На следующий день с утра начальник политотдела бригады подполковник Клещиц начал обдумывать создавшееся положение. Первым делом он сделал самое простое — на всякий случай стер свои отпечатки пальцев на втором экземпляре списка, оставленном ему странной невестой лейтенанта Вислякова. Потом он положил его, держа за угол салфеткой, в папку, а папку запер на самом дне своего сейфа. Следующим, о чем начал размышлять Клещиц, был тоже стандартный вопрос: а нельзя ли устраниться от этого дела, спихнув его кому либо? Довольно быстро он пришел к выводу, что нет, нельзя. Во-первых, тогда это очень быстро перестанет быть секретом. А стоит только об этом узнать кому-либо из первого отдела — тогда полные кранты. Эти бездельники подчиняются по своей линии непосредственно Москве, и им только этого и надо. У них тоже ставятся служебные отметки в их личных делах, и заслужить такую отметку никто из них, конечно, не откажется. Это они только с виду тихие, мирные и одалживают у двухгодичников сотню до зарплаты. А на самом деле с ними шутки плохи. Это во-первых. А во-вторых, это дело нельзя спихивать на кого-то потому, что скорее всего они провалят все это.
Сам Клещиц решать тоже ничего не будет. Если он чему-то и научился, дослужившись до двух больших звездочек на погонах, так это этому нехитрому, но мудрому правилу. Значит, нужно пихать это дело наверх. Но наверху тоже не дураки, и решать ничего такого они не будут подавно. Поэтому оптимальный вариант — прийти к начальству уже с готовым решением. Причем не к какому-нибудь начальству, а к тому, которого этот вопрос тоже задевает.
После недолгих рассуждений Клещиц пришел к выводу, что такой человек один — это командир бригады полковник Сивашов. Ему тоже скоро заменяться, вот пусть и заставит Вислякова сходить в местный загс с этой девицей, как ее там, Невзоровой. Правда, если выяснится, что эту невесту послал выживший из ума секретарь горкома Злобин, то разгребать это дерьмо нужно будет ему, Клещицу. И как заставить Вислякова пойти в загс, должен тоже придумать Клещиц. Просто потому, что больше некому. Не Козуху же поручать такое дело. Хотя этот Козух, может, и не так прост, как кажется. Валялся же пьяный в клубе на сцене. На это не каждый политработник способен. Тут воля нужна и особый кураж. А Козух и кураж — это несовместимые вещи. Как если бы Козух сел за клубное пианино и запел белогвардейский романс «Гори, гори, моя звезда». А кто бы, кстати, из офицеров их части мог бы запеть этот романс? Пожалуй, Лосев. Именно после его исчезновения появилась эта невеста с шпионскими списками. Ну еще капитан Козлов мог бы запеть, но это под вопросом. Что он за немецкую газету читает все время? В первом отделе, вообще, знают об этом? Он сам, Клещиц, мог бы спеть этот романс, только этого никто не знает. И не должен знать. Анна Васильевна Вольф смогла бы. И все. Мелкие люди. Даже полковник Сивашов не смог бы спеть этот романс. Кстати, Лосев уже две недели не появляется в части, нужно писать рапорт в военную прокуратуру. Где как раз решают, что делать с Басиным. Статью ему, понятно, никакую не пришьешь, но осерчал на него прокурорский майор Волковец, которого он вытащил крючком из газика. А что с ним делать? Ничего нового, в графике ротации кадров в строевом отделе его фамилия уже вписана в красный квадратик с надписью ТуркВО. А фамилия Лосева — тоже в красный квадратик, но с надписью УРы. А вот фамилия Боклан вписана в зеленый квадратик, ГСВГ — группа советских войск в Германии. Каждому свое, как говорится. «Jedem das seines», как написано на воротах Бухенвальда.
Командир бригады полковник Сивашов, как это и предвидел Клещиц, вникать в тонкости не захотел…
— Подобрала в квартире Вислякова? Во время пьянки? Я сейчас позвоню в строевой, — потянулся Сивашов к трубке. — Пусть этого Вислякова уберут в УРы, как раз разнарядка висит. К свиньям собачим! Тогда он станет ненужным этой шлюхе, и она отстанет от нас.
— Как раз этого делать нельзя, — возразил Клещиц. — Это останется мина замедленного действия! Списки-то останутся, она найдет другого холостяка, всех же в УРы не спрячешь.
— Я отвечаю за безопасность воздушного пространства на этом участке советско-китайской границы! — сказал Сивашов. — Я отвечаю за несение боевого дежурства. Боевого, понимаете? Мне эти списки до лампочки! Кстати, а где их эта шлюха взяла?
— Говорит, что у Вислякова в квартире, но это так, блеф. Где на самом деле взяла — не знаю. Но когда здесь будет военная прокуратура, первый отдел и журналюга из Москвы, то будет уже не до боевого дежурства. Всем. И мне, и вам, товарищ полковник.
— Какой журналюга? Откуда? Чего он хочет? — спросил Сивашов.
— Ну девица эта обещала, если ее вопрос не будет решен, то пошлет материалы в Москву. В том числе и в «Красную звезду». С какими-то комментариями еще, — ответил Клещиц.
— Может, это опять горкомовские чудят? Они что, там все с ума посходили? Злобин что, сериалов о шпионах обсмотрелся?
— Я думал об этом. Не похоже на горкомовских. Я Злобина знаю давно, он адекватный мужик, нормальный. Я ума не приложу, откуда это у нее эти списки. Появились, кстати, когда пропал Лосев.
— Его в розыск объявили?
— Пока нет.
— Ну и не объявляйте пока. Пусть поутихнет буза эта вся. Что вы предлагаете? Я слушаю.
