- А едет, точно? - спросил Михеев, втыкая в переполненную пепельницу очередную папиросу,
- Едет, проверил у Тюмени.
Саидов сидел на подоконнике, засунув руки в карманы и с интересом поглядывая на воробьиную суетню в залитом солнцем дворе.
- Ты у тетки был? - спросил его Михеев.
- Был. Даже самогону пришлось тяпнуть рюмашку для нового знакомства - со свадьбы не виделись.
- Все сделал?
- Все, как наказано.
- Наблюдение не снимай. Что слышно?
- Все так же. Сидит дома. Чу! - повернулся Саидов ухом к окну.
Издалека раздавался протяжный басовитый гудок парохода.
- Поезжай,- коротко распорядился Михеев.- И вези прямо сюда.
- Прямо? Так его ж вначале надо устроить - передать охране, место ему определить, на довольствие зачислить,- недоумевал Саидов, одеваясь.
- Ничего не надо. Бери под расписку сам и езжай сюда. Охраны не бери.
- Будто в гости к себе веду?
- Вот-вот, почти так,- ответил Михеев и склонился над папкой с материалами о Томилове.
Подобрались они не случайно - еще в 1925 году Томилов судился за скрытый от финорганов подпольный промысел, на котором покалечился один из рыбаков, что и помогло раскрыть все дело. Следствие было дотошным, материалов от него осталось много, но Томилов отделался штрафом и небольшой отсидкой - в общем-то преступление было не из серьезных.
Протоколы допросов и показания свидетелей достаточно обстоятельно характеризовали Томилова.
Томилов Василий Михайлович, 1876 года рождения, в документах писал - «из крестьян». Но свидетели показали: сын рыбопромышленника, державшего в кулаке всю рыбацкую голь в районе своих промыслов. Сын, энергичный и оборотистый, не отставал от отца - организовал новые промыслы, задешево скупал пушнину у хантов и мог бы смело сам вести дело. Но крутой нравом отец не хотел выделять сыну капитал на собственное обзаведение: помру, дескать, тогда все тебе, а пока и думать забудь, не то голяком выгоню. Лишь незадолго перед революцией капитал, изрядно упавший в цене, наконец перешел по наследству Василию Михайловичу, который к тому времени обзавелся семьей. Революция и гражданская война довершили дело - состояния, как такового, почти не осталось. Но в годы нэпа Томилов снова быстро набрал силу, использовав припрятанное до поры промысловое оборудование и оснастку. В особо заметное положение, правда, не лез - понимал, что так спокойнее. Держал в отдаленных районах по пять-шесть артелей, из полутора десятков рыбаков каждая. Имел добрую баржу, на которой и свозил с промыслов рыбу в Тобольск. По-прежнему баловался пушниной. Но всем этим промышлял по возможности скрытно, стараясь не регистрировать свои предприятия, держась этаким трудягой-промысловиком.
Почуяв в воздухе новые веяния и поняв значение призывов к «ликвидации кулачества как класса», Томилов решил заблаговременно удалиться от возможных неприятностей, оставив на произвол судьбы свои законные и незаконные предприятия. Оставил и дом. Подсунуть его знакомым не удалось: не посмел оформить документы. Горсовет забрал дом в свой жилой фонд. Укатил Василий Михайлович хитро - сначала отправил куда-то семью, якобы в гости к родным, и только тогда потихоньку смылся сам. Ни он, ни семья вестей в Тобольск о себе не подавали, и следы их затерялись - вплоть до находки «клада» в землянке.
- С приездом,- приветствовал Михеев вошедших Саидова и Томилова.
Томилов поставил у стены свой фанерный баул и сел.
По обличью - типичный сибиряк, не то охотник, не то рыбак: крепко сбитый, кряжистый, с красивой «пугачевской» бородой, густой и курчавой, в редких сединках. Крупные и ловкие, привычные к труду руки спокойно лежат на коленях, словно напоказ. Черные широкие лепешки бровей над умными, с хитрецой, жаркими глазами сошлись в одну линию.
«Красивый мужик!» - отметил невольно Михеев, оглядывая Томилова, и приветливо улыбнулся ему.
- Как доехали, Василий Михайлович?
- Как положено арестанту, без лишних беспокойств,- ответил Томилов, обнаружив басовитый с хрипотцой голос.
- Ну, это такой уж порядок. А арестантом мы вас не считаем.
Томилов прищурился - видимо, удивился, но виду не подал.
- Вызвали мы вас вот зачем,- пристально наблюдая за ним, начал Михеев.- Нашли мы здесь клад один. Говорят, что он ваш.
- Какой? - негромко осведомился Томилов, поглаживая бороду и пряча глаза под густыми бровями.
- А что, у вас много их тут было оставлено? Вот и перечислите.
Томилов помолчал, обдумывая ответ.
- Да ведь кто его знает, что вы кладом называете. За полвека-то чего не бывало…
- А все же?
- При белых золотишка коробочку схоронил, боялся - отберут. Да потом и сам не нашел, то ли выследил кто, то ли я место запамятовал.
- А еще?
- Ну, мешок соболей, это уж при красных, на черный день приберег…- вспоминал Томилов, все поглаживая бороду и поглядывая на Михеева.- Ложки серебряные жена еще в девятнадцатом, когда белые уходили, без меня в старом дому закопала -так больше и не видывала их.
- А еще что? - донимал его Михеев.- Поценнее что-нибудь?
- Поценнее? - прищурился Томилов.- Может, не мое нашли? Поценнее ничего не было.
