14Кровопускание
Возвращение в Индию. – Разгром Надаля. – Мельбурнский четвертьфинал. – Герой YouTube. – Завышенные ожидания. – Шея против барабана. – В Монте-Карло с переломом. – В Нью-Йорке с вирусом. – Мы готовимся к свадьбе.
Четыре недели, с 28 января по 24 февраля 2008 года, я стоял в рейтинге на восьмом месте. По меркам игроков элиты это, конечно, не бог весть что. Но выше я уже никогда не поднимался. Формально тот короткий отрезок можно считать пиком моей карьеры.
Другое дело, правильно ли так считать? Ведь со временем у каждого из нас меняются и приоритеты, и ощущения. Например, для меня самым успешным был 2010 год, который удалось завершить в первой десятке. Но самым счастливым я чувствовал себя в осенью 2013 года, когда, победив на турнире в Валенсии, с замечательным настроением поехал на тренировочный сбор в Таиланд, где меня уже ждала семья. И все-таки вспоминать начало 2008 года приятно. Я тогда на самом деле играл хорошо, не успев растерять форму после финала Кубка Дэвиса. Мне не требовалось втягиваться в сезон, отсюда и серия из девяти выигранных матчей.
Началась она в Ченнае. Насмотревшись на организацию этого турнира в 2001 году, я сказал себе, что больше там играть не хочу, но спустя семь лет решил снова попытать удачи. Прилетели мы с Юлей, которая сразу же столкнулась с особенностями индийского быта. Ее ожидания от Индии в основном были основаны на рассказах Теймураза Габашвили, который во всей красе живописал Юле торговые центры Ченная. И вдруг – антисанитария прямо в аэропорту. Пришлось моей любимой девушке признать, что иногда и я бываю прав.
Из аэропорта приехали в гостиницу. В номере – не самые свежие занавески, на телефоне – слой пыли, за окном то и дело сигналят автомобили. Раздевалка на стадионе маленькая. За всю неделю я так ни разу не рискнул принять там душ, уезжая после матчей в отель. Зона отдыха для игроков насыщена запахами, непривычными для нашего обоняния. Позднее мы узнали Индию гораздо лучше и даже стали настоящими фанатами ее национальной кухни, а тогда окружающая действительность, вопреки ожиданиям Юли, оказывала на нее деморализующий эффект. Как правило, она занимала единственное массажное кресло, которое стояло в зоне отдыха, и покидала его только в том случае, если надо было идти со мной на тренировку. Матчи начинались довольно поздно, что отражалось на нашем режиме дня. Спать мы ложились в районе двух часов ночи, вставали в районе двенадцати и оставались без полноценного завтрака. Перехватишь тарелку макарон, едешь на тренировку, а потом, едва утерев пот, возвращаешься в отель, постелив полотенце на потертое сиденье старенького «Мерседеса».
Несмотря на все эти невзгоды, турнир сложился для меня удачно. За всю неделю я проиграл только один сет. После хорошей победы в четвертьфинале над Ксавье Малиссом пришлось прямо на кортах менять билеты по маршруту Ченнай – Бангкок – Мельбурн, которые на всякий случай были заказаны заранее. А в полуфинале мне сравнительно легко удалось пройти молодого, но уже представлявшего серьезную опасность хорвата Марина Чилича.
Мы играли первыми, а за нами на тот же корт вышли Рафа Надаль и Карлос Мойя. Я немного посмотрел начало, поехал в гостиницу, поужинал, вернулся в номер, а испанцы продолжали выяснять отношения. В общей сложности этот матч, все три сета которого завершались тай-брейками, продолжался почти четыре часа. Я понимал, что после такой битвы, да еще при большой влажности воздуха, Надалю будет очень трудно восстановиться. Так оно и получилось. Рафа был просто мертвый и мог выиграть только в том случае, если бы я сам подарил ему финал.
После матча, который продолжался всего 57 минут и закончился со счетом 6:0, 6:1, Борису Львовичу полетело шутливое СМС: «У меня и без вас все хорошо идет. Поэтому вы уволены». Встретились мы в Мельбурне, куда я прилетел с пятичасовой пересадкой в Бангкоке. В аэропорту – чистота, хорошие рестораны, настоящий тайский рай. А впереди меня ждал мой единственный четвертьфинал Открытого чемпионата Австралии.
Настроение было замечательное. Я чувствовал, что играю хорошо, к тому же в рейтинге приблизился к первой десятке. В третьем круге Australian Open чисто разобрался с Иво Карловичем – хорватским гигантом ростом 211 см и асом подачи, который на тот момент находился в расцвете сил. Но против Карловича работал сравнительно простой план – подавать с высоким процентом попадания первой подачи, принимать подставкой, завязывать розыгрыши и не форсировать ситуацию. А против Коли Давыденко, на тот момент четвертого в мире, такая примитивная тактика не проходила.
На задней линии Давыденко был настоящей стеной. Даже на максимальной скорости он действовал практически безошибочно. Поэтому мне требовалось раскачать Колю сменой ритма. Такая игра требует определенного риска, а значит, особой четкости. Но я чувствовал себя готовым к выполнению такой задачи и, чередуя крученые удары с резаными, победил в трех сетах.
