Перед самым отъездом из Паттайи на турнир в Ченнай я сильно отравился. Но несмотря на это, одержал свою первую победу над игроком из двадцатки – аргентинским левшой Франко Скильяри, который годом ранее дошел до полуфинала на Roland Garros. Правда, три сета против такого соперника дались мне тяжело, да и отравление еще сказывалось. Поэтому во втором круге я уступил менее чем за час.
Индия – увлекательная страна с богатыми теннисными традициями. Но в первый раз я этого не почувствовал. На центральный корт, куда народ еще с горем пополам ходил, меня не ставили, да и к индийской кухне у меня еще не было такого трепетного отношения, как сейчас. А еще тяжелое впечатление производила разница между богатыми и бедными. Из крутого отеля, в котором жили игроки, нас возили через весь город. И меня поражали грязь, тяжелые запахи, изможденные лица женщин, стиравших одежду прямо на тротуарах. Сейчас такой экзотике я уже не удивляюсь, но тогда она произвела глубокое впечатление. Из гостиницы гулять я практически не выходил, воду пил только из бутылок, а питался в отеле или в крайнем случае на стадионе.
Совсем другое дело – приветливый Мельбурн, где мы снова объединились с Борисом Львовичем, который встречал Новый год в Москве. Лететь туда, конечно, очень далеко. Зато Мельбурн не такой крупный мегаполис, как другие города, в которых проводятся турниры Большого шлема. Центр там очень компактный, все находится неподалеку, с транспортом нет проблем, а в крайнем случае и пешком можно дойти. Не случайно со временем мы с Борисом Львовичем стали получать шенгенские визы в немецком консульстве, расположенном не очень далеко от знаменитого вокзала Flinders Street. Да и погода, несмотря на частую жару, в Мельбурне на мой вкус приятнее, чем, например, в Лондоне, где во время Уимблдона часто идут дожди. А еще Australian Open – это очень современный теннисный стадион Melbourne Park. В 2001 году внутренние помещения там были отделаны еще не так круто, как сейчас, зато турнир уже имел два корта с раздвижными крышами.
Свой первый матч на турнирах Большого шлема я выиграл у испанца Якобо Диаса, которого неплохо знал. Потом был очень тяжелый поединок с аргентинцем Мариано Сабалетой. Мне удалось переломить ситуацию в конце второй партии, но победа далась ценой больших усилий, и к следующей встрече с экспансивным австралийцем румынского происхождения Эндрю Илие я восстановиться не успел. К тому же в тот день была невероятная жара. Покрытие корта разогрелось до такой степени, что я впервые в жизни ощущал это ступнями через кроссовки и носки. В раздевалку вернулся абсолютно без сил, красный как рак. Мимо в кресле-каталке провезли немца Дэвида Приношила, которого во второй партии встречи с Андре Агасси хватил тепловой удар. А через пару минут бодрой походкой вошел американец, на которого мельбурнская душегубка никак не повлияла. В свои 30 лет Агасси находился в безупречной физической форме и не случайно второй год подряд выиграл Australian Open.
Пройдя два круга на своем дебютном мэйджоре, я поднялся в рейтинге на 93-е место, то есть впервые пробился в первую сотню. Но не скажу, что мы с Борисом Львовичем акцентировали на этом свое внимание. Особо ярких побед у меня не было. Но не было и головокружения от успехов.
Следующий турнир, в Копенгагене, проводился в камерной, комфортной для меня обстановке. И наглядно продемонстрировал, как сильно я прибавил в игре по сравнению с датчанином Кристианом Плессом, который два года назад победил меня в финале юниорского Открытого чемпионата Австралии. Окрепнув физически, я стал легко справляться со скоростью Плесса, по-прежнему игравшего в силовой, но примитивный теннис. А затем впервые на турнирах ATP вышел в полуфинал, одолев шведского ветерана Магнуса Густафссона, который при ударе справа использовал своеобразную технику с очень длинным замахом.
Из тихой датской столицы мы с Борисом Львовичем в первый и последний раз предприняли февральский вояж в американский Мемфис, город с богатой музыкальной историей. После Копенгагена я был выжатым как лимон, но все-таки смог выиграть два тай-брейка из трех у нынешнего руководителя ATP Андреа Гауденци. Этот итальянец, который в лучшие для себя годы доставлял немало проблем Евгению Кафельникову, совсем не производил впечатления человека, способного в будущем возглавить мужской теннис. Тогда он был горячим, эмоциональным парнем, и после одного сумасшедшего розыгрыша, по ходу которого мы долго кидали друг другу полусвечи, шутя, показал ракеткой неприличный жест. За это Гауденци решили наказать. Он даже попросил меня подписать бумагу, где говорилось, что по отношению ко мне ничего обидного не совершил, но все равно заработал сумасшедший по тем временам штраф в 2000 долларов. А я, оставшись совсем без сил, проиграл во втором круге.
