сушим и себе и людям. Кончать надо. Начальство требует.
- От приказа бы только зависело…- вздохнул Саидов.- А где этот томиловский дом, кто в нем живет? Почему я не знаю?
- А ты и в самом деле не знаешь? - всерьез удивился Михеев.- На вот, читай адрес.
Саидов взял бумажку и вытаращил глаза: это был адрес жилого дома горотдела милиции, где Михеев останавливался в прошлый приезд.
В этом месте правый берег Иртыша переходил постепенно в просторный луг, в бурные весны заливаемый половодьем. Старый дом Томилова, неказистый, но добротный, на совесть рубленный пятистенок под железной крышей, с прочными воротами из двухвершковых плах, ничем особенным не выделялся среди своих собратьев. К берегу усадьба выходила огородом, а другой межой примыкала к ограде бывшего мужского монастыря.
- Ты что, по старой своей хозяйке соскучился? - донимал Саидов Михеева по дороге к дому Томилова, прыгая через лужи и чертыхаясь в затруднительных местах, когда размер лужи превосходил его легкоатлетические способности.- Или думаешь, что милиционеры твой клад хранят?
- Сейчас поймешь.
- Мог бы сказать,- ворчал Саидов.
- Я и сам не все еще знаю,- с сожалением в голосе оправдывался Михеев.
- Здравствуйте, гостеньки. Что рано? - встретила их Анисья Тихоновна.- Ай опять на постой, Михаил Сергеевич?
- Кто рано встает, тому бог подает - так деды говорили,- отшутился Михеев.- На постой не на постой, а погостюем, если не прогонишь.
- Садись, гостем будешь. Чаю подать?
- Спасибо, пили уже.
Хозяйка поняла, что гости пришли не с бездельем, села и, оглаживая рукой скатерть, выжидающе поглядывала на Михеева и Саидова.
- Знаете вы, Анисья Тихоновна,- начал Михеев,- чей этот дом прежде был?
- Сын вроде говорил-Томилова. А до нас тут исполкомовские жили.
- И не бывал тут при вас никто по поручению старых хозяев?
- Не бывал ровно никто при мне.
- А вот та женщина, с которой, помните, вы разговаривали, когда я жил у вас, в тот приезд?
- Кто это?
- Да еще насчет картошки разговор вели…
- Марфа-то Андреевна?.- оживилась хозяйка.- Эту помню. Она две зимы у нас картошку в голбце держала. Говорит - на семена. У вас, дескать, все равно голбец просторный и пустой. Почему не пустить? Пустила. Только она весной возьмет половину, а половину оставит - пользуйтесь, говорит, мне лишняя. Я не беру, сын не велел. А картошка за лето прорастет вся, гнить начнет. Сын ее потом выгребает да на свалку выносит. Ну, наказал мне- не пускай, говорит, больше, дом казенный, еще плесень разведешь. Я и не стала пускать. А она все ходит да просит-пусти да пусти. И что за корысть за версту мешки нести, неуж ближе голбца не найти?
Михеев удовлетворенно взглянул на Саидова, но тот недоуменно пожал плечами.
- А можно нам у вас этот голбец осмотреть? - встал Михеев.
- Смотрите, не жалко.
Подполье и в самом деле было просторным - широким и глубоким, почти в рост человека. На полках вдоль стен выстроились банки и кринки - хозяйство Анисьи Тихоновны. В углу, у сопряжения нижних ряжей наружной и промежуточной стен, стоял на лежнях большой деревянный ларь без крышки. На дне его лежала грудка картошки.
- Вот и все богатство,- сказала Анисья Тихоновна, прикрывая рукой колеблющееся пламя свечи и подвигаясь к лестнице.
Однако Михеев, осмотрев подполье, уселся на ящик, не собираясь уходить.
- А что, если мы попросим вас, хозяюшка, дать нам лопату и, коль найдется, фонарь да посторожить нас здесь, чтобы ни мы никому, ни нам бы никто… Вы понимаете?
- Чего не понимать-то. Мне всегда все ясно - не болтай, вот и понятие,- ухмыльнулась хозяйка.- Сын воспитал.
- Вот и ладно.
Саидов принес лопату и фонарь.
- Ну, что? Где копать? - спросил он шепотом, не скрывая волнения.
- А черт его знает где… Посмотреть пока надо,- ответил тоже, не зная почему, шепотом Михеев.- Но где-то здесь наша Марфа что-то имела. Может, и клад, кто знает.
Михеев, все еще сидя, продолжал внимательно оглядывать подвал, подолгу присматриваясь к каждому его участку - пол, стены, потолок.
- Давай щупать. Каждый сантиметр. Те две стены твои, эти-мои,- показал он.- Пол мой, потолок - твой.
Саидов, встав на колени, принялся простукивать стены. Анисья Тихоновна наверху притихла, и только изредка откуда-то доносился скрип ее стула.
Спустя два часа, перемазанные и потные, они поднялись наверх.
- С удачей? - поинтересовалась хозяйка, наливая воду в жестяной рукомойник.
Михеев пожал плечами. Саидов молча загремел умывальником.
С утра они снова сошлись в своем кабинете и сидели, прислушиваясь к гудкам пароходов со стороны пристани.