- Ну, кто бы другой стал в ваших владениях что-то прятать? Без вашего участия не обошлось бы.
- Так ведь кто его знает… Нет, не помню такого,- решительно заявил Томилов, оставив бороду в покое и снова уложив руки на коленях.
- Так… Не хотите, значит, сказать.
- Отчего не хотеть? Сказать бы можно, только нечего. Если что запамятовал-напомните.
- Да что нам с вами в прятки играть, Василий Михайлович… Клад-то найден. Надо только вспомнить, как это было, да признать - то ли это самое. Чтоб других не путать. Тогда с вас и спросу больше нет.
Томилов снова надолго задумался.
- Нет, не упомню,- упрямо тряхнул он головой.- А раз нашли - покажите, может, и признаю. Тогда н скажу все.
- А мы думали,- разочарованно протянул Михеев,- что вы сами вспомните. Так вернее было бы.
Томилов молчал, угрюмо набычившись, всем своим видом давая понять, что сказать ему больше нечего.
- Ну, что ж,- встал Михеев.- Придется предъяви!ь вам то, что мы нашли. Но, последний раз хочу спросить - может, сами скажете: что и как. Заранее оно лучше бы.
- Нечего мне пока сказать,- отрезал Томилов.
- Поедем, товарищ Саидов,- сказал, собирая бумаги, Михеев.- Проводим Василия Михайловича.
Томилов охотно признал своими предъявленные ему сети и мотор. Он даже словно повеселел, вспоминая, когда и как прятал их.
- Это вы верно говорите,- сказал он Михееву, похлопывая рукой по маслянистой поверхности двигателя.- Для нас, промысловиков, это самое большое богатство. Мы не купцы, нам не деньги для оборота нужны, а такое вот добро. Теперь его нипочем не достанешь. Зато найдешь-кум королю. Без всяких капиталов на ноги встанешь. И себя и других прокормишь.
- А хотелось бы снова на ноги-то встать? - спросил Саидов.
- Так ведь хотел не хотел, какой теперь разговор. Плотник я теперь,- усмехнулся Томилов.- Ликвидированы мы теперь как класс…
- Ну, что мне за это будет? - осведомился он, когда все вернулись в кабинет Михеева.
- А ничего. Сам все рассказал, прояснил дело, снял обвинение с человека, которого мы заподозрили в том, что он украл это добро с пристани, можно даже спасибо сказать,- успокоил его Михеев.
- И вам спасибочко,- солидно поблагодарил Томилов.- Теперь куда мне?
- А хоть куда. Вот вам пропуск. Идите, устраивайтесь с жильем - отдохнуть где-то надо, а у нас удобств особых нет. Найдете квартиру-то?
Томилов в раздумье поглаживал бороду, разглядывая пропуск.
- Как не найти, город большой. Прощевайте пока…
- Ты что? - удивился Саидов, когда Томилов ушел.- Ведь я его под расписочку…
- Ничего не случится, Саша. Так надо,- успокоил его Михеев.- А ты теперь распорядись: с Томилова глаз не спускать. С Мезенцевой тоже. Потом приходи, думать будем.
Вечером Мезенцева, закутавшись в шаль, глухими переулками пробралась на зады огорода саидовской тетки, к которой она, узнав о приезде Томилова, устроила его на квартиру. Василий Михайлович сидел на колоде, прислонившись к стене баньки, укрытой в кустах бузины. Увидев его смутно темнеющую фигуру и вспыхивающий огонек папиросы, Мезенцева огляделась и решительно перелезла через прясло.
- Погаси цигарку-то! - сердитым шепотом бросила она, подходя к Томилову и усаживаясь рядом.
- Здравствуй, что ли, Марфа Андреевна,- ответил он, ватаптывая огонек.
- Будь здоров. Как устроился? Никого не видел?
- Все как девка твоя посланная наказала. Лавку на кухне отвели, покормили. Хозяйка-то сродственница?
- Да нет, в монастыре в школе когда-то учились, помнит. Ну, что, зачем пожаловал? Добро проведать?
- Добро, Марфа Андреевна, твое, а не мое. Ты и проведывай, мое дело сторона.
- Ну, не говори, дело теперь наше, общее. Одной веревочкой связаны. Ты ж меня и уговаривал. А то бы лежать ему на дне Иртыша.
- Что уговаривал - правильно. Нельзя так добром распоряжаться. Ценности-то какие… Все пароходство Иртышское купить на них можно, да и еще останется.
- Нишкни ты! - прошипела Мезенцева.- В бане-то нет ли кого?
- Нет, на замке она.
- То-то… Ищут, слышь-ка, их.
- Ищут? Ишь ты… ну и как?
- Извелась я, Вася…- со стоном вырвалось у Мезенцевой.- Допрашивали нас опять. Меня, Препедигну, Варвару, Агнию… Многих нашли. О доме, правда, ничего не скажу, не спрашивали. Не знают, значит. И вроде отступились, уехали.
- А кто приезжал-то, откуда?
- Из Свердловска будто. Высокий такой, худой.
- Михеев по фамилии?
- Во-во. Знаешь его, что ли?
- Познакомился,- усмехнулся Томилов.- Здесь он.
- Здесь?! - всплеснула руками Мезенцева.- Где вы встретились-то?
- У них, в конторе. Допрашивал он меня.
- Владычица небесная! О доме, поди! Ну и что?
- А ничего. Вроде подловить хотел - клад-де твой нашли. Неужели, думаю, Марфа прозевала? Я говорю- нашли, так покажите.