В раздевалке было гораздо спокойнее, чем в зале. Мы сидели вместе с Андреем, и периодически к нам заходили Борис Львович, кто-то из докторов и Михаэль Коммандор. Пара у меня в памяти практически не сохранилась: почти четыре часа игры – словно в тумане.
На самом деле матч получился равным. Когда Марат и Женя повели 2:1 по партиям, их соперники явно расстроились. Кульминация же наступила в четвертом сете, когда французы проигрывали 0:2 и при счете 30:3 °Cанторо допустил двойную ошибку. Возьми наши в том гейме еще два очка, и судьба встречи, а с ней и всего финала, скорее всего, была бы решена. Но французы, пройдя по лезвию бритвы, спасли тот гейм. А следом не без помощи троса, пару раз менявшего траекторию мяча, сразу взяли подачу Кафельникова. Так вместо 3:0 в сете стало 2:2, затем – 2:4, поскольку у Марата пропала первая подача. А через некоторое время зал взорвался овацией. Это Эскюде ударом с лета выиграл последний мяч.
Тем самым французы убили сразу двух зайцев. Они взяли важное очко и отняли массу сил у Марата и Жени, которых рассчитывали увидеть на корте в воскресенье. В нашей команде настроение соответствовало результату. Вечер каждый проводил по своему расписанию. Мы с мамой, Юлей и Борисом Львовичем поужинали в итальянском ресторанчике недалеко от отеля. Мне, как обычно, заказали салат и кусок мяса с макаронами.
Спать я ложился, так до конца и не понимая, к чему мне готовить себя в воскресенье. И готовить ли вообще. Тем временем Шамиль Анвярович попросил своего помощника Сергея Леонюка поговорить с Кафельниковым о том, чтобы на пятую встречу, вне зависимости от исхода четвертого поединка, выставить меня.
Всех подробностей той беседы я до сих пор не знаю. Позже Женя рассказывал в прессе, что пытался оценивать ситуацию объективно и понимал: он едва ли выдержит затяжной матч против Матье. Леонюк – опять же, по словам Кафельникова – приводил и другой аргумент. Что Женя очень много сделал на пути к парижскому финалу, и будет неправильно, если после возможного поражения все баллоны покатятся на него.
Логика в таких рассуждениях, безусловно, была. Это давно всем известно, и я могу лишь подтвердить, что без Кафельникова нам тогда ни за что не удалось бы завоевать Серебряную салатницу. Женя действительно мечтал выиграть престижнейший трофей, которого не было в его карьере. В хорошем смысле слова это была его навязчивая идея, он часто повторял о Кубке Дэвиса в прессе, а главное – выкладывался на корте, вытягивая сложнейшие матчи и подавая всем нам пример. Я, правда, не могу назвать Кафельникова лидером раздевалки. В моем понимании, это человек, который не только сам обеспечивает высокий результат и мотивирует других на его достижение, но и сплачивает команду. А это далеко не всегда одно и то же. Но вести спор не о сути вопроса, а о терминологии, то есть о том, что мы подразумеваем под тем или иным выражением, глупо. К тому же когда речь идет о таком большом чемпионе.
Таким образом, мое участие в пятой встрече выводило Кафельникова из-под удара и становилось беспроигрышным вариантом практически для всех. Получалось, что у Шамиля Анвяровича, учитывая известные всем проблемы Жени с ногой, просто не было иного выбора. При этом мое возможное поражение от Матье не выглядело бы позорным. На тот момент мы были примерно равными соперниками. К тому же в моей семье недавно случилось большое горе, и это в случае неудачи выводило бы меня из-под огня критики.
В воскресенье утром Женя приехал на тренировку без ракеток. Именно тогда, примерно за два часа до начала встречи Марата с Грожаном, я понял, что играть пятую встречу в любом случае предстоит мне. Шамиль Анвярович подтвердил это. И я внезапно почувствовал себя гостем большой тусовки, который весь вечер простоял где-то в углу, а под конец оказался в самом центре внимания.
Но сначала Марат сравнял счет. Несмотря на усталость, накопившуюся за два дня, он с первых же минут подавил Грожана. Тот смог завязать борьбу лишь в третьей партии. После двух обменов подачами дело дошло до тай-брейка, и на третьем матчболе француз, принимая справа по линии, попал в трос. Эти три партии продолжались 3 часа 7 минут. Всего на одну минуту меньше, чем четыре сета Сафина против Матье, которому, как и мне, предстояло впервые за карьеру играть в Кубке Дэвиса решающий пятый поединок.
ДАЖЕ САМЫМ СКРОМНЫМ ИЗ ТЕННИСИСТОВ НЕ ЧУЖДЫ ЗДОРОВЫЕ АМБИЦИИ.
О том, что представляет собой Поль-Анри Матье, я знал не понаслышке. Ведь во второй половине июля мы встречались в Сопоте, где я во втором круге победил примерно за полтора часа – 2:6, 6:0, 6:4. Мой ровесник, чуть выше меня. Правша с двуручным ударом слева, пожалуй, слишком перекрученным, не очень плотным и не очень глубоким, но подходящим для дальнейшего развития атаки. В первую сотню Матье пробился гораздо позднее, чем это удалось мне, всего лишь за пять месяцев до финала в «Берси». Зато осенью он выиграл десять матчей подряд, завоевав титулы в Москве и Лионе.
