– Водочки? – зачем-то переспросил Михаил Иванович, хотя явно слышал, что ему предложили.
– Самогончик местный, утром только выгнала. – Бабка достала из холщовой сумки бутылку из-под пива, закрытую винной пробкой. – Недорого отдам, за соточку.
Михаил Иванович задумался. Утром в Питере была назначена встреча с руководством филиала местной «дочки», и заявляться на нее с перегаром, конечно, не следовало. С другой стороны, сильно хотелось выпить. Это желание возникло еще в Москве и не покидало Михаила Ивановича всю дорогу.
– Перед сном, милок, самогончику-то. Заснешь как младенец, – не унималась бабка. – За соточку всего. Первачка-то откушать.
– А, давай, – решился Михаил Иванович, сунув ей в руку мятую сотку.
– Только все не пей, милок, она крепкая. Первачок! – шепнула бабка и, спрятав сотку в сумку, быстро зашагала по перрону.
«Странная бабка», – подумал Михаил Иванович. Открыл бутылку и нюхнул самогон. В нос ударил неприятный сивушноспиртовой запах. На мгновение расхотелось пить. Но, глубоко вздохнув, он все же сделал несколько глотков. Самогон ошпарил не сразу. Вначале Михаил Иванович просто почувствовал прилив тепла, идущий из горла вниз по пищеводу и заполняющий пустой желудок. А потом – словно кто-то схватил его за горло цепкими пальцами и начал душить.
– Вот блядь, – ругнулся он и плюнул в сторону, – дрянь-то какая.
Но, сказав это, сразу же сделал еще несколько глотков. Теперь тепло пошло в голову, и Михаил Иванович почувствовал себя менее скованным. Казалось, тепло принесло с собой и новый источник силы. Полегчало.
– А ничего так! – Он мотнул головой. – Неплохая водочка-то!
Проводница объявила, что поезд тронется через минуту. Михаил запрыгнул на ступеньку вагона и, сделав несколько шагов, оказался в тамбуре. Там остались лишь две девушки. У одной из них во рту дымилась сигарета, освещая ярким огоньком пространство тамбура.
– Привет, девчонки! – прокричал уже заметно опьяневший Михаил Иванович. – Выпить не хотите?! – Он вытащил из кармана брюк бутылку с остатками самогона и потряс ею перед девушками. Мутная жидкость выплеснулась из горлышка, попав ему на руки.
– Ну и запах, дядя! Ты эту брагу случайно не только что купил на платформе? – спросила одна из девушек.
– А что? – поинтересовался Михаил Иванович, прищурившись.
– А то, что шел бы ты по своим делам. Мы такое пойло не пьем, – ответила другая, доставая сигарету из пачки.
– Прикурить? – Михаил Иванович вынул из кармана коробок спичек, протянул его девушке.
– О боже! – Она отвернулась в сторону. – Иди-ка ты своей дорогой, дядя. Мы с мужчинами!
– А я что, не мужчина?! – возмутился Михаил Иванович.
Обе девушки прыснули от смеха, слегка нагнувшись.
– Да ну вас! – Михаил Иванович махнул рукой и глотнул из бутылки.
– Во-во, иди дальше пей! Пердун старый! – донеслось ему вслед.
– Сучки! – буркнул он себе под нос и швырнул бутылку с остатками самогона в мусорный ящик.
Когда он зашел в купе, Лена уже спала. Ее прямые гладкие волосы разметались по подушке, к которой она прижималась щекой. Михаил Иванович оглядел хрупкое маленькое тело, закутанное в простыню. Попа Лены слегка оттопыривалась вверх, образуя невысокий холмик.
– Ух, блин, ну и жопа! – Михаил Иванович наклонился к Лене, положил ладонь на ее ягодицу, сразу почувствовав, как напряглась собственная плоть. – Сладенькая…
Лена повернулась на бок, открывая глаза. Перед собой она увидела нависшего коллегу. Тот глупо улыбался, пошатываясь, источая зловонный запах яиц и дешевого спирта. Его седые волосы взъерошились и торчали в разные стороны.
– Михаил Иванович, вы чего? – Лена попыталась отодвинуться, но уперлась спиной в стенку.
– Ленок, ты не бойся. Мы же эти… – Он забыл слово «коллеги», что, впрочем, было неважно.
– Это вы… да постойте же…
– Сладенькая моя… – Михаил Иванович уже чувствовал, как его плоть трется о тело молодой женщины, и все больше возбуждался. Испуганные глаза Лены хлопали так часто, что, казалось, у нее в голове что-то замкнуло, и движения стали совершаться гораздо быстрее, чем обычно.
– Михаил Иванович, – с трудом выдавила Лена, – не делайте глупостей.
– Ух, – только и смог проговорить тот в ответ, стянув с себя штаны и швырнув на пол укрывавшую Лену простыню.
– Михаил Иванович, – безнадежно повторила Лена и почувствовала, как жесткая щетина впилась в ее кожу.
– Сладенькая моя, сладенькая, – тем временем бурчал себе под нос новоиспеченный донжуан.
Утром они ехали молча. Михаил Иванович доедал вчерашние яйца, энергично орудуя челюстями. Лена смотрела в окно и считала редкие столбы, попадающиеся по дороге. По щекам ее стекали крупные слезы. До Питера оставалось ехать меньше часа.
– Лен, ты это, не сердись, – наконец выдавил из себя Михаил Иванович. – Я как лучше хотел… Не по злобе же.
Лена молчала, глядя в окно. Ее маленькие пальчики барабанили по ровной поверхности стола. Несколько муравьев пробежало рядом с ними, огибая хлебные крошки.
