кий креатив куда-то испарился.
– Помоги, Слав, мне очень надо, – проскулил я.
– Нет, – твердо ответил он, – ты не в себе. Проспись для начала, а после поговорим.
– Да я абсолютно в себе! – почти крикнул в трубку я.
– И не ори. Ты у меня деньги просишь, а не я у тебя, между прочим!
– Извини… – Я почувствовал себя раздавленным. Вопрос с деревом становился принципиальным. В него вовлекалось все больше и больше людей. И добиться результата – было делом принципа. Хотя, о каком результате на тот момент шла речь, я понятия не имел. – Забудь.
– Ладно, не парься там. Пока.
В общем, он не дал мне денег, и это сильно меняло планы. Со ста пятьюдесятью тысячами, которые у меня, возможно, имелись, я ничего не мог сделать. Надо было сдаваться. Но сдаваться с умом, не по-глупому, не как побитый и униженный. При сдаче надо было еще и выиграть. А это – целое искусство. Я позвонил старшей дочери.
– Лиз, ты там бабушкам намекни, что папа пошутил и ничего не покупал. В плане дерева то есть… – Да, так прям и сказал: «В плане дерева».
– Ладно, – сухо ответила она, словно разговор шел о покупке хлеба.
– Ну только так, осторожно. Типа у папы настроение веселое раз в сто лет. Здорово, что он пошутил.
– Я поняла, – абсолютно безучастно, словно робот, буркнула она.
– Лиз, только не тяни, пожалуйста, ладно?
– Хорошо. – И снова – полное равнодушие.
– Лиза, сделай это прямо сейчас! – не выдержал я. Видимо, нервы были на пределе. Похоже, дерево изрядно мне их попортило.
– Да поняла я, пап, сейчас вернусь с пляжа и напишу. – Она была с бабушкой на Кипре.
Где-то час ничего не происходило. Потом завибрировал телефон. Звонил отец. Он говорил сбивчиво, словно куда-то бежал или ехал на велосипеде. Голос его был несдержан и напряжен.
– Ну ты что там начудил-то? Совсем уже без мозгов?! – К этому он пару раз матюкнулся. Причем жестко так.
– А в чем дело? – глупо протянул я.
– Что ты там за херню купил за двести тыщ, тебе деньги выбросить некуда? – Он сказал это еще грубее, с добавлением самых крепких и выверенных матерных слов.
– Мои деньги – что хочу, то и делаю! – стал отбиваться я.
– А то, что бабку в больницу увезли?! И теща плачет?! Как тебе это?
Мое и без того измученное сердце стало набирать обороты. В голове загудело, словно кто-то перепутал ее с барабаном, пару раз стукнув по вискам.
– Как это в больницу? – заикаясь, спросил я.
– А так! «Скорая» приехала и увезла. Бабка говорит, ты ей десять тыщ не выслал, когда она тебя просила, а сам такие деревья покупаешь!
Про десять тысяч было правдой. Но я не специально ей тогда не выслал, а просто забыл. У меня работы много, а бабка не напомнила. Видимо, застеснялась.
– А теща чего? – из какой-то параллельной галактики прокричал я писклявым срывающимся голосом.
– Так ты на детей ей тогда пятьдесят тысяч не дал, чтобы на Кипр полететь.
И это было правдой. Не дал специально – хотел сэкономить. Думал, теща забудет. Но она не забыла. Как говорится, рвется, где тонко. Вот оно и порвалось – в области не купленного дерева.
– И мать ревет, – не унимался отец.
– А мать-то чего? – потихоньку приходил я в себя. – Чего она-то?
– Ты ей ничего не подарил на день рождения!
Действительно – не подарил. Поехал в командировку в Пермь, а потом забыл. А после – было поздно и стыдно.
В общем, ситуация принимала опасный оборот. Видимо, дочь по своей рассеянности забыла позвонить. Ну или хотя бы написать. Выходит, я довел до больницы бабку, до истерики – мать и тещу, а отца – почти до нервного срыва. Так, значит, пошутил весело. Отступать теперь было некуда – я набрал дочке.
– Ты так и не сказала им про дерево?
– Нет, – виновато ответила она.
– И не надо. Молодец, все правильно сделала. Не говори ничего! – В голове у меня стал созревать новый план.
Поразмышляв о случившемся, я понял одну важную вещь: если все, о чем рассказал отец, произошло из-за реально купленного дерева, то это еще полбеды, этот нокдаун можно пережить, но если – из-за вымышленного дерева, так сказать, шуточного, такого мои родственники мне уж точно не простят.
В ближайшем банкомате я снял все деньги с карты – получилось ровно сто пятьдесят тысяч. Видимо, сумма эта покоилась где-то в моем подсознании, когда я писал первую эсэмэску. Сунув деньги в задний карман джинсов, я добрел до своей старенькой «Хонды» и поехал в сторону питомника, не обращая внимания на светофоры. Штрафы приходили новыми эсэмэсками. Но я думал лишь об одном: как купить это злосчастное дерево за те деньги, что у меня были. Очевидно, дать такую скидку мог только директор питомника, к которому я сразу же направился, бросив машину напротив шлагбаума. Заспанный охранник попытался мне что-то крикнуть, но увидев, что я бегу к зданию администрации, просто махнул рукой.
Директор оказался крепким чернявым мужчиной лет пятидесяти, вокруг которого витал кислый запах перегара. Последнее вселяло надежду на успешный исход моей затеи. Я заявил с порога:
– Мне нужно ваше дерево за полмиллиона!
