ернувшихся с германской войны. Вероятно, собеседник испытывал к нему схожие чувства, и Быков уже не впервые напомнил себе, что Расулову сейчас намного тяжелее: мало того что у него пропал отец и начались неприятности с кровниками, так его еще, будто в насмешку, и зовут Игорем. А хуже всего, что надеяться ему в данный момент не на кого, кроме иноверцев, которые у него лично не вызывают ни доверия, ни симпатии…
Откуда-то послышалось приглушенное ворчание автомобильного двигателя — судя по звуку, мощного, оборотистого. Подняв голову, Роман Данилович увидел, как на краю открытого грузового люка блеснули включенные фары. Сверкнула хромом решетка радиатора, и по аппарели на мокрый бетон взлетной полосы осторожно скатился черный «бентли-континенталь» — сияющий, манящий, как мечта, похожий не то на реактивный истребитель, не то просто на выпущенную из ствола снайперской винтовки лакированную пулю. За рулем этого бешено дорогого заграничного дива, опустив до упора тонированное стекло и глядя на Быкова с напускным пренебрежением (отойди, мужик, не видишь, человек едет!) сидел Жук. Номера на «бентли» были московские, и Роман Данилович с легким неудовольствием подумал, что в своем стремлении поскорее разыскать пропавшего Расулова господин Шапошников слегка перегибает палку. Ясно, что денег у него куры не клюют, но зачем ими так демонстративно швыряться? Когда у него попросили надежную машину, он выкатил из гаража «лендровер», а когда попросили модную — вот, извольте полюбоваться! «Хорошо, что я не сказал «дорогую», — подумал Быков, глядя, как «бентли» практически беззвучно отъезжает в сторону и паркуется рядом с «уазиком». — Или шикарную. Интересно, что бы он тогда прислал — «майбах»? Двадцатиметровый белый лимузин на базе «хаммера»?»
— Ух ты! — восторженно воскликнул Якушев и вознамерился похлопать «бентли» по капоту, но машина, как живая, резко отпрянула назад и сейчас же не менее резко прыгнула вперед, заставив Якушева испуганно отскочить. — Ты чего делаешь, насекомое?!
— А нечего руки распускать, — высунувшись в окно, наставительно сказал ему Жук. — Бабу свою лапай!
Якушев показал ему неприличный жест и снова повернулся к аппарели, по которой уже съезжала управляемая Бакланом «Лада» двенадцатой модели. Баклан вел машину, не обращая ни малейшего внимания на Якушева, который откровенно дурачился, подавая противоречивые сигналы руками и зычно выкрикивая: «Дышло влево! Дышло вправо! Майна! Вира! Ровней держи, деревня!» «Лада» была серебристая, как «мерседес» Расулова, и почти такая же сверкающая, как «бентли», за рулем которого все еще сидел, наслаждаясь доступной лишь немногим избранным роскошью, учитель труда из небогатой средней школы Валерий Жуков. Глядя на нее, Быков снова мысленно посетовал на господ олигархов, имеющих обо всем на свете свои собственные понятия, коренным образом отличающиеся от понятий, которыми оперируют простые смертные. Судя по номерному знаку, «Лада» была зарегистрирована если не сегодня спозаранку, то в самом крайнем случае вчера, сразу после звонка Быкова. Очевидно, тогда же ее и купили, причем не с рук, а в салоне — в личной конюшне «владельца заводов, газет, пароходов» такую крестьянскую лошадку днем с огнем не сыщешь. Она была новенькая, как только что отчеканенный рубль, и это бросалось в глаза буквально с первого взгляда. Видимо, именно так в представлении господина Шапошникова выглядел неприметный автомобиль, который его просили доставить. Впрочем, это было дело поправимое: Роман Данилович не сомневался, что, пройдя в такую погоду с десяток километров по российским дорогам, «двенадцатая» перестанет мозолить окружающим глаза своей вызывающей новизной, замызгавшись по самую крышу и неотличимо слившись с серой массой непрезентабельных поделок отечественного автопрома.
Еще он про себя позавидовал своим бывшим подчиненным, все еще не вышедшим из того возраста, когда короткого ночного сна вполне хватает, чтобы восстановить не только физические силы организма, но и свойственный молодости жеребячий оптимизм. Они резвились и валяли дурака так, словно вчерашнего рейда и увенчавшей его кровавой бойни в ауле не было и в помине, а впереди их поджидали не новые опасности, а приятный отдых на морском курорте в компании длинноногих девиц легкого поведения.
— Данилыч! — восторженно заорал простодушный Баклан, выбираясь из машины. — Командир, она ж новенькая! Только из салона, муха не садилась! Он что, чокнутый, этот твой Шапошников?
— А чем ты недоволен? — спросил Быков.
— Да я-то доволен, — пожал плечами Баклан. — Но жалко же, блин! У нее на одометре, считай, пусто. Это же не тачка — мечта! Мне б такую взамен моего корыта — я бы горя не знал. Всю жизнь мечтаю прийти в салон и взять машину, что называется, с нуля, да где там! А тут — на, пользуйся, убивай на здоровье. Ей бы обкатку пройти, а ее с ходу под танки…
— Фи, плебей, — послышался из открытого окна «бентли» полный деланного презрения голос Жука.
— Дуло залепи, — посоветовал Якушев.
