давно. Что-то от Его Величества хочешь получить? — я улыбнулся, хитро прищурившись. — Ах, не руки ли его дочери случайно⁈ — моё лицо сделалось картинно-удивлённым.
— Да упаси господь, Алексей! — фыркнул княжич и тут же, словно в подтверждение своих слов, перекрестился.
Я рассмеялся и махнул рукой:
— Тогда колись, друже. А то с такими мыслями трудно мне будет вместе с тобой в бой идти.
Белорецкий, обычно такой уверенный, неожиданно нахмурился. На его лице появилось то самое выражение, которое я замечал на протяжении всего вечера, как только разговор заходил о чём-то серьёзном. Было очевидно, что его что-то тревожит. Он слегка огляделся, будто проверяя, не подслушивает ли кто, и тихо сказал:
— Хорошо, скажу. Но между нами, договор?
— Договор, — кивнул я, стараясь не выдать своего любопытства.
Возникла небольшая пауза, во время которой княжич, немного нахмурившись, уставился в пустоту перед собой, а затем, поджав губы и собравшись с мыслями, наконец произнёс:
— Дело в том, что я уже четверть века живу на этой земле, — начал он, его голос звучал спокойно, но с лёгкой тенью горечи, — а высший ранг так и не взял. Это очень плохо. Я будущий глава рода. Я должен…
— Понял, — вздохнув, ответил я, но тут же, не удержавшись, уточнил: — А как ты определяешь, перешёл ты этот ранг или нет?
Андрей задумался, его взгляд стал отрешённым.
— Раз ты такой вопрос задаёшь, значит, тоже не взял ранг, — заметил он, затем немного помолчал и продолжил: — Отец говорит, что почувствуешь. Да так почувствуешь, что ни с чем не спутать. У тебя будто открывается доступ к бескрайнему морю энергии. По факту, конечно, оно не так, опять же со слов отца, но по сравнению с тем, что есть сейчас, ты не сможешь не почувствовать разницу.
Эти его слова заставили меня задуматься. Невольно я вспомнил события трёхлетней давности. Это было зимой, ещё до окончания школы, когда я участвовал в знаменитой и судьбоносной для многих людей, в том числе и для меня, битве при Потенциале. Её масштабы до сих пор будоражили воображение: столько монстров и демонов в одном месте я видел только на Зарнице. Та битва оставила след в моей жизни куда более глубокий, чем могло простое воспоминание о великом сражении.
Ведь именно по итогу того сражения я и потерял свой дар, точнее, просто выжег все манатоки до такой степени, что не мог пользоваться силой. Это сейчас те события вызывают лишь грустную улыбку, а тогда мне казалось, что наступил личный конец света.
Стоило добавить, что чтобы сжечь тогда свои энергоканалы, мне пришлось немало постараться и поиздеваться над собственным организмом, пропустив через него, по субъективным ощущениями, чуть ли не мегатонны энергии, тем самым нанося себе ужасную травму.
Ману эту, кстати, я тогда брал из заряженного артефакта, и довольно красочно помню те сладкие ощущения колоссальной мощи в своих руках. Я тогда не просто побеждал врагов, я прожигал их насквозь, уничтожал десятками, и сотнями без какого-либо напряга подчинял бесов.
С тех пор я, конечно, договорился с собой просто так в кубышку не лезть — дед Акакий дал мне понять, что это лишь крайняя мера, которая отнюдь не способствует личному росту. Поэтому артефакт по такому назначению я так больше и не использовал, хотя соблазнов, признаться, было много, и они, к слову, никуда не делись в основном своём большинстве, а только лишь приумножились.
— Ты мне дашь шанс убить их главного? — спокойно спросил Андрей, выдернув меня из размышлений.
Белорецкий отлично понимал, что теперь, в свете небольшого ликбеза с его стороны, ситуация для меня становилась немного другой — теперь я и сам вполне мог претендовать на бой с командующим штаба турецких войск. Впрочем, во-первых, делить шкуру неубитого медведя — затея откровенно плохая, а во-вторых, к услышанной теории я отнёсся предельно спокойно, да и товарищу помочь был совершенно не против.
— Да без проблем, — улыбнулся я. — У меня с сильными врагами проблем нет. Их количеству можно позавидовать. Хочешь, могу даже поделиться.
Моя шутка вызвала лёгкий смех у собеседника, но в его глазах я видел искреннюю благодарность. Андрей продолжил, поделившись ещё одной своей болью:
— А вот для меня это проблема. Развитие дара требует сильных противников и ярких побед… а я всю войну прошёл на том направлении, где и бить толком некого для одарённого моего уровня. Специально же, суки, так делают… — злобно бросил он под нос, очевидно имея в виду имперскую канцелярию, которая раздаёт указы кому и на каком направлении занять оборону или в чьё поступить распоряжение, если это аристократы рангом пониже. — А тут вот какой шанс!
Я кивнул, понимая его.
— Убедил, Андрюха. Убедил, — я поднял кружку, словно отдавая честь его мотивации. — Так и быть — главный турок твой. Ни я, ни ребята, ни мои бесы его не тронут. Но и объясняться с парнями будешь сам. Чай, не тупые, вопросы задавать начнут.
— Когда дело будет сделано — без проблем, — понимающе кивнул Белорецкий.
Пар, наполнявший комнату, будто обнимал нас своими невидимыми руками. Я чувствовал, как напряжение постепенно растворяется в тёплом тумане.