– Лен, ну это же опыт все-таки. Тоже ведь, – он выдержал паузу, пытаясь поймать взгляд женщины, – передача своего рода.
– Молчите! – вдруг крикнула она, громко шмыгнув носом.
– Молчу-молчу! – вздрогнул Михаил Иванович. – А по поводу выступлений я тебе потом расскажу. На обратном пути. Мы же вместе едем? В одном купе?
Лена ничего не ответила. Видимо, считала столбы, пытаясь забыть вчерашний «опыт». Поезд сбавлял ход, подъезжая к Московскому вокзалу. В окне показался нос стоявшей на соседнем пути электрички.
Правда
– Саш, а ты сколько уже не куришь? – спросила пухловатая блондинка, снимая с плиты сковородку с жареной картошкой.
– Да месяц уже. – Александр поддел вилкой кусок селедки, бросил его в рот и вытер сальные губы полотенцем.
– Молодец, так, глядишь, и бросишь.
Блондинка разложила картошку по тарелкам, вытащила из холодильника запотевшую банку с маринованными овощами, открыла крышку, достала несколько огурцов. На кухне запахло кислым рассолом.
– Может, и брошу. – Александр не спеша встал, включил стоявший на холодильнике телевизор и вернулся за стол.
– Опять новости смотреть будешь? – Блондинка хрустнула огурцом, откусила от черной хлебной горбушки. – Думаешь, за день поменялось что-то? Каждый день их смотришь! Про сына даже не спросишь. А у него вон двойка сегодня по русскому!
– Лен, ну только не начинай! Дай уже спокойно посмотреть! – прикрикнул он на жену, ткнул вилкой в центр своей тарелки, наколол картошку. – Все лезешь и лезешь. Уже и телевизор не посмотришь спокойно.
Не обращая внимания на крики мужа, Лена невозмутимо доела картошку, достала из тумбочки мешочек с заваркой, бросила горсть в пузатый заварочный чайник, весело блестевший красными в белый горошек боками.
Из телевизора послышался голос Горбачева. Генсек говорил о последних прорывах в промышленности, о достижениях сельского хозяйства и о том, что советские женщины стали рожать больше, чем в прошлом году. Речь генсека завораживала и впечатляла.
– Саш, странно это. Послушаешь его, так у нас все замечательно. А на деле – и колбасы нормальной не купить. Через Тоньку всё достаем. Хорошо, что она в столе заказов работает.
– Да сдалась тебе эта колбаса, Лен! Что, без нее жизни нет? Вон людей лучше умных послушай, – кивнул он в сторону телевизора.
– Есть жизнь, Саш, есть. Но все-таки… – Лена бросила кусочек сахара в чашку, долила заварки и кипятку, помешала ложечкой. – Хотелось бы и получше…
– Машину бы дали… – Александр мечтательно посмотрел на экран, где мелькала лысина генсека. Крупное родимое пятно на ней здорово напоминало карту родной страны.
– И на машину уже пять лет в очереди стоим! Пять лет! А ты, между прочим, заслуженный летчик-испытатель! Без пяти минут герой Союза! – Лена затрясла в воздухе полной рукой. Ее часики на тонком ремешке, расстегнувшись, едва не слетели. Она перехватила их у запястья.
– Это да… – Александр налил себе чая, дотянулся до пакета с сухарями, отломил кусок, бросил в рот.
– Саш, а ты завтра новый самолет испытывать будешь?
– Да, утром вылет. – Он прожевал сухарь, отхлебнул из чашки.
Лена аккуратно сложила посуду в раковину, протерла стол кухонной тряпкой. Наполнила водой лейку и полила стоящие на подоконнике цветы. У одного их них осыпались листья, почти полностью оголив кривоватый ствол, покрытый сырыми наростами.
– Опять моя бегония приболела. А вроде бы поливала… – Она собрала с подоконника листья, бросила их в мусорное ведро и обернулась к мужу. – Саш, а тебе перед испытаниями самолета страшно?
– Сейчас нет уже, раньше немного боялся. Особенно когда после училища нас сразу на МиГи бросили.
– А сейчас почему не страшно? – Лена подошла к телевизору, сделала звук потише. Генсек продолжал говорить чуть ли не шепотом.
– Да привык, сколько уж налетал, Лен.
– Совсем-совсем не страшно? – не унималась жена.
– Ну, бывает иногда. Но редко уже.
– Это опыт, наверное, Саш?
– Может, и опыт, – ответил он, уже особо не вникая в суть разговора, и посмотрел на настенные часы с кукушкой.
Жена, заметив его взгляд, кивнула:
– Ты ложись уже, тебе ведь рано вставать. Заболталась я совсем, – и начала убирать остатки еды в холодильник.
– Да, пойду уже, Лен. Мне бы выспаться надо перед полетом.
– К Матвею зайди, хоть спокойной ночи скажи сыну! Скучает он по тебе…
– Конечно, зайду, – ответил муж и вышел из кухни, прикрыв за собой дверь.
Он шагал к голубоватому самолету по бетонным плитам взлетной полосы. Смола в швах между ними, нагретая утренним солнцем, издавала неприятный запах жженной резины. Несмотря на теплую погоду, на нем были кожаная летная куртка и зеленые штаны с синими тряпичными вставками на коленях. Тяжелый летный шлем бил по ноге.
Рядом с самолетом возилось несколько техников, готовивших его к испытаниям.
– Александр Матвеевич, все готово! – вылезая из-под машины, сказал один из них.