— Так точно, товарищ контр-адмирал, — Троянов резво встал по стойке смирно и уверенно кивнул, — постараемся! Обныряем всю широту и глыботу, как говорится!
— Ну-ну, — адмирал устало вздохнул и закончил: — Все, товарищи, вы свободны. Остальные нюансы обсудите с Красиковым…
Когда за спинами офицеров мягко прикрылась высокая дверь адмиральского кабинета, Вашуков для начала предложил выйти на улицу, а уж потом отправляться к неведомому майору Красикову.
— Куда теперь, товарищ полковник? — Когда тихие коридоры и вестибюль Генштаба остались позади, мичман преданным взглядом посмотрел на Вашукова — взглядом настолько уважительным и серьезным, что Орехов фыркнул и буркнул себе под нос что-то вроде «шута горохового».
— А вон, видите, там сквер красиво зеленеет, пойдемте, подышим, перекурим…
Троянов недоуменно глянул на Каткова и вопросительно кивнул, на что капитан состроил выразительно-скучную рожицу — мол, у начальства свои причуды и нам положено относиться к ним с уважением и с пониманием. Орехов на ужимки друзей внимания не обращал, на ходу прикуривал свою неизменную «приму» и неспешно шагал вслед за полковником. Вашуков же миновал густые заросли акации и шиповника, остановился, осмотрелся на предмет присутствия лишних свидетелей, таковых не обнаружил и тут же негромко скомандовал:
— Старший мичман Троянов, упор лежа принять!
— Товарищ полковник…
— Лечь, я сказал! — по-прежнему не повышая голоса, приказал Вашуков, уже не скрывая злости и поигрывая желваками. — И отжимаемся сто раз, товарищ мичман! А мы пока покурим. А ты, сынок, пока пыхтишь, повспоминай что-нибудь об армейской этике и о субординации. Обнаглел, салабон! Давай-давай, не сачкуй — осталось всего девяносто три раза…
Тритон, краснея от обиды и от напряжения, энергично отжимался с монотонностью железного автомата, Вашуков пускал в небо сигаретный дым, не удостаивая мичмана и взглядом, а Орехов и Катков благоразумно помалкивали, втайне товарищу сочувствуя. Но что поделаешь, проштрафился — так молча отдувайся и терпи.
— Старший мичман Троянов упражнение закончил! — шумно переводя дух, мрачно отрапортовал Валерий и чисто по-детски добавил: — Товарищ полковник, я больше не буду. Ну бес попутал, ей-богу!
— Вот за что я вас, товарищ мичман, люблю, так это как раз за то, с каким удовольствием и рвением вы выполняете приказы командиров и начальников. А в следующий раз зуб выбью, понял, тюлька обнаглевшая! Распустились, понимаешь… А полковнику красней за вас, разгильдяев! — Вашуков раздраженно швырнул в траву дымящийся окурок, растер подошвой и скомандовал: — А вот теперь все дружно двинули к господину Красикову!
Штат Канзас, США, август 2011 г.
Самый обычный неприметный «форд» размеренно-бодро катил по какой-то второстепенной дороге, мало напоминавшей аристократический хайвэй. Ничего особенного не было и в троице мужчин, расположившихся в салоне синего седана. И лишь заглянув внутрь можно было бы увидеть, что на запястьях вольготно развалившегося на заднем сиденье крепкого молодого мужчины красуются стальные кольца наручников.
Томпсон, мелодично звякая цепями, с любопытством крутил головой, пытаясь понять, куда же его везут. Места были малознакомые, и Стиву быстро надоело играть в географические загадки. Куда надо, успокаивал себя Томпсон, туда и везут. Опасаться нечего — если бы хотели грохнуть, давно пристрелили бы или прирезали без шума. Да и из тюряги не затем же вытащили, чтобы на воле сразу прикончить — глупости какие! Хорошие парни, только уж больно молчаливые. Ну, прямо-таки «коза ностра» с их омертой — законом молчания. Или это у мафиози в Италии омерта? Да какая разница, черт побери! Надо все-таки попробовать с ними поболтать…
— И куда мы сейчас едем, мои таинственные друзья?
— В надежное место, солдат, — здоровяк, сидевший рядом с хмурым и молчаливым водителем, чуть повернул голову и покосился в зеркало заднего вида. — Или у тебя есть какие-то свои, особые планы?
— А как ты думаешь? — явно пребывая в состоянии некой эйфории, широко улыбнулся Томпсон. — Какие планы и пожелания могут быть у человека, только что покинувшего тюремную камеру? Засосать добрый стакан хорошего виски и потискать мясистую девку с хорошенькой задницей — вот мой план на ближайшее время! Кстати, когда вы снимите с меня этот металлолом? Я в этих цепях чувствую себя бычком на привязи, черт возьми! Я соглашался работать на ваших боссов, но в договоре, сдается мне, не было пункта о том, что я до конца дней своих должен изображать черномазого с южных плантаций, которого в скрипучей телеге везут на аукцион рабов…
Здоровяк знаком приказал напарнику притормозить и, разворачиваясь в сторону пассажира всем корпусом, зло ощерился:
— Ты вот что, остряк… Язык прикуси и веди себя поскромнее! А то нам ведь недолго и развернуться. И ляжешь ты рядышком с тем дохлым придурком, что сейчас перед полицейскими помалкивает и тебя изображает. Будешь вякать — я из тебя в два счета такого же покладистого жмурика сделаю! Без всякого скрипа, легким нажатием на спусковой крючок. Ты все расслышал? И, надеюсь, также все понял. Не слышу. Ты все понял, солдат?