Лёгкий запах гари и металлический привкус в воздухе наполняли всё пространство, где минутами ранее бушевала битва. Бункер, построенный в недрах скалы, теперь выглядел как декорации фильма ужасов: обломки мебели, искорёженные панели на стенах, кровь, стекло, осколки — всё это смешивалось в хаотическом беспорядке. По всей площади огромного помещения, уставленного высокотехнологичными экранами и панелями, лежали тела турецких офицеров, павших в бою.
Заместитель штаба, заметив как Стёпа с Максимом бесстыдно поливают нижний ярус, неожиданно взрыкнул, очевидно оскорбившись от такой наглости, и перехватив свой меч, ринулся в последней отчаянной попытке подловить и достать хоть кого-нибудь, чтобы утащить с собой на тот свет. Но я вовремя заметил его атаку и метнулся наперерез, на полпути пронзая генерала клинком. Турок отчаянно вскрикнул и повалился оземь.
Спустя полминуты, стоя на возвышении, я оценивал результаты скоротечной битвы и наблюдал за друзьями. Максим с серьёзным видом разбирал документы с ближайшего стола, пока Степан, самый трезвый из нас, ворчал, что нужно побыстрее заканчивать и уходить. Андрей, в свою очередь, стоял напротив последнего выжившего врага, выбранного им для личной дуэли — начальника штаба вооруженных сил Османской Империи.
Мустафа Тургут-паша, так звали генерала, выглядел внушительно: рослый, крепко сбитый мужчина, лицо которого, несмотря на возраст, сохраняло строгость и твёрдость. Его взгляд был полон ярости, а руки сжимали клинок, готовый к последней схватке. Белорецкий, напротив, выглядел чуть расслабленным, что было для него совсем несвойственно. Думаю, всё дело в так и не отпустившем нас алкоголе.
— Один на один, — произнёс и жестами продублировал Андрей, затем сделал шаг вперёд, приближаясь к турку.
Тургут-паша молниеносно рванул вперёд, выбросив короткий рубящий удар, который мгновенно перешёл в прямой выпад. Его клинок метил в шею Андрея, но княжич встретил атаку с грацией и скоростью, которые казались несоизмеримыми с его размеренным характером. Он отклонился, а затем, резко выпрямившись, взорвался серией контрударов. Оружие в руках Белорецкого мелькало как молния, каждый взмах был точным и мог стать смертельным.
Сабля генерала также на невообразимой скорости металась в воздухе и со свистом разрезала пространство. Удары следовали один за другим — короткие, мощные, метящие в жизненно важные точки. Андрей умело уворачивался, каждый раз отступая ровно на шаг назад, чтобы перехватить темп соперника и сделать два вперёд. Тургут-паша двигался по кругу, как хищник, каждый его шаг был выверен и точен, но дыхание с каждым этапом боя становилось всё тяжелее.
Белорецкий, напротив, выглядел лёгким и непринуждённым. Его клинок плавно скользил в воздухе, оставляя за собой серебристую дугу. Каждый выпад заставлял генерала напрягаться и переходить в защиту. Но время от времени Тургут-паша перехватывал инициативу, демонстрируя опыт, накопленный десятилетиями. В одной из таких атак генерал мощным ударом заставил Андрея самому уйти в глубокую оборону, и на несколько мгновений могло показаться, что турок может и победить.
Однако Белорецкий быстро восстановился. Воспользовавшись паузой, он переключился на более агрессивный стиль, заставив противника напрячься. Силы обоих соперников, казалось, были равны: генерал атаковал серией из быстрых выпадов, каждый раз чуть-чуть не доставая до цели, а Андрей ловко уворачивался, ожидая подходящего момента для контратаки. Взмахи их клинков отдавались в воздухе резким металлическим звоном, каждый удар испытывал силу и мастерство противника.
Внезапно Белорецкий сделал обманное движение, будто собираясь уйти в оборону, но вместо этого молниеносно атаковал. Его клинок на мгновение оказался слишком близко к шее генерала, заставив того резко отклониться назад. Но и тут турок сумел повернуть манёвр в свою пользу — мощным телекинетическим толчком подловил и отбросил Андрея на шаг назад.
Бой продолжался с неослабевающей интенсивностью. Каждый из бойцов по очереди доминировал, проверяя границы выносливости и упорства друг друга. В какой-то момент оба дуэлянта замерли, оценивая друг друга. Они дышали тяжело, но в глазах горела решимость. Кровь пока не пролилась, но напряжение достигло предела.
Мы с Максимом и Степаном стояли чуть поодаль, наблюдая за схваткой. Максим выглядел взволнованным. Он прикусил губу, следя за каждым движением Андрея.
— Уверен, он справится, — тихо сказал я, хотя и сам поймал себя на том, что невольно напрягаю пальцы.
— Да это понятно, — отмахнулся Степан. — Но вы посмотрите, как этот старик двигается! Из-за таких вот, пенсионный возраст и поднимают!
И действительно, Тургут-паша, несмотря на свою седину, двигался впечатляюще быстро. Его атаки следовали одна за другой, не оставляя времени на передышку. Но всё же, из-за бешеного темпа схватки, постепенно его дыхание становилось всё тяжелее, а движения — чуть медленнее. Белорецкий же, по ощущениям, напротив, казалось, мог взвинтить темп ещё сильнее.