ик того, что надо делать, правильно расставлял все акценты и не давал расслабиться.
Через четыре месяца, в феврале 2000 года, я провел свою первую встречу за сборную – с Оливье Рохусом в домашнем матче против бельгийцев. Счет к тому времени, естественно, был 3:0, и Шамиль Анвярович, включивший меня в заявку, дал возможность попробовать свои силы. По этому случаю в «Олимпийском» собрались многие мои родные, в том числе и папа, которого привезли из госпиталя имени Бурденко за несколько дней до операции. Правда, о его присутствии мне не говорили, чтобы я дополнительно не волновался.
Дебют в Кубке Дэвиса, да еще в семнадцать лет – ответственный момент. К тому же мне очень не хотелось уступать сопернику, который хотя и был на полтора года старше меня, но в рейтинге стоял ниже. В итоге очко бельгийцам я не отдал, победив Рохуса в двух партиях. По этому случаю после игры с Андреем и друзьями поехали в ресторан «Прага», оставив там бешеные по тем временам деньги – 800 долларов.
Имелся от победы над Рохусом и положительный эффект для нашего семейного бюджета. Мою фамилию напечатали в газетах, и одну из них я хранил в машине, на которой аккуратно ездил, пока папа находился в больнице. Однажды на Мичуринском проспекте газета помогла. Решив, что мое опоздание на тренировку серьезно скажется на потенциале российского тенниса, сознательный молодой инспектор ГАИ наказал меня, несовершеннолетнего водителя без прав, лишь небольшим штрафом.
В проигранном матче против испанцев в Малаге я просидел в запасе. Как и в тяжелейшей битве со словаками в первом круге 2001 года. Тогда в Братиславе решающее очко принес Кафельников, отыгравший в пятой встрече с Каролем Кучерой дефицит в две партии. Зато в четвертьфинале со шведами, проходившем в туманном Мальме, я впервые дебютировал в Кубке Дэвиса в качестве полноценной боевой единицы.
Перед тем матчем меня познакомили с Михаилом Таничем – известным поэтом-песенником и замечательным человеком, с которым позже мы поддерживали отношения на протяжении нескольких лет, несмотря на огромную разницу в возрасте. Михаил Исаевич очень любил спорт и болел за ЦСКА, хотя на футболе мы пересекались нечасто, поскольку, положа руку на сердце, я не очень комфортно чувствую себя в VIP-зонах футбольных стадионов. В 2002 году, когда мы выиграли Кубок Дэвиса, Михаил Исаевич позвонил мне, поздравил и продекламировал: «Как полагается мужчине, восторги Танича – Тачини» (я тогда играл в форме Sergio Tacchini). А еще у меня сохранилась книга его стихов с авторским инскриптом: «Михаилу Южному – нужному-нужному».
Правда, сама встреча со шведами сложилась неудачно и для меня, и для сборной. Сафин, который на тот момент возглавлял мировой рейтинг, приехал в Мальме травмированным, поэтому мне выпало играть в одиночке вместе с Кафельниковым. Ну а когда первого в мире меняют на 85-го – это не может не сказаться на результате.
У шведов тогда была сильная команда. В ней, правда, отсутствовал Томас Энквист, в свое время – четвертая ракетка мира. Зато были Магнус Норман, входивший на тот момент в первую пятерку, и Томас Юханссон – достаточно прямолинейный игрок, но неудобный соперник для Кафельникова, которого он в пятницу одолел в пяти сетах. На встречу с Норманом я вышел с хорошим настроем, на свежих эмоциях. И начал вроде бы очень неплохо – повел 4:1. Но потом от перевозбуждения у меня начало сводить ноги, и я проиграл затяжной тай-брейк. А во второй и особенно третьей партиях преимущество Нормана стало уже очевидным, поскольку соответствующим уровнем игры мой молодой кураж еще не был подкреплен.
Уступил я и Юханссону – в воскресенье. К тому времени шведы уже одержали закономерную победу. А через год Томас обыграл меня снова, в третий день московского четвертьфинала в лужниковском Дворце спорта. Тогда уже усилиями Кафельникова и Сафина мы вели 3:0. Ну а потом была игра с Хуаном Игнасио Челой в полуфинале против сборной Аргентины, которую я при счете 3:1 в нашу пользу проиграл в «Лужниках» на глазах у папы. С таким вот кубковым багажом я и подошел к финалу 2002 года против сборной Франции. Думаю, вы сами можете судить о том, насколько этот багаж был богат.
ДЕБЮТ В КУБКЕ ДЭВИСА, ДА ЕЩЕ В СЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ – ОТВЕТСТВЕННЫЙ МОМЕНТ.
За две недели до финала, как и перед полуфиналом с аргентинцами, мы всей командой отправились в Барвиху в гости к Борису Николаевичу Ельцину. Сейчас, конечно, я бы нашел, о чем поговорить с первым президентом России, который был настоящим фанатом тенниса. Но тогда на таких встречах сидел сбоку и только слушал. Говорили же в основном Шамиль Анвярович и Борис Николаевич. Я воспринимал Ельцина как мудрого человека, который очень многое прошел и испытал в этой жизни. С чувством юмора у него тоже все было в порядке. Однажды, видимо, заметив мое небольшое смущение, когда мы чокались, он назидательно сказал: «Миша, всегда смотри в глаза человеку, с которым чокаешься!» Мне эта фраза запомнилась на всю жизнь.