Он стоял к Быкову и Расулову спиной, так что тем не было видно, на кого он смотрит, к кому обращается, но по тону, в котором не было даже намека на шутливые нотки, Роман Данилович догадался, что совет адресован Баклану, непозволительно, с точки зрения Спеца, распустившему язык при посторонних.
Ибрагим Расулов, которого Быкову было трудно даже в мыслях называть Игорем, видимо, тоже все отлично понял. Кашлянув в кулак, он после секундного колебания все-таки протянул Быкову руку.
— Желаю удачи.
Роман Данилович пожал протянутую руку и молча кивнул на прощание. Расулов тоже молча повернулся к нему спиной и зашагал к своему «мерседесу». Отдав водителю зонт, он забрался на заднее сиденье. Мягко стукнула дверца, двигатель чуть слышно заурчал, и машина укатила, стеля по мокрому бетону легкий, быстро тающий дымок выхлопа.
— Я, конечно, все понимаю, — громко произнес в наступившей тишине Баклан, глядя вслед уехавшему автомобилю. — Спасательная операция, благородное дело, предотвращение вооруженного конфликта и так далее… Но, ей-богу, догнал бы гада, вынул бы глаз и в задницу вставил! Принц крови, мать его за ногу и об колено! Мы для него жизнью рисковали, а он хоть бы спасибо сказал!
— Оно тебе надо? — вполголоса спросил Якушев.
Не вступая в дискуссию, Роман Данилович подошел к «бентли» и поманил пальцем Жука. Жук не без сожаления выбрался из уже успевшего прогреться уютного салона под непрекращающуюся морось, которая уже оставила попытки притвориться снегом и превратилась в обыкновенный холодный дождь. Быков взял его за рукав и отвел в сторонку.
— И эти туда же, — обиженно сказал им вслед Баклан. — У них, видишь ли, совещание!
— Дуло залепи, — повторил Якушев. — Меньше знаешь — крепче спишь, чего не слышал, того не перескажешь.
— Ну, разве что, — сказал Баклан.
Быков не обернулся.
— Вот что, Валера, — сказал он Жуку, удалившись от остальных на расстояние, гарантирующее конфиденциальность разговора. — Что-то не нравятся мне наши дела. Все кругом умные, все темнят, и верить никому нельзя, потому что…
— Потому что кто-то нас сдал, — закончил за него сообразительный Жук. — Что предлагаешь, командир?
— Даже язык не поворачивается, — признался Быков. — В общем, надо бы все-таки наведаться к Исмагиловым и убедиться своими глазами, что Расулов не сидит у них в зиндане или просто в какой-нибудь кладовке. Это надо сделать быстро, аккуратно и без шума. Никаких попыток освободить, никакой стрельбы, вообще никаких силовых контактов с местными — сходил, разведал, доложил. Не больше и не меньше. Понимаю, дело непростое, но что-то этот младший Расулов не вызывает у меня особого доверия. Мутный он какой-то, и глядит волком… Исмагилов поклялся ему, что не трогал Магомеда, а он и поверил. Или делает вид, что поверил, а сам себе на уме — только и ждет, чтоб мы отсюда свалили, чтобы устроить новую бойню. Тем более что момент уж очень подходящий: и формальный повод, вроде есть, и Исмагиловых мы прилично потрепали — приходи, бери их голыми руками и складывай в лукошко…
— Я понял, Данилыч, — прервав его вызванные неловкостью и оттого излишне многословные излияния, просто сказал Жук. — Дело пустяковое, тем более что в лицо они меня не знают. Прикинусь туристом, повешу на пузо фотоаппарат… в общем, придумаю что-нибудь.
— Потому я и обратился с этим именно к тебе, — сказал Быков. — Котелок у тебя варит как положено и даже чуточку лучше. Мне бы самому этим заняться, да время поджимает. Надо срочно возвращаться в Москву и для начала поговорить по душам с Логиновым. Не думаю, что он настолько изменился, чтобы продать нас с потрохами, но деньги — страшная сила, не говоря уже о власти. А уж Шапошникова тряхнуть хорошенько сам бог велел.
— Да, — согласился Жук, — его позиция мне сразу не понравилась. Я раскошеливаюсь, а вы будьте любезны выполнять работу и не задавать лишних вопросов… В общем, кто платит, тот и заказывает музыку. Как будто мы и в самом деле наемники… Короче, Данилыч, ты не парься. Делай, что считаешь нужным, а я не подкачаю. Конечно, вместе было бы лучше — что здесь, что там, — но я все понимаю: время. Нас мало, а поспеть надо везде.
Он с откровенным сожалением покосился на «бентли», около которого, как голодная акула возле садка с рыбой, кругами прохаживался Якушев. «Мальчишка, — подумал Быков. — Его отправляют волкам зубы заговаривать, а он жалеет, что не удалось прокатиться с ветерком на крутой тачке…»
Закончив с Жуковым, он отозвал в сторонку Якушева, а затем и Баклана, дав каждому инструкции, оставлявшие довольно большой простор для фантазии и инициативы. Исключение составил разве что Баклан, инициативу которого следовало постоянно направлять в нужное русло во избежание крайне нежелательных последствий. Впрочем, Баклан остался доволен: исполнителем он был почти идеальным, а вот по части планирования у него всегда было туговато.
Покряхтывая и потирая ладони от удовольствия, Якушев погрузился на водительское сиденье «бентли».