— Я ту-ут, красавчик!
«Красавчик» заглянул за «правильный» борт, увидел легкую лодочку и встретился взглядом со смуглым усатым мужиком, на щеке которого краснел свежий шрам. Растерянно моргнул, на всякий случай еще раз оглядел узкую лодку и, озадаченно поводив рукой, спросил:
— А где же…
— Я за нее, — негромко буркнул мужчина и, ловко накинув на шею пограничника удавку, дернул жертву на себя и вниз. Парень, не успев издать ни звука, со всего маха грохнулся о мокрые доски лодки, получил точный добивающий удар и затих. Орехов в несколько отработанных движений спеленал пленника, не забывая заткнуть рот — лишний шум ни подполковнику, ни его товарищам был сейчас совсем не нужен.
Большинство революционных и военных переворотов происходят по давно отработанной и проверенной временем схеме: в первую очередь заговорщики захватывают средства связи, арсеналы, перекрывают пути сообщения. Основная задача проста: лишить противника глаз и ушей, возможности передвигаться, связываться с остальными боевыми единицами. Тактика может быть разной, но цель одна: в кратчайшие сроки противника разбить, обезоружить, подавить любое сопротивление, пленить! Или уничтожить…
Мичман Троянов и Томпсон на борт пограничного катера взлетели почти синхронно — со стороны могло показаться, что из воды вынырнули два дельфина и по-хулигански шлепнулись на палубу. Орехов, потерявший несколько пару-тройку минут из-за любителя пышногрудых девок, немного припоздал — за эти мгновения боевые пловцы успели сделать большую половину дела.
Мичман со скоростью атакующего удава двинулся вдоль левого борта, Стив шел по правой стороне. Первой жертвой Тритона стал матрос, с недоуменным видом выскочивший из-за рубки — пловец, не теряя скорости, нанес два мгновенных удара, и противник рухнул на грязную палубу. Когда мичман миновал большую часть пути, то ближе к корме увидел открытый люк, из которого по плечи высунулся перемазанный маслом парень — видимо, моторист, которого заинтересовал непонятный шум на палубе. С механиком Троянов обошелся еще проще — просто с силой ударил по крышке люка, а уж стальной лист довершил работу, крепко приложив парня по лицу, отчего тот глухо взвыл и нырнул в темноту машинного отсека. Мичман с помощью сорванного с пожарного щитка ломика запер люк и заторопился дальше — на помощь Томпсону и Орехову. Хотя, тут же выяснилось, что для него работы уже не осталось: подполковник и американец уже успели хорошенько помять еще двоих членов экипажа, которых обнаружили в ходовой рубке. В тесное помещение Троянов влетел как раз в ту секунду, когда Орехов, заломив одному из хозяев руку, крепенько приложил темноликого кубинца лицом о переборку. Видимо, парень рассек бровь, поскольку металлическая стенка тут же щедро окрасилась темно-красными брызгами…
На захват боевого катера спецназовцы потратили две с половиной минуты. Ни один из кубинских моряков не успел не то что выстрелить — даже громко крикнуть не удалось никому…
Орехов рывком развернул кубинца, испуганное и злое лицо которого заливала кровь, обильно сочившаяся из раны, еще разок буквально вбил его спиной в переборку и прошипел, надавливая локтем на горло:
— Где пленник? Ты слышишь меня, урод? Где команда с моего судна?
— Капитан и моторист там, на месте — наверное, нажрались виски и спят, — хлюпая носом, которому, похоже, тоже досталось, кубинец на секунду замялся, но тут же добавил: — А ваш человек в машинном отделении…
— Тритон, слетай, посмотри, — не ослабляя хватки, распорядился Орехов и тоном, не сулящим ничего хорошего, приказал: — Рассказывай, краснокожий ты наш, как все было! Какого черта вы моих людей арестовали?
— Это не я! — отводя глаза, в очередной раз хлюпнул носом кубинец и тут же заработал жесткий удар по ребрам. Задохнулся, дернулся и, получив еще один тычок, начал сбивчиво и торопливо объяснять: — Ну да, арестовал я! И мои люди. Но навел на ваше судно ваш же капитан! Мы с ним давно уже знакомы… Он к нам часто ходит на своем корыте…
— Ясно, — догадливо кивнул спецназовец, — он контрабанду таскает в трюме, так?! А ты со своими людьми на его милые шалости глаза закрываешь, потому что в доле… Дальше!
— Командир, оставь этого урода… — в дверях рубки темнел силуэт мичмана — лица было не рассмотреть против света, но в голосе пловца было что-то такое, что Орехов сразу же оттолкнул капитана сторожевика и вопросительно посмотрел на товарища. — Идем, там дело плохо…
В темноватом и тесном машинном отсеке, куда подполковник нырнул вслед за Трояновым, остро и душно пахло соляром и маслом. И еще чем-то… Сергей, на своем веку насмотревшийся немало раненых и убитых, сразу понял — пахнет несвежей кровью.
Сначала Орехов увидел скорчившегося в уголке за одним из дизелей моториста с белым от страха разбитым лицом. Капитана Каткова подполковник разглядел секундой позже. Скат лежал на второпях брошенном на деревянную решетку пола куске брезента. С первого взгляда стало понятно, что мичман прав на все сто — дела Славкины были плохи. До сих пор Орехов считал, что выражение «кровавое месиво» уместно лишь в дешевых боевичках, написанных теми, кто и пальца-то порезанного в глаза никогда не видел. Но сейчас эти слова как раз точнее всего отображали увиденное спецназовцами.
