— Одной звезды пока не хватает, — без особой печали сказал Орехов и пальцем постучал по плечу кубинца, — а ты, я смотрю, заматерел, в больших начальниках ходишь. И кто ты у нас теперь? Кстати, не разъяснишь старому товарищу, как ты меня нашел и в оборот взял?
— Давай-ка сначала за встречу, — полковник лязгнул дверцей сейфа, и через минуту на столе расположились бутылка коньяка, чистенькие стопки, шоколад и лимон. Орехов противиться не стал, выпил и тут же удивленно поднял брови — коньяк оказался армянским. Не забыл, получается, Алехандро Робредо, как русские курсанты Рязанского воздушно-десантного учили его разбираться в «правильных» напитках — и не только в напитках. — Хороший коньяк — до сих пор предпочитаю всем другим… Как нашел, спрашиваешь? Да очень просто. Я теперь в «Дирексьон де Интелегенсиа» работаю. Или по-другому «хе дос» — слышал, наверное?
— Так, краем уха, — сдержанно кивнул подполковник, не испытывая ни малейшего желания хвастаться, что еще совсем недавно он пугал аборигенов именно этой конторой.
— Все до смешного просто, Сергей, — кубинец разлил по второй, выпили, бросили в рот по дольке шоколада и закурили — правда, сигареты Алехандро предпочитал все-таки местные, из сладковатого черного табака. — Я не самый большой начальник, но все же именно мне докладывают о всех так или иначе непонятных происшествиях в провинциях Гуантанамо, Сантьяго-де-Куба, ну и еще в двух соседних. Ты на посту назвался капитаном Фернандесом. Раненый был с тобой. Кто, откуда? Вот парни с поста и позвонили на всякий случай в управление пограничной стражи, а там им ответили, что нет у них такого капитана. Тогда твое изображение с камеры наблюдения, что на посту висит, и легло уже ко мне на стол. Я сначала глазам не поверил! Потом сообразил, кто у меня в округе хулиганит… Схема ясна?
— Более чем, — кивнул Орехов и без малейшей иронии добавил: — Хорошо работаете, признаю.
— Ладно, «компаньеро Фернандес», будем считать, что претензий у моей службы к тебе нет. Помощь нужна? Я, конечно, не главнокомандующий, но кое-что тоже могу. Давай еще по одной! Как это правильно? А, «по маленькой»!
«Сашка, Сашка… Все такой же пижон, хвастун и пьяница, — чувствуя, как приятное облачко хмеля уютно пригрелось под ложечкой, одновременно чуть туманя голову, улыбчиво подумал Сергей. — И бабник, наверное. Тогда, в Рязани, не раз ему ноги уносить приходилось, а пару раз и по морде лица схлопотал — даром что рукопашник был на диво умелый и быстрый. Нет, все-таки интересно устроена жизнь: черт знает, когда учились в одном училище, а все помнится, как вчера, да и дружба армейская, пожалуй, покрепче любой другой будет. Ладно, Орехов, считай, что тебе повезло. Но и не забывай, что Алехандро наш все-таки в кубинском КГБ пашет — так что не расслабляйся особо. Дружба — штука хорошая, но мы пацаны уже взрослые… Дружба — дружбой, а табачок врозь! Народная мудрость, зараза, все знает и учитывает!»
— Помощь, говоришь? — Орехов совершенно трезвым взглядом пытливо посмотрел на кубинца, что-то там прикинул в уме и кивнул: — А хорошо бы! Только сначала я тебе маленько помогу — вернее, уже помог. В общем, так: я из рук в руки сдаю тебе одну хитрую банду, а ты даешь мне и моим ребятам спокойно уйти в синие морские дали! А потом, чуть позже, поможешь нам пристроиться на какой-нибудь чартерный рейс в Россию. По рукам?
— Я же сказал — помогу, — досадливо поморщился Робредо и — уже серьезным, «служебным» тоном — не то предложил, не то скомандовал: — А теперь давай про банду твою: что, где, кто…
Спустя два часа с небольшим подполковник Орехов в сопровождении взвода кубинских спецназовцев прибыл в рыбачий поселок и, стоя на берегу с мегафоном в руке, прокричал в сторону казавшегося безлюдным пограничного катера:
— Тритон, это я — Шер-Хан! Со мной люди из кубинского спецназа. Мы сдаем им команду бандитов с пограничного катера. Потом нам позволят свободно уйти в море. Надеюсь, ты все понял правильно. Так что, смотри, чтобы без глупостей у меня!
…Передача кубинцам пограничников-«оборотней» произошла без малейших эксцессов — буднично и по-армейски организованно. Не считать же эксцессом то, что спецназовцы сразу же сорвали с пленных погоны и все знаки различий и каждому отвесили по парочке хороших затрещин — вероятно, для того, чтобы «оборотни» не очень радовались, что вырвались из рук неведомых врагов и попали к своим.
Орехов мгновенно заметил мрачного кубинца с обеими кое-как перебинтованными руками. Отыскал взглядом мичмана, безмятежно любовавшегося работой спецназовцев, сноровисто наделявших каждого из бывших пограничников блестящими браслетами наручников, и тоном, не предвещавшим ничего хорошего, спросил:
— Это что у него с руками? Я уезжал — вроде все целы были…
— А я тут при чем? — возмущенно вскинулся Троянов, глядя на командира обиженно и недоуменно: — Чуть что — сразу Тритон… А чудила этот, между прочим, в трюм упал — на трапе нога подвернулась, он и грохнулся. Я ему первую помощь оказал — шины наложил и перевязал.
