— За мной! — скомандовал в «луноходе» сержант.
Борзинский городской медицинский вытрезвитель, находившийся в одном здании с горотделом милиции, состоял из трех помещений. В приемном покое находился видавший виды канцелярский стол за массивным барьером, делившим комнату на две части. На стенах были развешаны плакаты, иллюстрирующие вредное влияние алкоголя на личность человека. На одном из них были изображены два рабочих. Один из них, в аккуратной синей спецовке и штангенциркулем в нагрудном кармане, держал в руке пачку денег, видимо, зарплату. Второй, в растянутой майке, с пластырем на красном пористом носу, сжимал в руке початую бытылку водки и с недоумением рассматривал три жалкие купюры, зажатые в другой руке. Надпись на плакате гласила: «Как работал, так и заработал!» Во второй комнате находилась камера хранения личных вещей лиц, доставленных на отрезвление. В третьем помещении в два ряда располагались десять железных кроватей, на которых отдыхали пострадавшие от алкоголя. Над кроватями через всю стенку простирался лозунг: «Алкоголь — враг здоровья!»
В приемной дежурный сержант оформлял двух доставленных на отрезвление мужчин. По своему внешнему облику они могли бы иллюстрировать какой-нибудь тезис из теории эволюции Чарльза Дарвина, например, о том, что вид гомосапиенс разделился на две эволюционные ветви. Первый задержанный, командировочный из Читы, был интеллигентным дородным мужчиной, одетым в белую рубашку, выбившуюся из брюк, и с распущенным до половины галстуком. Вся его вина состояла в том, что, плотно пообедав и обильно выпив в «Садко», он шел в гостиницу, футболя перед собой по тротуару пустую консервную банку. Патрульный наряд, естественно, не мог проехать мимо такой лакомой добычи. Второй мужчина был из местных, мелкий, с цепким злым взглядом плутоватых глаз. Он стоял у стойки, втянув голову в костлявые плечи, и беспокойно озирался по сторонам.
Дородный командировочный покровительственно обратился к мужичку:
— Зачем же ты пьешь? Тебе же нельзя пить!
— А тебе можно? — с вызовом спросил мужичок, глядя снизу вверх на дородного.
— Мне можно, — царственно сообщил дородный. — Вот тебе, — он ткнул пухлым пальцем в грудь мужичка, — нельзя! Понял?
— Понял, — кивнул головой мужичок.
— Вот ты кто? — спросил дородный.
— А ты кто? — нервно огрызнулся мужичок.
— Я — старший экономист! — весомо сказал дородный и презрительно выпятил нижнюю губу.
— А я рамщик, — сообщил местный.
— Так почему в таком случае ты здесь? — загремел дородный. — Почему не на раме?!
— Так кругляк закончился. Не завезли. Выходные. За свой счет. Вот мусора замели…
Дородный подошел к мужичку вплотную и, упершись в него мягким животом, добродушно спросил:
— Можно, я тебя ударю?
— А куда? — поинтересовался рамщик.
— Прямо в харю!
Диалог был прерван внезапно ввалившейся в помещение плотной круглолицей женщиной средних лет. Она уверенно прошла к стойке, за которой дежурный сержант оформлял протокол, и заявила, не терпящим возражений тоном:
— Меня только что изнасиловали!
Дежурный сержант отложил ручку и поднял голову на заявительницу.
— И где ж тебя изнасиловали, Галина Ивановна? — спросил он, потягиваясь.
— Вот здесь! — Галина Ивановна возмущенно указала заскорузлым указательным пальцем на низ своего живота.
Мужичок-рамщик сально ухмыльнулся, а у командированного экономиста от избытка впечатлений отвисла челюсть.
— Вы должны найти этого негодяя! — с чувством продолжила Галина Ивановна. — Он отнял у меня самое дорогое — мою женскую честь! Мерзавец! Подонок! У вас есть розыскная собака? Она должна взять след! Я могу предъявить вещественные доказательства, по которым собака должна взять след!
В это время в коридоре раздался шум, и в приемную медицинского вытрезвителя ввалились патрульные, доставившие участников инцидента у ресторана «Садко». Все они имели весьма живописный вид. Больше всего пострадал, как и было задумано, Сопель. Рубаха его была разорвана от ворота, на шее болтался залитый кровью обрывок галстука, который Сопель одел ради спецоперации. Время от времени Сопель этим галстуком вытирал нос, из которого капала кровь. Мгновенно оценив ситуацию, пострадавшая от изнасилования Галина Ивановна неслышно ретировалась.
Эффект от спецоперации даже превзошел все ожидания. Кроме запланированного Сопеля вторым пострадавшим оказался эксперт-фотограф Коняев. Падая с крыльца ресторана вместе с неожиданно набросившимся на него ракетчиком, Коняев ударился головой о ступеньку. Налицо было сопротивление представителям власти, а также телесные повреждения, для освидетельствования которых из госпиталя был вызван дежурный травматолог.
