Еще более неожиданным для нас стал мой выход в финал Australian Open. Там меня поджидал все тот же Плесс. Есть теннисисты, которые на юниорском уровне добиваются серьезных достижений за счет раннего физического развития, действуя в чисто силовой манере. И датчанин – яркий тому пример. Не случайно на уровне ATP он не сумел пробиться даже в первый полтинник и сравнительно быстро сошел. Однако в молодости на моем фоне более атлетичный Плесс выглядел явно предпочтительнее. Чтобы разрушать его игру, мне не хватало скорости, силы и мышления, поэтому уступил я практически без шансов, хотя и с достойным счетом – 4:6, 3:6.
Из Мельбурна я возвращался домой, поднявшись на высшее в своей карьере 11-е место в рейтинге игроков до 18 лет. На этом история моих выступлений на юниорских турнирах практически завершилась. Постепенно я начал обгонять Андрея по результатам, и Борис Львович в большей степени стал ориентироваться на меня. Ну а старший брат начал потихоньку присматриваться к тренерской работе.
Когда мы с Борисом Львовичем уезжали на турниры, то во время тренировок на Ширяевке Андрею помогал Андрей Дмитриевич Халезов. Есть у Бориса Львовича такой знакомый. Своеобразный человек, он не изменял своему старенькому деревянному «Востоку», даже когда все уже играли композитными ракетками. Если Борис Львович по каким-то причинам отсутствовал, то Андрей Дмитриевич занимался с нами по его конспектам. А я делал все, чтобы он о них не забывал. Андрей Дмитриевич даже говорил, что со мной тренироваться нереально, потому что я каждые пять минут бегаю смотреть в специальную тетрадку.
Мой дебют в профессиональном теннисе пришелся на май 1998 года, когда мне выделили wild card на «фьючерсе» в Саратове. Он проходил в теннисном центре на 5-й Дачной улице, где я раньше играл детские турниры. В основном на тот 15-тысячник приехали наши российские ребята, а также игроки из Белоруссии, Украины, Узбекистана, Казахстана. Место было мне хорошо знакомо, некоторые соперники – тоже, но по поводу результата я иллюзий не питал. И сразу же в трех сетах проиграл сочинцу Денису Глазову, который старше меня на четыре года.
Именно на саратовском харде я формально заработал свои первые призовые – кажется, 176 долларов. Правда, деньги на турнирах мне доводилось получать и раньше. Например, в 1991 году на детском турнире в Ивано-Франковске, где мы познакомились с Игорем Куницыным, я занял 17-е место, за которое полагалось… 10 рублей. На что потратил тот червонец, уже не помню.
Из Саратова мы с Борисом Львовичем отправились в Самару на такой же 15-тысячник, где я тоже получил wild card. И там мне уже удалось показать результат – дойти до четвертьфинала. Сначала я обыграл Алексея Кедрюка из Казахстана, следом – Дениса Голованова, который тогда ездил по турнирам с Сергеем Пономаревым, хорошо знавшим Евгения Кафельникова. Молодой тренер Пономарев изо всех сил пытался завести Дениса, считавшегося очень талантливым парнем, и, пожалуй, немного перебарщивал. Но у меня в тот день хорошо шла игра. А затем я уступил Артему Дерепаско, который на тот момент был явно сильнее.
В Самаре я заработал не только 435 долларов, но и 4 рейтинговых очка. Почувствовав, что пробный камень на «фьючерсах» брошен удачно, мы снова переключились на юниорские турниры. А на «фьючерсы» я вернулся лишь через несколько месяцев, проиграв с августа по декабрь в Белоруссии, в Москве и во Флориде четыре матча подряд. Уровень моего мастерства постепенно рос, но в 16 лет еще не позволял регулярно побеждать на взрослых состязаниях более опытных и физически крепких турнирных бойцов.
Приоритеты при формировании календаря у нас с Борисом Львовичем оставались прежними. Мы старались не распылять финансы, совмещать «фьючерсы» с юниорскими состязаниями и по возможности ехать туда, где реально набирать рейтинговые очки. В апреле 1999 года мы отправились в Андижан и Наманган, где я в сумме выиграл три матча, в том числе у шведа Симона Аспелина, впоследствии известного парника, победившего на US Open–2007.
Борису Львовичу, который ранее консультировал нескольких узбекских теннисистов, были хорошо знакомы экзотические бытовые условия в Узбекистане. А на меня они произвели впечатление. Поразительно по тем временам смотрелись теннисные центры, которые строил Ислам Каримов – тогдашний президент Узбекистана и большой поклонник тенниса. В этих двухэтажных дворцах располагались гостиницы для игроков, в которых мы просыпались в семь утра под стук мячей и с балконов наблюдали за матчами будущих соперников. Валюту меняли на рынках. Периодически Борис Львович выдавал нам с Андреем по сто-двести долларов – довольно большие деньги для тех мест. Мы возвращались в гостиницу с пластиковыми пакетами, набитыми сумами[7], а в чайханах чувствовали себя королями, не стесняясь оставлять щедрые чаевые. Ведь потрясающие на вкус плов и лагман стоили для нас очень дешево.