Вечером после поражения можно было улететь в Москву, но мне еще требовалось сдать допинг-тест и обналичить в банке чек с призовыми. Поэтому мы с Борисом Львовичем решили попытать счастья на турнире в Сан-Хосе. Матчи основной сетки там проходили на ледовой арене клуба НХЛ «Сан-Хосе Шаркс», а квалификация – в другом зале, обыкновенном ангаре. Там я из-за усталости и проиграл первый же матч, после чего с чистой совестью, проведя все турниры, на которые был заявлен, вернулся домой.
В середине весны мне впервые в жизни трижды в течение месяца пришлось менять покрытие. Сначала, чтобы получше освоиться на земляных кортах, я провел один матч в итальянской Барлетте на «челленджере», который многие до сих пор часто используют в процессе подготовки к грунтовому сезону. Потом был четвертьфинал Кубка Дэвиса в шведском Мальме, где мне в зале под крышей довелось дебютировать в качестве основного игрока сборной. Оттуда я вылетел в Эшторил, снова на грунт. Но против такого соперника, как словак Доминик Хрбаты, в сложившейся ситуации шансов не имел. Зато неделей позднее в Монте-Карло удачно дебютировал на турнирах категории Masters 1000[8].
В Монако расположен европейский офис ATP. Это отличное место, где многие теннисисты часто тренируются или имеют постоянное жилье. Я, кстати, в свое время тоже думал о том, чтобы приобрести там апартаменты, но как-то не сложилось. Погода в апреле на Лазурном Берегу переменчивая, зато турнир всегда организован на ура. Десять минут ходьбы до кортов, много знакомых, хорошая посещаемость. В официальном отеле проводится веселый вечер для игроков с шутливыми пародиями, порой на грани фола. Особенно яркие артистические способности там демонстрирует Новак Джокович.
В грунтовый сезон я всегда входил довольно тяжело. Но лучший результат в Монако показал именно в 2001 году, когда в финале квалификации на тай-брейке в третьей партии дожал сильного аргентинского грунтовика Агустина Кальери. На следующее утро, уже на центральном корте Monte-Carlo Country Club, мне на одном дыхании удалось обыграть известного немца Николаса Кифера, который во второй партии не смог взять хотя бы один гейм. А со шведом Йонасом Бьоркманом мы обменялись «сухими» сетами, причем решающий остался за мной. Финишировал же я в 1/8 финала встречей с испанцем Альберто Мартином. Мне казалось, что есть неплохие шансы, но он очень чисто меня переиграл.
Через неделю в Барселоне по окончании сумасшедшего матча с будущим олимпийским чемпионом чилийцем Николасом Массу я впервые столкнулся с серьезными проблемами при сдаче допинг-теста. Провел на корте два с половиной часа, а потом примерно столько же без малейшего эффекта вливал в себя одну бутылку воды за другой. Пока я мучился, Борис Львович от бессилия возмущался, почему честный спортсмен, которому уже давно надо отдыхать, должен целый вечер заниматься подобными водными процедурами. Сейчас, конечно, вспоминать эту историю смешно, но надо учитывать, что в то время тема допинг-контроля еще не вышла на первый план.
Оставшаяся часть весеннего грунтового сезона мне не удалась. На Мальорке я выбыл в первом круге основной сетки, в Риме не прошел квалификацию, а на Roland Garros, после недельной передышки в Москве, проиграл на самом старте.
Моему первому Уимблдону предшествовали два традиционных травяных турнира. Сначала я попробовал свои силы в Queen’s Club, расположенном в западной части Лондона. Это один из старейших теннисных турниров, который проводится с конца XIX века, его сопровождает типично английская атмосфера. За всю карьеру я играл там всего трижды, и в тот раз сразу попал на Энди Роддика, которого, на удивление многим, победил.
Роддика я старше всего на два месяца и по занятному совпадению как раз на два месяца раньше вошел в первую сотню. Однако в остальном между нами была масса различий. Взять хотя бы стиль игры. У Энди она всегда строилась на мощной подаче за 200 км/ч, а я действовал в комбинационной манере. После того как в марте 2001 года в Майами Роддик обыграл Пита Сампраса, американская пресса быстро сделала из него восходящую звезду, едва ли не главную надежду нового поколения. Я, разумеется, к тому времени тоже успел кое-чего добиться, но такого внимания не привлекал. Поэтому обыграть Роддика мне очень хотелось.
Энди вышел на центральный корт, стараясь всячески продемонстрировать мне свою напускную уверенность. Она прямо-таки выпирала из него. С первого же удара на разминке Роддик, кстати будущий трехкратный чемпион этого турнира, начал лупить по мячу со всей силы. Именно так обычно поступал Андре Агасси, но меня эта психологическая атака нисколько не смутила, ведь мы с Борисом Львовичем разработали нехитрую, но достаточно эффективную тактику. После подачи Роддика мне требовалось просто попасть в корт, а там уже смотреть по ситуации. И этот простейший план сработал! Практически весь матч я принимал обычными подставками, завязывал розыгрыши и часто брал в них верх. А свою подачу разыгрывал просто идеально, не позволив Энди заработать хотя бы один брейк-пойнт. Уступив первую партию, Роддик явно задергался и даже начал передразнивать мои простые движения на приеме. Однако на меня этот театр никакого впечатления не произвел. Наша молодежная разборка завершилась всего за час с небольшим в двух партиях.