Наутро на стол начальника горотдела МВД майора Свиридова лег протокол, составленный начальником медвытрезвителя капитаном Шапарем. В нем в частности сообщалось, что лейтенант Висляков, находясь в состоянии среднетяжелого алкогольного опьянения, что подтверждается данными медэкспертизы, нарушал общественный порядок около ресторана «Садко». После употребления спиртных напитков Висляков Николай Васильевич нецензурно выражался и выкрикивал ругательства, несовместимые со званием члена коммунистической партии. Висляков также находился в общественном месте в виде, оскорбляющем человеческое достоинство. После этого Висляков Николай Васильевич без видимых причин напал на проходившего мимо местного жителя гражданина Сопкина Бориса Евгеньевича и с криками «Убью» стал его душить. Медицинская справка о нанесении Сопкину физических повреждений в виде сотрясения мозга и заявление самого Сопкина прилагается к протоколу. Кроме этого, при задержании Вислякова нарядом патрульно-постовой службы гражданин Висляков беспричинно напал на эксперта Коняева, что привело к его падению и травмированию им головы об асфальт. Кроме этого к протоколу прилагался десяток фотографий, сделанных травмированным Коняевым до и после задержания Вислякова.
Аккуратно подшив все эти документы в скоросшиватель, майор Свиридов двинулся в горком партии.
Просмотрев добытый компромат, секретарь горкома Злобин остался доволен.
— Ну вот, можете, когда хотите, — сказал он, рассматривая фотографию, на которой Висляков с перекошенным от крика ртом держал за горло Сопеля. — А это что такое? — спросил он, показав на фотографию, где поразительно красивая в этот момент Фигура била подносом по голове щуплого Сопеля.
— Это того… — замялся Свиридов, скривив рот. — Надо посортировать.
— Кто это, с подносом? — заинтересованно спросил Злобин.
— Официантка из «Садко», местная.
— Замужем?
— Кажется, нет.
— Я это забираю, — деловито сказал Злобин и спрятал фотографию Фигуры с подносом в ящик стола. — А это что? — спросил он, вертя в руках следующую фотографию, где Висляков в одних трусах сидел, привязанный к стулу резиновыми жгутами.
— Беспокойно вел себя в медвытрезвителе, нарушал правила внутреннего распорядка, пришлось зафиксировать. Ну, щелкнули на всякий случай.
— Эту тоже пока изыми. А остальные хороши, — Злобин удовлетворенно причмокнул губами, глядя на фотографию, где Вислый, выпучив от крика глаза, тянул руки к горлу эксперта Коняева, а внизу на асфальте лежал вырубленный пехотным лейтенантом Сопель.
— Артист этот Висляков. Прямо голливудский тип. Но этого мало, — подумав, сказал Злобин. — На время они заткнутся. А потом опять начнут портить нам кровь. Нужно прищучить их надолго. Создать прецедент, так сказать. Для этого надо сыграть на опережение. Мне нужен прецедент. Понял? Лучше по женской части. Что скажешь, майор?
— Никаких жалоб от местных женщин о прецедентах не поступало. Только на своих, местных, жалуются. Разве что Галина Ивановна иногда развлекается, — заходит в отделение и кричит, что ее изнасиловали офицеры.
Злобин напрягся.
— Ну так пусть напишет заявление. Заставь написать, посмотри, что там у тебя на нее есть.
— Нет, не пойдет, слишком известная личность в городе. Специфическая такая бабенка, ее все знают, ничего не выйдет.
— Ну, хорошо, — задумчиво сказал Злобин. — Вот у нас есть ПТУ, девки там несовершеннолетние учатся. Что скажешь? В ДОСы ездят?
— Разберусь, завтра доложу.
— Разбираться будешь, когда, не дай бог, сберкассу нашу ограбят. А здесь политика — искусство возможного. Шахматная партия, в которой пешка из ПТУ может стать козырной дамой, и наоборот. Уловил?
Злобин нажал на клавишу селектора и сказал:
— Вадим Петрович, посмотри, кто там секретарь парторганизации в нашем городском ПТУ? Нужно прямо сейчас.
Через некоторое время помощник доложил:
— Бебешко Ольга Игоревна, заведующая учебной частью.
Секретарь горкома Злобин повернулся к майору Свиридову и продолжил:
— Значит так. Обратишься к этой Бебешко. Она будет в курсе дела, мы ее проинформируем по своим каналам. Подыщет тебе подходящую девку, они должны ездить в ДОСы. Пригрозит ей исключением, кому охота обратно к себе на хутор возвращаться? Ты поднажми со своей стороны, статью какую-нибудь придумай, за дачу ложных показаний, или как там у вас. Пусть своей рукой напишет объяснительную, так, мол, и так, сблизилась с таким-то и таким-то офицером, такого-то числа, там-то и там-то. И дату рождения проставить, сам понимаешь, да? И подошьешь все в эту папочку. А дальше уже мое дело. Сделаешь все правильно — на несколько лет вояки отстанут от нас. А пока перевес у нас минимальный. Там все-таки два капитана избитых.
Глава 14Неприятности Клещица
Начальник политотдела бригады подполковник Клещиц сидел в своем служебном кабинете и разбирал утреннюю почту. Среди прочих конвертов выделялась пухлая бандероль, скрепленная сургучными печатями. Клещиц посмотрел обратный адрес и неприятное предчувствие защекотало где-то в районе солнечного сплетения. Так с ним было всегда, когда в графе обратный адрес значился борзинский горком партии. Клещиц вскрыл печати и обнаружил два скоросшивателя и сопроводительное письмо за подписью первого секретаря горкома Злобина. Из письма следовало, что ему, Клещицу, для ознакомления, в части его касающейся, направляются копии протокола задержания коммуниста лейтенанта Вислякова, данные медицинского освидетельствования и приложение в виде фотографий задержанного. В конце сопроводительного письм