Затем Кафельников и Сафин вместе с Тарпищевым полетели в Монте-Карло на тренировочный сбор, а мы с Борисом Львовичем решили остаться в Москве. Я подтягивал физическую подготовку с Олегом Борисовичем Мосяковым в манеже Братьев Знаменских и занимался спиной в Центре Дикуля на ВДНХ. К тому времени у меня, как и у многих «одноруких» теннисистов, возникла асимметрия тела – правая сторона стала значительно сильнее, чем левая. Это, в свою очередь, привело к изменению структуры позвоночника. Чтобы справиться с такой проблемой, нужно наращивать мышечный каркас, который должен снижать давление на позвоночные диски. Но для этого требуется время.
Борис Львович имел хорошо продуманную программу подготовки к матчу. Правда, мы были почти уверены в том, что играть в Париже мне не придется, и старались заложить базу к следующему сезону. Ведь после финала, который завершался 1 декабря, для этого оставалось сравнительно мало времени.
Одновременно я начал тренироваться на грунтовом корте, который нашелся в подмосковной Немчиновке. Время показало, что это был абсолютно верный выбор. В Монако, где тренировалась вся команда, часто шли дожди. К тому же на мое настроение накладывала свой отпечаток смерть папы. Мне хотелось чаще находиться рядом с самыми близкими людьми, той маленькой командой, которая сплотилась вокруг меня. Я много думал о том, что, как бы ни было тяжело, не имею права отступать. Что должен продолжать идти по тому пути, по которому долго шел вместе с папой, иначе все его усилия пропадут понапрасну, а этого допустить ни в коем случае нельзя. В те дни я жил как на автопилоте, думая только о том, что должен сделать согласно заранее спланированному распорядку дня. Так было легче гнать от себя ненужные мысли. Да и вообще – просто легче.
После победы над аргентинцами папа говорил, что Кафельников костьми ляжет, но выиграет Кубок Дэвиса. Он мечтал отправиться на финал всей семьей и, кажется, даже начинал заниматься билетами. Увы. В Париж мы вылетели из Шереметьево в воскресенье дневным рейсом «Аэрофлота» вместе с Андреем, мамой, моей будущей женой Юлей и Борисом Львовичем, а также несколькими членами нашей делегации. На таможне с доктором Валерием Охапкиным произошла странная история. Французы временно реквизировали его чемоданчик с якобы просроченными лекарствами. Но через пару дней Шамиль Анвярович вернул его с помощью нашего посольства.
Вечером в день нашего приезда было сухо и около десяти градусов, но в ночь на понедельник погода испортилась и зарядил дождь. Заселили нас в отель Sofitel Paris Bercy, расположенный в десяти минутах ходьбы от места проведения матча. Там жила и французская команда. Тарпищев, Кафельников, Сафин, Андрей Столяров, спарринг-партнеры Андрей Черкасов и Денис Голованов, который тогда помогал Марату, тренер Сергей Леонюк, врачи Сергей Ясницкий и массажист Анатолий Глебов прибыли в гостиницу через пару часов после нас. А в понедельник утром мы приступили к тренировкам.
Французы придавали огромное значение матчу с нами. Не случайно финал Кубка Дэвиса проходил в Париже впервые с 1933 года. Было ясно, что поединок с такими звездами, как Сафин и Кафельников, вызовет у публики повышенный интерес. Поэтому французская федерация нашла возможность арендовать зал «Берси», загруженный поздней осенью различными мероприятиями.
Зал не произвел какого-то необыкновенного впечатления. Очень вместительная, достаточно современная по тем временам арена, но не более того. Хотя было ясно, что через несколько дней, когда ее заполнят 15 тысяч французских болельщиков, в «Берси» будет очень громко и жарко. На одной из наших тренировок организаторы матча запустили на трибуны несколько тысяч парижских школьников. Шум стоял невыносимый, и Шамиль Анвярович сказал хозяевам, что пропаганда тенниса среди детей – это замечательно, но не следует заниматься ею за счет качества нашей подготовки.
Вообще казалось, что французы пытаются любыми способами поддавливать нас, создавая вокруг какой-то неспокойный фон. Питание в дни подготовки было организовано хуже, чем на матчах Кубка Дэвиса в Москве. Нам то и дело приходилось обращать внимание, чтобы в раздевалке по ходу тренировок можно было чем-то подкрепиться. Через пару дней после истории с чемоданчиком доктора Охапкина хозяева вдруг изъявили желание провести какую-то независимую антидопинговую экспертизу. Но тут снова сказался авторитет Шамиля Анвяровича – уже как члена Международного олимпийского комитета. Он заявил, что без санкции ITF никаких дополнительных проверок в нашей команде не будет, и эта история быстро сошла на нет.
Чтобы снизить степень напряженности и вообще сплотиться, мы как-то вечером всей командой сходили на новый фильм о Джеймсе Бонде «Умри, но не сейчас». В остальном все шло по обычному распорядку. Утром тренировка на корте, вечером – тоже. Потом отдыхать. Лишь один раз я съездил на Эйфелеву башню. С погодой, правда, не повезло – в тот день был сильный туман. А до Моны Лизы в Лувре я так и не дошел.