— А наше дело, как говорится, конёво: прикажут — поскачем, поступит другая команда — весело заржем! Не хочет наш большой начальник, чтобы мы с Тритоном под воду совались — нам же легче. Будем на брезенте загорать, а Водолаз пусть пашет! Да, товарищ мичман?
Товарищ мичман в ответ лишь весело рассмеялся, на что Орехов отреагировал немедленно и довольно-таки раздраженно:
— Ну и чего ржем?! Не вижу особых причин для веселья. Знаешь, как любил говорить мой ротный в училище? «Хорошо смеется тот, кто смеется без последствий!»
— Да не, это я так, — миролюбиво и чуточку виновато улыбнулся Троянов. — Просто Славка сказал про «конёво дело», а я представил себе, как должен выглядеть конь в маске и в ластах…
— Да? — подполковник сухо хмыкнул, но тут же улыбнулся — видимо, воображение Орехова тоже умело создавать забавные картинки. — Наверное, конь в ластах — это и в самом деле круто. Правда, меня все-таки больше беспокоит бегемот в этих самых ластах.
— Водолаз? — выказал сообразительность Катков. — Да ладно тебе, полковник… Пусть ныряет! Грамотно работает, кстати. Но и мы тоже ведь не пальцем деланы — мы будем смотреть и ухо востро держать. Я правильно понял твою мысль?
— Правильно, капитан, — кивнул Орехов. — Я вот что вам, ребятки, скажу… Вы загорайте, пока возможность есть, балдейте, но вокруг себя посматривать не забывайте! И особо следите, чтобы наши коллеги не оставались надолго у вас за спиной. Не знаю я, что они там с лодки достать хотят, но печенкой пропитой чувствую, что самое интересное как раз и начнется именно тогда, когда они до своей цели доберутся. Так что, не одно ухо нам надо держать востро, а все шесть…
На второй день после обнаружения субмарины Егоров пригласил Орехова и боевых пловцов в свою каюту — по словам капитана, на «военный совет». Подполковник, твердо решивший до поры в бутылку не лезть, на приглашение молча кивнул и в назначенный час дисциплинированно прибыл вместе с Катковым и мичманом в небольшую каморку, должную играть почетную роль «кают-компании». Водолаз и Боцман уже находились на месте и встретили вновь прибывших без особого восторга, но и без какой-либо враждебности. Тут же выяснилось, что Егоров затеял не военный совет, а скорее производственное совещание.
— Люди вы опытные, военные, — не отвлекаясь на реверансы и прочие условности, сразу начал о деле профессор темных дел, как про себя называл Егорова мичман Троянов, — поэтому вопрос к вам такой… Как нам проникнуть внутрь подводной лодки? В смысле, как открыть главный люк в рубке? Вы, господин Тритон, вроде бы самый младший по званию? Вам, по старой морской традиции, и слово… Итак, что скажете-посоветуете?
— А что тут говорить, — без особого энтузиазма начал Троянов, — там ведь по-разному можно. Все зависит от того, в каком состоянии люк. Скорее всего, там так все проржавело-прикипело, что только пластит возьмет. Можно удлиненный заряд уложить, да и жахнуть — сто пудов, люк сковырнется.
— А если не через люк? — предложил Катков, обращаясь к Водолазу. — Из подлодки и через трубы торпедных аппаратов выходить можно. Ты там все осматривал — и что с аппаратами?
— А ничего, все люки наглухо задраены, — ответил здоровяк и поинтересовался, не скрывая опаски: — Вот Тритончик наш про взрывчатку базарит — а те же торпеды и боезапас не сдетонируют? Там же, скорее всего, все на месте осталось. Жахнешь, как он говорит, а подлодка обидится и такую ответку кинет, что мало никому не покажется, а?
— Это вряд ли, — покачал головой Скат. — Если это именно немецкая субмарина времен Второй мировой — это сколько же времени прошло?! Да там морская вода все съела-разъела! Хотя… Говорят, и незаряженное ружье раз в год стреляет, так что… Вообще-то лучше всего газосваркой люк срезать — но где ее взять?
— Газосваркой, говоришь? Есть газосварка, — с улыбкой объявил Егоров и посмотрел на товарищей Орехова почти с симпатией. — А вы, я смотрю, и в самом деле соображаете. Что, Водолаз, поработаешь завтра газосварщиком? Вот и увидим, зря или нет мы здесь от морской болезни маемся…
— Босс, а вы нам не хотите рассказать, что же мы, — обратился к профессору Орехов, не спеша прикуривая сигарету и выпуская в сторонку струю дыма, — нет, если точнее, то вы, вы, конечно! — ищем? Что там, внутри этой чертовой субмарины, есть такого заманчивого? Архивы гестапо и личные письма папаши Мюллера, труп геноссе Гитлера или что еще покруче? Набор бигудей очаровательной Евы Браун или золотой запас Третьего рейха, например?
— Считайте, господин Шер-Хан, что шутку я оценил, — не поднимая глаз, сухо ответил начальник экспедиции. — Давайте об этом чуть позже, хорошо? Даю вам и вашим товарищам слово, что в свое время вы все непременно узнаете. А пока… Как говорили мудрые: «Многая знания даруют многая печали!» Как-то так, да? Так вот, а пока будем просто работать! Водолаз, готовь газосварочный аппарат к работе — сегодня еще разок пойдешь под воду. Все, господа, все свободны! Или есть еще вопросы?