— Да понял, понял, мой сердитый друг, — звякая цепью, примирительно приподнял руки Стив и, пряча ухмылку, пообещал: — Я буду тих и скромен, как монахиня из провинциального монастыря! Правда, знающие люди поговаривают, что эти монашки иногда такое вытворяют…
— Заткнись!!! Иначе я сейчас тебе все кости переломаю! Не веришь, морда уголовная?
— Да верю, верю. Помять вы меня, конечно, можете, только вряд ли это понравится вашим боссам. А если вы мне ненароком руку или ключицу сломаете? Какой тогда из меня ныряльщик будет? А хреновый, вот какой! Так что…
Терпения выслушать, казалось бы, вполне разумные доводы Томпсона у здоровяка не хватило. Да и своих боссов он, видимо, опасался гораздо меньше, чем вообразил себе бывший заключенный. Последовал еще один знак водителю и освободители-конвоиры совместными усилиями без труда выдернули неугомонного наглеца из салона и принялись избивать. Били, правда, без особого азарта и озлобления — больше с целью проучить и поставить на место, чем причинить серьезную боль или увечья. Стив и не думал сопротивляться, лишь умело уворачивался и подставлял под удары плечи, предплечья и другие части тела, за которые опасался поменьше, чем за лицо или кисти рук. Со стороны, впрочем, все выглядело довольно внушительно: два здоровенных мужика дружно молотят закованного в кандалы несчастного парня, едва успевающего закрываться от ударов и пинков.
«А не так уж и умны их боссы, если послали за мной этих недоумков, — размышлял Томпсон, прикрывая лицо на манер боксера, ушедшего в глухую защиту. — Можно, конечно, и здоровяка вырубить, и водилу цепью придушить, но пока не время еще. Только глупец раньше времени показывает все, на что он способен… Ладно, пусть думают, что они ужасно крутые парни, а я их ну очень боюсь и даже бледнею от мысли о смерти. Придет время — мы посмотрим, кто бледнеет быстрее и сильнее… Все, вроде устали, придурки. Значит, едем дальше!»
Так же сноровисто, как и извлекали, Томпсона зашвырнули в салон — только цепи весело звякнули. Водитель повернул ключ зажигания, мотор тут же отозвался мощным урчанием, и «форд» вырулил с обочины на трассу. Здоровяк заметно повеселел и, шумно отдуваясь и смахивая капли пота со лба и бровей, злорадно пробурчал, глядя прямо перед собой:
— Вот так-то лучше будет! Нам приказано привезти тебя живым и здоровым, но про то, что у тебя не должно быть ни одного синяка, речи не было. Если что, скажешь, что в машине ударился, понял?! Не слышу, урод!
— Так точно, сэр! — Томпсон явно изображал новобранца-морпеха на плацу. — Есть, сэр! Мордой об машину, сэр! Да ладно вам, парни, не горячитесь, я все понял. Все о’кей…
На протяжении всего остатка пути пловец благоразумно помалкивал. Тем более что и молчать пришлось недолго — уже минут через тридцать «форд» лихо подкатил к серебристому ангару и притормозил, окутываясь облаком серо-желтой пыли. Конвоиры покинули салон, следом неуклюже выбрался из душной коробки «форда» и Томпсон. Окинул взглядом бескрайнее ровное поле с несколькими небольшими самолетами и вертолетами с опознавательными знаками какой-то частной авиакомпании. Можно было смело предположить, что на аэродром бывшего боевого пловца привезли отнюдь не для того, чтобы он мог полюбоваться на самолетики или на стеклянную башню авиадиспетчеров. Башня на десяток футов возвышалась над неказистым бараком — наверняка хозяева компании гордо именовали этот сарай и поле с взлетно-посадочной полосой аэропортом. Долго осматривать местные достопримечательности Томпсону не пришлось — едва успела осесть поднятая «фордом» пыль, к приехавшей троице подошел мрачноватого вида мужчина и оценивающе осмотрел добычу с ног до головы.
— Я — Доу, — представился мужчина и, не отрывая взгляда от Стива, небрежно бросил через плечо: — Снимите с него кандалы! Ну что, парень, поработаем вместе? Я думаю, у нас все получится. Что с лицом? Копов рассердил или с моими ребятами повздорил?
— Никак нет, сэр! — В глазах Томпсона заплясали веселые и наглые чертики. — Ехать было скучно, и я от нечего делать стучал рожей обо все, что под нее подворачивалось. Раза три особенно повезло и подвернулись кулаки ваших парней. Но мы с ними уже здорово подружились, клянусь левым ухом и своими цепями!
— Не хочешь поквитаться? За ссадину на левом ухе? — совершенно серьезно спросил Доу после того, как кандалы наконец-то были сняты, по-хозяйски прибраны в багажник «форда», а боевики с недовольными лицами отошли в сторонку покурить.
— Не-а, не хочу, — отрицательно поводил головой Стив и так же серьезно пояснил, глянув в сторону безмятежно дымивших сигаретами мужчин: — Вон они какие здоровые… Не, в другое время и в другом месте я бы с ними, может быть, и поразмялся, но ведь, насколько я понимаю, вам нужен здоровый и невредимый пловец, так?
— Дело говоришь, парень, — уважительно кивнул Доу и, секунду-другую поразмыслив, вдруг круто развернулся и направился к курильщикам.