— Я его вон с той трубы снял, — кивнул в сторону Троянов. — Они его типа распяли — руки к трубе прикрутили. И пытали. Я побоялся все общупать, но, по-моему, рука сломана, ребра… Лицо — сам видишь. Дышит вроде ровно, но черт знает, что там внутри — может, отбито все. Его срочно в госпиталь надо, иначе… В общем, сам понимаешь.
— Понимаю, — подполковник присел на корточки, из нарукавного кармана достал узенькую коробочку, из которой извлек разовый шприц и ловко воткнул иглу в бедро раненого. — Вот ему промедол пока — сейчас полегчает малость, и мы его на воздух вытащим, а потом… Как думаешь, он нас слышит, нет? В сознании или в облаках плавает?
— Сс-слышу… Я с-слышу, — Скат попытался открыть заплывшие от темных, сине-багровых гематом глаза и даже на губах дрогнуло что-то похожее на слабую улыбку. — Они про ящики все допытывались… Но я… ничего. Во хрен им…
— Ладно, герой, молчи уж! Потом все расскажешь, — грубо оборвал капитана Орехов и скомандовал мичману: — Давай-ка, за брезент с той стороны берись! Так, тихонько, а теперь к трапу идем…
При ярком свете Скат выглядел, пожалуй, ничуть не лучше — скорее наоборот.
— В общем, так… — Орехов торопливо закурил и, поглядывая то на близкий берег, то на судно, якобы арестованное пограничниками и на котором, по словам кубинца, могли дрыхнуть капитан и моторист. — Я на наш крейсер наведаюсь. Попробую связаться с моим пареньком из консульства — Каткова надо срочно переправить туда, и пусть они врачей вызывают. А ты пока за пленными присматривай. И сразу предупреждаю, товарищ старший мичман: чтобы мне ни одного трупа не было! В морду дать, если уж так невтерпеж и душа просит, — дай, но без летальных, как говорится, исходов. Приказ понятен? Не слышу!
— Да понятен, товарищ полковник, — хмуро отмахнулся Троянов, — что я, совсем тупой?
На судне, куда с помощью своей лодчонки перебрался Орехов, все оказалось в точности так, как и предположил капитан кубинского пограничного катера. Едва подполковник вошел в помещение ходовой рубки, в нос шибануло такое густое «амбре», состоявшее из сложной смеси запаха пота, табачного и винного перегара, что спецназовец на миг задохнулся. Минутой позже, окинув взором капитана и моториста, состояние которых, пожалуй, наиболее точно описывали старые русские выражения «нажраться в дрова!» и «в хлам пьяные», Орехов одобрительно покивал и пробормотал себе под нос:
— И кто-то еще про русское пьянство вякает! Видели б они этих мореманов…
К счастью, вся аппаратура оказалась на месте и в исправном состоянии. Подполковник, после недолгих колебаний плюнув на все соображения секретности, быстро связался с российским консульством в Сантьяго-де-Куба и в нескольких словах обрисовал ситуацию. На том конце цепочки из радиоволн выслушали внимательно, некоторое время как-то недовольно помолчали, но потом все же согласились помочь и пообещали врачебную помощь. Невидимый сотрудник консульства разговаривал довольно сухо, но Орехову на проблемы и амбиции чиновника было решительно наплевать, о чем он, отбросив всякий политес, заявил открытым текстом:
— Я понимаю, уважаемый, что это несколько не по правилам, но мне по барабану, удобно это для вас или нет! Часа через полтора я приеду. И честно предупреждаю: если врача на месте не окажется, я всю вашу контору по кирпичику разнесу! Все, отбой связи, ждите!
Следующим пунктом программы должен был стать звонок капитана сторожевика своему начальству. Подполковник Орехов прикинул, что было бы неплохо ткнуть кубинцу ствол в затылок и очень вежливо предложить упросить своих командиров позволить ему некоторое время не возвращаться на базу. Начальство, естественно, поинтересуется причиной — на это кубинец скажет, к примеру, что он начинает преследование судна-нарушителя и какое-то время не сможет выходить на связь. По любому, прикидывал Орехов, нужно что-то придумать, дабы кубинские погранцы не встревожились и не наслали сюда вертолеты и роту спецназа. Война с «революционной армией Кубы» сейчас ни к чему — других забот хватает…
Старый пикап пригодился еще раз — не зря Орехов без сожаления заплатил за него приличную по кубинским меркам сумму. Оставив все «хозяйство» на Троянова и Томпсона, подполковник кое-как пристроил бесчувственное тело Каткова в кузове мини-грузовичка и, выжимая из дребезжащего и подвывающего двигателя все, что тот еще был способен выдать, рванул по направлению к Сантьяго-де-Куба. План был прост: поскольку на ржавом «пепелаце» в город заявляться было крайне нежелательно, Орехов хотел сначала доехать до старого знакомого Рамиреса, а уж затем на грузовике кубинца доставить раненого капитана в консульство, где их должен был ждать врач. Правда, когда пикап с грунтовки вырулил на более приличную дорогу, подполковнику пришла в голову смутившая его мысль: а вдруг Рамиреса попросту дома не окажется? Может быть, водила в очередной рейс ушел — и что тогда? А время дорого — кто знает действительно, какие там у Ската внутренние повреждения есть…