– О, черт! – Борланд протер глаза, но таращился все так же.
– Не ожидал, верно?
– Да твою же мать! Ты что тут делаешь?
– Я попал так же, как и ты. Если не хуже. Можешь мне доверять.
– Да ну? – Борланд поднялся, глядя с опаской. – Точно? Тогда выпусти меня.
– Сядь и давай поговорим, – жестко сказал Марк.
– Дай мне уйти!
– Сядь.
Борланд сел на кровать. Затем, подумав, махнул рукой, лег и сложил руки на животе.
– Ну вас всех к черту, – выговорил он. – Я устал. Говори.
– Это я стрелял в тебя с вертолета.
– Да ну?
– Помолчи хоть немного. Ты и не представляешь, каких трудов мне стоит поддерживать Глока в неведении, что ты тут сидишь. Клинч тоже знает не все, а нам с тобой о стольком нужно поговорить. Но прежде всего: ты хочешь вернуть к жизни Литеру?
– Так и началось мое участие, – проговорил Борланд. – Марку с самого начала удалось меня заинтриговать. В течение следующих дней он организовал мне ускоренный курс лечения, хорошее питание, полный отдых. Постоянно заходил сам, и мы с ним говорили о многих вещах. По истечении пяти суток, к моменту брифинга, я был готов.
– Пять дней, значит, – сказал Клинч. – Достаточный срок, чтобы принять решение. Стало быть, когда я пришел перетягивать тебя на свою сторону, ты уже знал, что согласишься.
– Да. Я знал, чего хочу от этой экспедиции, и своего добился. Хотя поначалу меня одолевали сомнения, действительно ли результат станет таким, каким я ожидал.
– Литера, – в сотый раз за день повторил Борланд, с бутылкой минералки отдыхающий после подтягиваний на привинченном к стене турнике. – Марк, я верю тебе и верю в легенду о полтергейсте. Просто потому что хочу верить. Но давай на минутку забудем про Полину и все остальное, что тебя удерживает в этих стенах. Мне нужно твое честное, беспристрастное мнение. Если полтергейст снова станет вроде как человеком – то кем он будет на самом деле? Прости, но меня берут сомнения насчет того, что этот процесс обратим. Я видел, как Литера умерла. По-настоящему.
Марк устало покачал головой.
– Я ждал этого вопроса, – сказал он. – И могу тебе на него ответить. В таких же мыслях я провел несколько лет, пока думал, стоит ли мне лезть в Зону и снимать Заслон. В таком состоянии я встретил Полину в автобусе и в том же расположении духа пребывал следующие несколько недель, когда глядел на нее. Каждый раз. Наверняка ты решил, что после того, как я вернул себе любимую, для меня настала сплошная сказка. Дело именно в том, что я боялся, что это окажется сказкой. И хотел убедиться, что это реальность. Я проверял Полину как мог и в чем мог. Она – человек. И Литера тоже станет человеком. Таким же, как мы с тобой. Зона способна возвращать в том состоянии, в котором берет. Надо лишь уметь взять свое.
– Спасибо Апельсину, – сказал Борланд, касаясь щеки Литеры пальцами. – Если бы не он, ничего бы у нас не получилось. Таких, кем стала Литера, в Зоне очень мало. Тех, кому удалось вернуться, – больше никого.
– Если подумать, то удивительного и в самом деле ничего нет, – добавил Марк. – Учитывая, где мы находимся. Полтергейст – сгусток энергии и массы, точно такой же, как человек и любое другое живое существо. Если мы смогли принять и уместить в сознании существование полтергейста, то почему должны отрицать обратный процесс? А что до того, где заканчивается жизнь и начинается смерть, – это нам неведомо. Все это относится к материям, о которых даже народ Сенатора ничего не знает.
– Все хорошо, что хорошо кончается, да? – устало сказал Клинч. Было видно, что майор никак не может решить. – Не знаю, как там, на той стороне, но я предпочел бы не возвращаться.
– Боль, – тихо произнесла Литера.
– Что? – встрепенулся Борланд. – Родная, где боль?
Марк подошел поближе.
– Боль, – повторила девушка, смотря перед собой в никуда. – Но это не страшная боль. А… приятная. Словно рождаешься заново. Идешь туда, где никто не был… Мир, который там, – он не одинаковый, он свой для каждого. Как живешь здесь, так существуешь там. Если делаешь здесь кому-то плохо или больно, все возвращается обратно в том мире. Если делаешь хорошо – тоже. Не забывается ничто – ни добро, ни зло. Это как… очищение. Только там я поняла, как жила здесь.
Литера повернулась к Борланду, глядя немного рассеянно.
– Прости меня, – сказала она. – Ты не виноват, что папа умер.
Борланд взволнованно провел рукой по лицу.
– Родная, мне надо очень много рассказать про жизнь твоего отца в Зоне, – признался он. – Господи, ты ведь все эти годы не знала, где он и чем занимается. Я провел все это время в его компании и твердо говорю, что именно Технарь сделал из меня человека! Но об этом мы поговорим позже, когда уйдем отсюда. Нас тут больше ничто не держит.
– Уже уходите? – поинтересовался Клинч. – Значит, вы точно оставляете меня решать участь Пьедестала?
– А ты бы предпочел, чтобы мы решали ее без тебя? – спросил Марк. – Это ты всегда хотел иметь подобную власть, не мы.
Кунченко покрутил в руке один из кристаллов.