— Вообще-то есть еще одна тема, — вставая, капитан Катков посмотрел на Егорова с непривычной серьезностью: — Вроде бы по международным соглашениям все суда, погибшие и затонувшие в те годы, считаются чем-то вроде братских могил. И есть договоренность эти могилы не беспокоить… Вас не смущает то, что вы хотите, по сути, чужую могилку разворошить?
— Нет, не смущает, господин Скат! — профессор неприязненно дернул чисто выбритой щекой и жестко усмехнулся: — Смею предположить, что и вы, уважаемый, не всегда соблюдаете все законы и правила стран, на территориях которых вам приходится работать — профессия у вас уж больно специфическая. Так что, давайте-ка все детские условности отбросим и не будем изображать из себя благородных идальго, кабальеро и прочих сеньоров! Все, парни, расходитесь! Водолаз, тебе на сборы даю час. Хватит?
— Час, так час, — покладисто кивнул здоровяк, — хватит, босс! Думаю, сегодня мы эту консервную баночку вскроем на раз…
— Пардон, команданте, еще вопрос… — Катков, не обращая внимания на открытое недовольство Егорова, повернулся к Водолазу: — А ты, отважный исследователь океанов, знаешь, что внаглую нарушаешь все правила подводных работ? Один, без всякой страховки на глубине шастаешь… Не боишься?
— Нет, Скат, не боюсь! Я на погружениях давно уже не одну собаку, а целую стаю псов съел, понял? — Водолаз широко и чуточку снисходительно улыбнулся. — Кроме того, у вас, кажется, тоже говорят, что «по уставу жить — и министр обороны загнется!» Да, нарушаю! Но я не сопливый пацан и, можешь мне поверить, знаю, что делаю!
— Да мне-то что, — равнодушно пожал плечами Вячеслав, — я сказал, ты услышал… Удачи!
Пока ветреная дамочка по прозвищу Фортуна несомненно была на стороне Водолаза — он вполне удачно в очередной раз ушел под воду и уже через час передал по связи Егорову, что заканчивает газосварочные работы. Мол, еще чуть-чуть — и дыру в корпусе субмарины он прорежет. Босс довольно кивнул и, победно посмотрев на Каткова и Троянова, подмигнул, явно намекая, что все их разговоры об опасностях и о нарушениях не стоят и скорлупки выеденного яйца. И, словно в насмешку, переговорное устройство вновь ожило и голосом Водолаза вполне отчетливо произнесло короткое ругательство.
— Что там у тебя? — недовольным тоном спросил Егоров.
— Да за железяку зацепился, руку порезал! Кровь, сука, плывет… — в измененном динамиком голосе аквалангиста не было особой обеспокоенности — разве что обычная досада на, вероятно, пустяковую ранку. — Я закончил, дыра готова…
— Водолаз, это Скат! — Катков поспешно наклонился к рации, закрепленной на груди Егорова, и торопливо заговорил: — Немедленно уходи оттуда! Поднимайся! Если рана и кажется ерундовой, то это еще не значит ничего — сам знаешь, что в воде кровь плохо свертывается. И еще одно: они кровь чуют за версту!
— Да? Я помню. Считай, что напугал — я уже начинаю всплытие… — раздалось в динамике.
Подняться на поверхность Водолаз так и не успел. Из зеленоватой мути к нему метнулась быстрая и показавшаяся просто огромной тень, и в следующее мгновение пловец ощутил резкую и жгучую боль в левой ноге. В груди взорвался ледяной ком страха, а в следующее мгновение Водолаз увидел мутновато-багровое облако, начавшее расплываться вокруг него. Тут же пришло понимание, что это не просто облако — это его, Водолаза, кровь хлещет из раны.
Мужчина рефлекторно метнулся в сторону и вновь увидел темную тень, летевшую к нему уже с другой стороны. Сознание каким-то странным образом отделилось от ставшего громоздким и неповоротливым тела, и пловец уже словно откуда-то со стороны увидел и огромную акулу, разинувшую утыканную треугольными зубами пасть, и самого себя — беспомощного и бестолково мечущегося. «А ноги-то уже нет…» — было последним, что промелькнуло в голове, прежде чем навалилась новая боль, сменившаяся милосердной темнотой…
На то, чтобы надеть акваланги, ласты, маски и прихватить оружие, Скату и мичману понадобилось не больше минуты — команду на погружение капитан подал сразу же, как услышал в динамике слова Водолаза о кровоточащей ране. На возню с гидрокостюмами времени не было. Пловцы, не обращая внимания на недовольство Егорова, одновременно упали спинами вперед, подняв тучи брызг — сейчас им было не до изящества и аккуратности, надо было спешно идти страховать пострадавшего Водолаза.
Катков прекрасно понимал, какая опасность может подстерегать одинокого пловца — и он, и мичман отлично знали, что акула плоховато видит, но кровь, растворенную в морской воде, чувствует за полкилометра, а то и больше! Знали пловцы и то, что Водолаз вряд ли обучен способам обороны от кровожадных тварей. Так что защитить и спасти его сейчас могли только они — профессионалы, которых подводному бою учили всерьез…
Помощь опоздала — на борт удалось поднять лишь то, что от здоровенного мужика осталось. Акула, словно почуяв опасность, бесследно исчезла — ушла, оставив после себя расплывчатое облако крови и изуродованное тело Водолаза.