Такие серии обычно добавляют уверенности. Но с точки зрения психологии между финалом рядового турнира ATP и финалом Кубка Дэвиса, который ты впервые играешь перед тысячами своих болельщиков, трудно провести какие-то параллели. К тому же Матье ко многому обязывал статус восходящей звезды. Ведь его соперником оказался не знаменитый чемпион Кафельников, а ровесник, который в рейтинге стоял на 32-м месте, всего на четыре позиции выше, чем Поль-Анри, но не считался одним из реальных претендентов на попадание в первую десятку.
Тактический план мы, как всегда, обсуждали с Борисом Львовичем, имевшим возможность понаблюдать за французом в Москве на Кубке Кремля. Это была самая обычная установка на игру. Мы вспоминали, что справа у соперника удар посильнее. Что на брейк-пойнтах и других решающих мячах он обычно бьет под лево. А подает лучше всего по диагонали в первый квадрат.
Зато с Татьяной Федоровной Наумко, которая тоже была рядом в Париже те несколько дней, у нас состоялся другой, необычный для меня разговор, который продолжался, наверное, минут десять. Татьяна Федоровна по-хорошему зомбировала меня. Она повторяла, что я все смогу, и много других вещей, которые звучали абсолютно правильно. Татьяна Федоровна имела большой опыт таких психологических установок. Ведь не случайно Андрей Чесноков в 1995 году отыграл девять матчболов у Михаэля Штиха. Правда, полностью привести в порядок мои нервы она так и не смогла. Матч Сафина с Грожаном под чай и бутерброды с черной икрой, приготовленные мне доктором Сергеем Ясницким, я смотрел в раздевалке спокойно. А потом вернулось волнение, которое противно щекотало нервы с самого утра.
С этим неприятным ощущением я и начинал матч. Но сначала мы в раздевалке выполнили привычный ритуал. Присели. Помолчали секунды три. Встали. И пошли. Ощущения у меня были двойственные. Я вроде бы понимал, насколько важный наступил момент, но какого-то обостренного восприятия происходящего не ощущал. И думал о том, что должен выиграть этот матч только для одного человека – папы.
Начало получилось сложным. Во втором гейме у меня прошло два эйса, а в третьем был брейк-пойнт, после чего я потерял свою подачу, и Матье повел – 3:1. Мне тут же удалось догнать француза, который тоже заметно дергался. Примерно полчаса бекхендом я компенсировал свои собственные ошибки, но при счете 3:4 и 40:30 на моей подаче Матье удалось завязать затяжной розыгрыш из двадцати ударов, и важное очко осталось за французом. С этого момента у меня все повалилось из рук. Я потерял внимание, обстукивая мяч перед подачей, и допустил двойную ошибку. А затем на брейк-пойнте ударил в аут справа. Матье же удачно разыграл свою подачу и взял первый сет – 6:3.
По сравнению с нашей встречей в Сопоте Поль-Анри прибавил не очень сильно. Возможно, чуть лучше подавал и немного меньше ошибался сзади. Зато я во второй партии на двадцать минут провалился в глубокую яму – допускал глупые ошибки, принимал странные решения и старался сыграть лучше, чем мог, что всегда чревато последствиями, поскольку еще больше выводит из себя. И Матье, выиграв семь геймов подряд, повел – 4:0.
Но я верил, что еще не все потеряно. Думал про себя: «Ну не мог же я вдруг разучиться играть!» К тому же меня продолжали подбадривать – и команда со скамейки запасных, и наши болельщики с трибуны. И мы все вместе начали вытаскивать этот матч.
Хорошо помню, как где-то далеко, на уровне подсознания мне удалось зафиксировать свои ощущения после одного удачного розыгрыша во второй половине партии и зацепиться за них. Сет завершился со счетом 2:6, но руки я не опускал. К тому же перед началом третьей партии Андрей попросил Шамиля Анвяровича отпустить меня с корта. Эта пауза многое изменила. Во-первых, она немного погасила кураж Матье. А во‐вторых, по пути обратно на корт Андрей успел напомнить, что надо постараться как следует – ради папы! За неразрешенные разговоры мы получили замечание от супервайзера. Зато я окончательно собрался с мыслями.
Пока идет игра, ты никогда не знаешь, в какой момент все может повернуться в другую сторону. Для таких размышлений тебе просто не хватает времени. Ты весь в борьбе, полностью мобилизуешь ресурсы своего организма, выдавливаешь из него все до остатка, в каждую секунду матча думаешь о том, как правильно выполнить следующий удар. Начало третьей партии в том матче вряд ли можно считать коренным переломом. Но с помощью смены ритма я все-таки сбил прицел Матье, да и бдительность его снизилась ввиду того, что победа была близка. При счете 1:2 и 30:0 француз пытался сыграть слишком уж лихо и запустил мяч в аут. А я вскоре повел 3:1 – добившись первого маленького успеха после долгого перерыва.
Пятый гейм я полностью провалил. Но в шестом гейме при счете «ровно» мне удалось сочно приложиться по мячу слева и оставить за собой следующее очко. В итоге – 6:3 в третьем сете. И на смену сторон я не побежал, а полетел, не сомневаясь, что на самом деле играть-то еще можно!