– Да, – согласился он. – Мне еще не попадались люди, которые получали бы любую власть случайно. Да еще и такую огромную власть. Ты – первый из них.
Марк слегка улыбнулся.
Когда дверь распахнулась, Уотсон попытался сдержать себя в руках. После суточного пребывания в застенках Коалиции его самообладание почти исчезло. Хотя его не били и не оскорбляли, если не считать инцидента в вертолете, все равно ожидание и неизвестность слишком сильно давили на психику.
Вошел Консул.
– Готов отправиться на волю? – спросил он.
– Готов, – ответил Уотсон. – Что надо сделать?
Консул прикрыл за собою дверь, сунул руку за спину и вытащил странный кинжал.
– Сейчас тебя отвезут на «Славич», – сказал он. – Там ты отдашь этот нож Борланду. Если увидишь Клинча, то скажи ему, чтобы он никуда не ходил. Так и передай: переговоров не будет и быть не должно. Запомнил?
– Да.
– Повтори.
Уотсон повторил все слово в слово.
– Отлично, – кивнул Консул. – И скажи Клинчу еще кое-что. Глок войны не хочет, так что Клинч может ее не начинать. В случае несогласия Глок ответит ударом на удар. Однако если война все-таки случится, то клиенты будут против. Это очень важно. Скажи Клинчу, что клиенты против войны. Он поймет, что ему делать.
– Я никогда не видел Клинча, – начал оправдываться Уотсон.
Консул только устало рукой махнул.
– Обратишься к Борланду или Анубису, они помогут. Теперь иди за мной. Времени мало. И еще кое-что для тебя лично. Если окажешься в Ржавом лесу, то запомни, как можно пробраться в Припять под землей. Для этого тебе понадобится помощь моего человека…
Пять минут спустя Уотсон уже летел в Ми-38 в Зону. Проводив вертолет взглядом, Марк наконец ответил на входящий вызов жужжащего коммуникатора.
– Северин! – рявкнул голос. – Ты куда пропал? Ты мне нужен!
– Извини, Глок, я был занят, – сказал Марк, двигаясь через взлетную полосу к лифту. – Сейчас спущусь.
Он выключил связь, прежде чем дойти до лифта. У распахнутых створок стояли два силовика Коалиции. Бекон и Лодочник. Тем примечательнее были их прозвища, что кличками не являлись, это были настоящие фамилии. Силовики внешне не изменились с тех пор, как Марк впервые увидел их в машине, которая забрала его в Зону практически от дверей родного дома. И смотрели все так же насмешливо.
– Северин, тебя хочет видеть Глок, – сообщил Бекон. – И быстро.
– Я как раз к нему иду, – сказал Марк. – Мы только что разговаривали.
– Нет, голуба, – сплюнул Лодочник. – Мы пойдем все вместе.
Марк позволил завести себя в лифт. Как только он поехал вниз, Марк тут же ощутил упиравшееся в бок дуло пистолета. Лодочник, стоявший сзади, крепко держал его за плечо свободной рукой.
– Знаешь, Северин, чего я никогда не мог понять? – проговорит Бекон, глядя недобрыми глазами. – Как такая шестерка, как ты, смогла взлететь так высоко, подобно соколу? Ты тут и двух лет не проторчал, а уже зам в научном отделе. Солдатиками крутишь, порою и денежками. В любой момент резервируешь вертоль, летай – не хочу. Как такое может быть, а?
– Видимо, надо умело шестерить, – ответил Марк.
Лодочник ударил его в спину, и Марк упал на колени, держась за поручень лифта. Бекон сорвал с него рюкзак, открыл и начал копаться.
– Сильно умный, да? – спросил он. – Ну так знай кое-что. Глок на тебя очень зол, чувачок. Он распорядился привезти в Зону твою благоверную. Чтобы тебе резвее работалось. И поручил нам с Лодкой за ней присматривать.
Марк ничего не ответил, только продолжал дышать со злостью.
– Но мы с тобой договоримся, так ведь? – подмигнул Бекон. – Мы добрые, нас устроит и финансовое разрешение вопроса. А поначалу – что ты там с собой в рюкзаке таскаешь? Наверняка у тебя есть что-то интересное… Это еще что такое?
Бекон держал в руке черный цилиндр с отходящей пластиковой ручкой. На поверхности мигал красный огонек.
– Это? – Марк выпрямился. – Детонатор.
– От чего?!
Схватив Бекона за руку, Марк сжал его пальцы вокруг детонатора. Раздался взрыв, лифт сильно тряхнуло, и кабина полетела вниз. До нижнего этажа в бункере оставалось немного, но толчок был достаточно сильным, чтобы все попадали на пол.
Не вставая, Марк врезал Лодочнику ногой по лицу, выхватил его пистолет и с близкого расстояния выстрелил Бекону в лоб, разбрызгивая его мозги по стене кабины. Вскочив, он также добавил две пули Лодочнику в грудь.
– От лифта, – запоздало ответил на вопрос сталкер.
Подхватив рюкзак, Марк открыл двери и вышел в пространство бункера.
На верхнем уровне уже раздавались возгласы. Впереди по коридору стояли и глазели на Марка местные системные администраторы.
Марк выстрелил в потолок, заставив всех с воплями разбежаться.
– Хрен вам всем, а не мою семью, – процедил Марк сквозь зубы. Взрывать лифт так рано в его планы не входило, но обратно он мог выбраться и по лестнице в дальнем углу. Это означало, что времени у него еще меньше.