Потом, шатаясь, добрел со первого стула и плюхнулся на него. Видимо, силы покидали меня с каждым шагом.
– Покупайте! – Он развел руки в стороны и глупо улыбнулся. Так, что мне захотелось дать ему в морду.
– Купил бы… – Я ехидно улыбнулся в ответ и закачал головой, словно болванчик. – Были бы деньги.
– В смысле? – пожал плечами директор, потеребив двумя пальцами свои густые усы.
– В общем, тут такое дело… – И я стал ему все рассказывать, с самого начала. А в конце вытащил из кармана сто пятьдесят тысяч и положил на стол. – Помогите, пожалуйста, если можете.
– Мало… – как-то виновато ответил он, почесывая морщинистый лоб. – Я бы помог, но этого слишком мало…
Я чувствовал себя так, что если бы был способ свести с жизнью счеты безболезненно, я бы неминуемо им воспользовался. Директор это, видимо, почувствовал. Торопливо открыл ящик стола и вытянул оттуда пузатую бутылку коньяка. Затем в его руках появились две плохо промытые рюмки.
– Будете? – Он протянул мне одну из них.
– За рулем, – отмахнулся я и подумал почему-то про бабку: как она там, в больнице-то?
Он налил себе и махом выпил. На лице выступили розовые пятна, дыхание стало тяжелым и прерывистым, словно он пробежал стометровку на время.
– Есть один способ… – Он прокашлялся в кулак.
– Какой? – привстал я от неожиданности. Мне уже было все равно, что он предложит. Главное – купить дерево и убраться отсюда. Я был готов на все.
– Под расписку. – Он протянул мне лист бумаги и ручку. А после – стал диктовать.
Меньше чем через минуту я был должен лично ему сто десять тысяч. Это помимо тех ста пятидесяти, что он сразу же спрятал в ящике стола. Сто он взял за дерево, которое в итоге оценил в двести пятьдесят. А десять – за доставку. Хотя официальная доставка, с его слов, стоила пятнадцать. Но он мне сделал «по дружбе», через своих ребят. Так прям и сказал. И скидку оформил тоже «по дружбе», продав дерево за двести пятьдесят тысяч, а не за полмиллиона. Мы долго с ним прощались. Он хлопал меня по плечу увесистой ладонью, на которой мелькал зеленый силуэт якоря. Каждый такой хлопок вызывал во мне приступ отчаяния, словно этот самый якорь цеплялся за мою душу, отрывая каждый раз по кусочку.
Вечером я сидел в беседке и пил вино. Напротив меня стояло огромное дерево, корни которого были запакованы в специальный ящик, похожий на гроб. Последнее еще больше меня угнетало. Наверное, я не плакал только из-за того, что пил. Нет, даже не так. Наверное, я жил только потому, что пил. Вино в бутылке заканчивалось, и я уже думал, где достать вторую. Причем за любые деньги. И тут ожил телефон, звонила мать.
– Ну как ты? – спросила она.
– Да ничего, – вяло ответил я.
– Напугал тебя отец-то? – Ее голос показался мне странным.
– Напугал…
Какое-то время она молчала, словно подбирала слова.
– С бабушкой особенно напугал, – признался я. А что скрывать-то?
– Ты уж не злись на него, – все с той же странной интонацией проговорила мать.
– Да я и не злюсь. А как там бабушка?
– Отлично, звонила только что. Мы ей про дерево твое рассказали, как ты нас развел с ним.
– В смысле? Она не в больнице? – я стал глотать остатки вина прямо из бутылки.
– Да нет, конечно. Это отец тебя шуганул, после того как Лиза позвонила и все рассказала.
Я вскочил с плетеного стула и нервно заходил по беседке. Под ногами шуршал пакет.
– То есть вы меня… развели? – Я смотрел на уходящее солнце, и от напряжения оно у меня двоилось.
– Ну да, как и ты нас. Но мы и правда поверили, что ты его купил. Представляешь? – Она засмеялась. Как-то неуместно и глупо.
– Представляю… – Солнце к этому моменту уже троилось и меняло цвет. Я почувствовал, как отломился кусочек эмали на зубе, и наконец-то понял, что значит этот самый скрежет зубовный.
– Ну а потом я говорю всем: мой сын не дурак какой-то, а кандидат наук и крупный руководитель… это он шутит так! – Где-то за ее спиной зажужжала газонокосилка. – Шутник он у меня с детства, говорю.
– Да-да…
– А тут и Лиза позвонила. Расставила все по местам, так сказать.
– Ага, хорошо…
– Но мы ей велели молчать. – Мать снова хихикнула. Потом шум газонокосилки заглушил ее голос, а я почувствовал вкус своих соленых слез.
Я все смотрел на уходящее солнце и думал: как же теперь жить? Как?! Хотя… сегодня у меня в саду появилось новое экзотическое дерево. Я могу радоваться тому, что потратил на него не полмиллиона, а всего-то двести пятьдесят тысяч… и что стакан мой еще наполовину полон, как говорят оптимисты.
Целлюлит
– Лен, ну ты ее жопу-то видела?! – кричала в трубку худощавая блондинка, накручивая на палец прядь волос. – Жопа-то как тыква, к палочке приделанная! Да что там тыква – как глобус! Раскачала жопу себе на тренажерах!