— Я разговаривал с этой Невзоровой. К сожалению, она не борзинская шлюха. Непростая девка, откуда только взялась. Она знает, что хочет. И крепко вцепилась в нас. Надо сделать так, чтобы Висляков пошел с ней в загс. Только тогда эти списки будут ей не нужны, даже вредны. Похоже, у нас нет особого выбора. И надо сделать так, чтобы этот Висляков вообще после этого исчез из нашей части. Так спокойнее. Ведь вам, товарищ полковник, в этом году замена. Да и мне тоже. Пусть уезжают оба подальше. Только не в УРы, а наоборот.
— Это как? — спросил Сивашов.
— В строевом лежит график ротации кадров. Придется кое-что переставить. У нас есть вакансия — группа советских войск в Германии, — сказал Клещиц.
— Это не вакансия. Она уже занята.
— Я знаю. Придется переставить.
— Ну и что я скажу в штабе округа? Папа Боклана знаешь, в каком штабе сидит? — полковник Сивашов показал пальцем в потолок кабинета. — Боклана своего не даром сюда прислал, Борзя хороший трамплин для карьеры. Конечно, если есть Боклан в Москве.
— Похоже, что у нас нет другого хорошего выхода. А московскому Боклану мы что-нибудь придумаем. Я по своей линии найду повод, отобьемся, — сказал Клещиц.
Сивашов задумался.
— Вообще-то мне на папу наплевать, — через некоторое время сказал он. — Часть несет боевое дежурство у границы воздушного пространства с потенциальным агрессором. С завтрашнего дня я подпишу приказ, по которому лейтенант Боклан будет ходить помощником оперативного дежурного по штабу бригады. А потом и оперативным дежурным. Это ему, кстати, пригодится в дальнейшем. В ГСВГ его никто на такую должность не подпустит близко. Для хорошего прыжка нужен хороший разбег — так и объясню папе Боклану. А будет ерепениться, вообще просидит его Боклан здесь пять лет. А что там по партийной линии?
— У лейтенанта Боклана кончается кандидатский срок, — сказал Клещиц. — Но принимать его в члены партии мы пока не будем. Пусть посозревает пока тут. Почему не будем — мы отчитываться не должны. Так решила первичная партийная ячейка, и все. Может, знаем что-то, может, еще что-нибудь. Мне-то московский папа совсем не указ, у нас свои пути-дороги. А беспартийного в ГСВГ посылать никто не будет.
Полковник Сивашов встал из-за стола и, брезгливо скривившись, сказал скороговоркой:
— Хорошо, я распоряжусь в строевом отделе и приготовлю приказ. Покажете этот приказ Вислякову и скажете, что сразу после загса я его подпишу. Но сначала припугните его хорошенько. И давайте так: я не хочу об этом Вислякове больше никогда слышать. Доведите это дело до конца. Что от меня зависит, я сделаю. Пусть едет подальше, в Германию, Индонезию, к чертям собачьим!
Глава 21Ментальные перегрузки
— Товарищ подполковник, лейтенант Висляков по вашему приказанию прибыл! Разрешите войти, — Вислый вскинул ладонь к фуражке.
— Проходите, товарищ лейтенант, — Клещиц поднялся из-за стола. — Садитесь.
— Есть.
Клещиц достал из угла свернутый лист ватмана и показал на него пальцем.
— Это график плановой ротации кадров. Штука в общем-то секретная, поэтому смотреть туда нельзя. Но так получилось, что там есть ваша фамилия, товарищ лейтенант.
У Вислого похолодела спина. «Вот тебя и припечатало, товарищ Вислый», — подумал он. Размечтался. Полканская дочка, академия в Киеве. Баран… А на самом деле все просто. Стоило задеть какие-то струны, и слепой армейский каток стал подминать тебя. Сейчас только кости захрустят.
— Ваша фамилия стоит в одном нехорошем квадрате, поэтому я вам этот график и показываю, — продолжал Клещиц устало. — И не только ваша фамилия, а и ваших друзей собутыльников. Мне жаль, вы неплохой стартовик, но сами понимаете, мы должны учитывать не только боевые показатели, но в первую очередь человеческий фактор. Незаменимых людей нет.
«Если пошлют в УРы, беру Люсьен за шиворот и волоку в загс!» — отчаянно подумал Вислый. «Все равно терять нечего, против судьбы, видно, не попрешь, так хоть она рядом будет».
От этой мысли Вислый даже как-то повеселел. И за Люсьен он пасть порвет. Как Дима-дурачок. Теперь можно делать что хочешь. Жить, как хочешь. Ну и хорошо… А нужен ли он будет Люсьен со своими УРами?
— Это вы про УРы? — хрипло спросил Вислый.
— В этом графике клеточек хватает. И УРы, и Эмба, и ТуркВо, и Новая Земля, и Шпицберген. Но вы правы, УРы ближе всего. Молодые коммунисты там тоже нужны.
— Ну и за что меня в УРы?
— Вы в том смысле, что это несправедливо, да? — спросил Клещиц. — Возможно, несправедливо. Так этого в армии хватает на каждом шагу. Армия — это не институт благородных девиц. И не философский кружок имени Леонардо да Винчи. Может вообще сжевать тебя, и задуматься о справедливости не успеешь. Эка невидаль! И выплюнет в сорок лет на пенсию капитаном-алкоголиком. И то, если доживешь. С армией шутки плохи. Вот я, начальник политотдела зенитно-ракетной части, трачу свое время, разговариваю с лейтенантом. Что это значит? Значит, что-то случилось, понимаете? Значит, вы, лейтенант, куда-то влипли! Вляпались по самую задницу! В армии совсем не обязательно знать, куда влипли, а самое главное, не обязательно знать за что!