— Грохнулся, говоришь? И сразу обе руки сломал, да?
— Ну да, — совершенно искренне вздохнул мичман, — не повезло парню. Да сам спроси у него, если мне не веришь! Эй, ты, с руками! Скажи начальнику! Ты же в трюм упал?
— Да, — кубинец торопливо кивнул и, отводя взгляд, мрачно подтвердил: — Я упал…
Небольшая флотилия лодок, взятых на время у рыбаков спецназовцами, ушла к берегу. Еще минут через пятнадцать лишь оседающее облачко пыли, да стайка любопытных мальчишек, месивших босыми ногами горячий песок, напоминали о том, что здесь только что завершилась чуть ли не войсковая операция. Пограничный катер тоже ушел, взревев на прощание сиреной — кубинцы специально привезли с собой троих спецов по морскому делу, которым поручили перегон судна к месту обычной дислокации.
Орехов присел на ящик, брошенный рядом с фальшбортом, тусклым взглядом посмотрел на усевшуюся на верхушку мачты наглую чайку и, прикуривая, спросил у Троянова:
— Томпсон где?
— Здесь, в машинном отделении дрыхнет. Я ему сразу сказал, чтоб не отсвечивал, а убрался куда подальше. Со Славкой что там?
— В порядке Славка — в хорошем госпитале он. Через месяц бегать, прыгать и водку кушать будет. Тот… с руками… это он Ската изуродовал? Ладно, можешь не отвечать — и так все ясно.
— А мы теперь что? Куда? Я так понимаю, что ты с кубинцами договорился, и наш крейсер вместе с капитаном и мотористом за нами остается? Они, правда, пьяные еще маленько…
— Правильно понимаешь. — Подполковник устало швырнул окурок за борт. — Куда? А то ты сам не догадываешься… Катков тебе координаты небось тоже шепнуть успел?
— Ну да, сказал…
— А раз сказал, то тащи сюда наших пьянчуг и Томпсона. Снимаемся с якоря и — вперед…
Через три с половиной часа судно бросило якорь неподалеку от крохотного островка и Троянов с Томпсоном, облачившиеся в гидрокостюмы, ушли под воду. Ящики, сброшенные Скатом, без каких-либо проблем и приключений были найдены и подняты на палубу.
Еще через пять часов капитан судна расстался со своими беспокойными арендаторами, получив-таки за работу вполне приличную плату, и, поспешно покидая территориальные воды Кубы, вздохнул с неимоверным облегчением. Радоваться было чему — старый морской волк всерьез опасался, что за свои мелкие провинности может получить не обусловленный в самом начале расчет, а дешевую, но очень горячую пулю в лоб…
На борту транспортника, на огромной высоте деловито гудевшего моторами над Атлантикой, кроме заранее обусловленных грузов и нескольких пассажиров, находились еще двое: подполковник Орехов и старший мичман Троянов. Капитан Катков на неопределенное время был вынужден остаться на гостеприимной кубинской земле — хотя при расставании с товарищами Скат невесело пошутил: «Да какой же я тут гость? Бедный родственник, которого приютили добрые люди…»
Стив Томпсон на предложение Орехова лететь в Россию ответил решительным отказом и остался на Кубе, в дальнейшем планируя вернуться в Штаты. От обещанной доли сокровищ морпех отказался — согласился взять лишь немного денег на билет, и на первое время. Так что, железная бочка с тщательно упрятанными в ней ценностями, поднятыми с немецкой субмарины, в полной сохранности мирно подремывала в грузовом отсеке — уж ей-то было абсолютно все равно, куда лететь…
Небольшая тверская деревня в 180 км от Москвы, октябрь 2011 г.
Пусть не так уж и часто, но и в октябре в тверских краях бывают дни тихие и солнечные, когда создается обманчивое впечатление, что бабье лето решило вернуться и подарить людям еще немножечко тепла. В заметно поредевших кронах деревьев почти не увидишь зеленой листвы — вся уцелевшая перекрасилась в желтые, красноватые и коричневые цвета. Налетит ветер посильнее, ударит холодными струями недобрый осенний дождь и остатки золотистого великолепия облетят-осыплются, чтобы уже на земле шуршать-шептать друг другу о чем-то грустном — может быть, о тоскливой ноябрьской мороси и о грядущей зиме.
Полковник Вашуков брезгливо поморщился, запястьем стер с лица невесомую паутинку, прилетевшую вместе с порывом ветерка, заплутавшего между старых яблонь, и продолжил насаживать на шампур кусочки мяса. Закончив, подхватил веер из нескольких шампуров и ловко разложил будущие шашлыки над углями, жарко рдевшими в коробе мангала.
— И какого черта я сюда с вами приперся, а? Пашу как салабон зеленый! И каждый раз так! А я, между прочим, полковник, а не где-то там, — ворчал командир подразделения боевых пловцов, переворачивая шпажки с подрумянившимся мясом — глядя со стороны, можно было подумать, что полковник играет в настольный хоккей.
— Кто ж виноват, что мясо ты готовишь лучше всех? — с философской ленцой в голосе отозвался Орехов и небрежно стряхнул пепел с кончика сигареты. — Ну, хочешь, вон, мичману поручим — пусть он за шашлыками смотрит! А мы, как настоящие полковники, по стопке пропустим. Как тебе такой вариант, герр оберст?