Из Намангана я перебрался в Турцию на «сателлит». Турниров этой категории ITF сейчас не существует. «Сателлиты» проходили на теннисной периферии по особой формуле. Три недели – отборочные, четвертая – финальная, так называемый Masters, и именно за нее начислялись очки в рейтинг ATP. Сам я участвовал в «сателлите» лишь однажды, а вот Андрей не раз проводил по нескольку недель подряд в Греции, Египте, Индии и Турции.
На турецкой ривьере, – а играли мы на нескольких курортах в окрестностях Антальи, – в мае превосходные условия для занятий спортом. Летняя жара еще не наступила, в теннисных центрах по 40 кортов, тренируйся в свое удовольствие сколько хочешь. Только купаться для многих прохладно.
Тогда в Турции хорошо отдохнула моя мама. Я же тем временем много работал под руководством Бориса Львовича, да и выступил неплохо. Например, обыграл серьезного соперника – своего партнера по паре Вадима Куценко из Узбекистана, с которым к тому времени у меня сложились дружеские отношения. А затем вышел в финальную часть «сателлита» и набрал какие-то рейтинговые очки. Потом прошел квалификацию и один круг на 10-тысячнике в Венгрии, а между «фьючерсами» во Франции и Литве во втором раунде юниорского чемпионата Европы уступил своему старому приятелю Николя Маю. Это был мой последний турнир в категории до 18 лет. К тому времени я уже почти ощутил себя молодым профи.
Завершая рассказ о юниорском туре, нельзя не коснуться темы, о которой слышали все без исключения родители, чьи дети участвуют в официальных соревнованиях. Речь о так называемом «переписывании», то есть изменении документально подтвержденной даты рождения ребенка. Делается это для того, чтобы он имел возможность соревноваться с младшими детьми. Если старший из соперников родился в январе, а младший – в декабре, то разница в возрасте между ними может достигать почти двух лет, и на детских и юношеских турнирах это, конечно, ощутимо. К «переписанным» детям часто приходят быстрые успехи, а с ними – выгодные контракты, которые служат базой для дальнейшего прогресса, в частности, дают возможность нанять хорошего тренера. Хотя тот, безусловно, сразу же увидит, что ребенок побеждает сверстников за счет физической силы.
Тут, разумеется, возникает немало вопросов, прежде всего этического содержания. Но есть и другой важный момент, о котором многие почему-то забывают. На юниорских турнирах «переписывание» действительно может дать положительный эффект. Но если глобальной целью является удачная профессиональная карьера ребенка, то родительский подлог только навредит ему. Ведь привыкая соревноваться в тепличных условиях, молодой спортсмен быстро перестает прогрессировать.
Я, конечно, слышал о конкретных примерах «переписывания», причем не только в России, и порой речь шла об очень известных теннисистах. Однако, насколько мне известно, ни один такой случай не был подтвержден официально. Для меня подобные вещи абсолютно неприемлемы по моральным соображениям и лишены практического смысла, поскольку для молодого игрока, который стремится стать профессионалом, юниорский тур – всего лишь этап на пути к главной цели.
5Новичок
Дубль на «фьючерсах». – Аристократы под крышей. – Новая примета. – Московский дебют. – Первая авария. – На кукурузнике в Касабланку. – Пешком на финал. – Голландские козлы. – Урок от Россе. – Беспородный швед.
Первые шестнадцать месяцев выступлений на турнирах ITF можно считать предисловием моей профессиональной карьеры. А по-настоящему она началась в августе 1999 года на «фьючерсе» в Минске, проходившем на искусственной траве. Перед поездкой на тот 15-тысячник мы с Андреем готовились на похожем покрытии. На тренировках я попадал плохо, да и вообще ощущал какой-то внутренний дискомфорт, но в Минске вышел из ступора и уверенно дошел до финала. Там моим соперником оказался француз Микаэль Ллодра, левша на два года старше меня. Пока во время полуфинала с участием Микаэля я лежал на массажном столе, папа заметил кое-какие нюансы в его игре. Финал я отыграл очень чисто, заработав кроме первого профессионального титула около двух тысяч долларов, и домой вернулся в приподнятом настроении. На следующий день предстояло лететь в Самару, уже с Борисом Львовичем, но утром я увидел, что папа снова собирает свои вещи. Оказалось, что у Бориса Львовича умерла теща, и ему пришлось остаться дома.
Самарский «фьючерс» проходил на харде и, пожалуй, оказался еще более памятным, чем минский. Дело в том, что во втором круге я в первый и последний раз провел официальный матч против Андрея, причем из-за дождя нас отправили в зал. Получился ужасно тяжелый день для всей нашей семьи. Я победил – 6:4, 6:3, и папа после игры не смог сдержать слез, а потом сказал, что расплакался бы при любом результате. Ведь для него мы с Андреем были абсолютно равны.
В четвертьфинале моим соперником оказался Игорь Куницын, а в полуфинале – снова Ллодра, который, по слухам, уже купил билеты на самолет, вылетавший в Москву через несколько часов. В финале же я обыграл китайца Чжу Беньцяна. Он неплохо держал мяч в игре, но меня было уже не остановить. Кроме того, мы с Андреем победили в парном разряде, завоевав первый и последний совместный титул.