В четвертьфинале мне достался Жо-Вильфрид Тсонга – француз, который подавал большие надежды по юниорам, но на профессиональном уровне раскрылся не сразу. На тот момент он еще не входил даже в сорок лучших, поэтому многие считали, что мне повезло. День перед матчем я провел по давно отработанной программе – около часа тренировался и отдыхал. А еще на радость телевизионщикам покатался на лодке по реке Ярре, в которой после двух своих побед на Australian Open в начале 1990-х годов купался американец Джим Курье. Говорят, что с тех пор Ярру как следует почистили, хотя мне было не с чем сравнивать. Да и вообще меня гораздо больше волновал вопрос, что делать с Тсонга – мускулистым парнем, который хорошо подавал, бил справа немного лучше, чем слева, любил рисковать и мог чувствовать себя спокойно, поскольку даже в случае поражения особенно ничего не терял.
НАРОД НА ТРИБУНАХ И У ТЕЛЕВИЗОРОВ, НАВЕРНОЕ, НЕМНОГО ВЗДРОГНУЛ, ПОСКОЛЬКУ СО ЛБА НА ЛИЦО ПОЛИЛАСЬ КРОВЬ.
Играли мы вечером на корте имени Рода Лейвера. Уже после того, как Мария Шарапова, которая как раз в тот год взяла титул на Australian Open, уверенно обыграла Жюстин Энен. И матч у меня откровенно не получился, в то время как Тсонга, который в перерывах между геймами регулярно подкреплялся бананами, штамповал форхенды и надежно подавал.
На сетболе в первой партии я вроде бы тактически правильно пробил смэш под относительно слабый бекхенд Жо-Вильфрида. Однако он легким движением двух рук так удачно подставил ракетку, что мяч отскочил от нее по неотразимой для меня траектории. Второй сет я полностью провалил, не взяв ни одного гейма, а в третьем довел дело до тай-брейка, по ходу которого догонял, затем заработал сетбол, но не сумел обвести Тсонга, когда он вышел к сетке. В итоге матч закончился в трех партиях. За два с лишним часа я не имел ни одного брейк-пойнта, и Борис Львович объяснил такой результат психологической усталостью. Возможно, мне на самом деле пришлось затратить в поединках с Карловичем и Давыденко слишком много нервной энергии.
Поражение от Тсонга огорчило меня. В то же время я понимал, что январь прошел хорошо, и в начале февраля, еще находясь в нормальной форме, победил Ненада Зимонжича в первой одиночке домашнего матча Кубка Дэвиса против сербов. Вообще-то, играть я должен был с Джоковичем, но он прямо в день игры снялся из-за отравления. А потом до Уимблдона у меня начался неудачный отрезок. На десяти турнирах я четырежды вылетал в первых кругах, ни разу не смог выиграть три матча подряд, зато в Майами стал героем YouTube.
Этот эпизод кто-то наверняка назовет самым живописным в моей биографии. Не сомневаюсь даже, что есть болельщики, в памяти которых моя фамилия ассоциируется именно с ним. Это неудивительно, поскольку на корте стадиона Crandon Park я пару минут представлял собой в одном лице обоих героев картины Репина «Иван Грозный и сын его Иван».
Ту встречу третьего круга с испанцем Николасом Альмагро я начал очень здорово, но затем подсел. И вместо того чтобы добиться победы, которая, казалось, после первого сета была уже довольно близка, оказался на грани поражения. Внутри все кипело. Я стал беситься, кричать на Бориса Львовича и Юлю. Одновременно пытался закупорить эмоции внутри, бубня себе что-то под нос, но они все равно вновь и вновь прорывались наружу. В конце концов в один из самых напряженных моментов третьего сета, при счете 5:4 в пользу Альмагро, произошел взрыв. Имея «больше» на чужой подаче, я бекхендом в сетку запорол длинный розыгрыш из девятнадцати ударов, развел руками, опять что-то заорал в сторону своей команды и трижды ударил себе по лбу струнной поверхностью ракетки.
Народ на трибунах и у телевизоров, наверное, немного вздрогнул, поскольку со лба на лицо полилась кровь. У меня, как обычно, была короткая стрижка, а удары пришлись туда, где проходит граница прически. Получилось почти боксерское рассечение. Ситуация неординарная. Пришлось прямо посередине гейма садиться на стул и вызывать врача. Причем от поражения в тот момент меня отделяло всего два мяча.
Николас, который готовился к подаче, поначалу ничего не понял, начал возмущаться из-за неожиданного перерыва, но, увидев кровь, подбежал ко мне. Пришлось ему объяснять, что случилось. Мы даже посмеялись, а затем я выиграл семь очков подряд, поведя 6:5. Ну а потом был второй тай-брейк в этом матче, который я тоже выиграл.
Матч, конечно, получился неординарным: я использовал 5 брейк-пойнтов из 16, за что, собственно, и злился на себя, а Альмагро вообще лишь 6 из 23. Проанализировав произошедшее, я лишний раз убедился: все, что ни делается, все к лучшему. Ведь не случись это недоразумение, а за ним пауза, я бы вряд ли вытащил тяжелый матч. Не случайно мой психолог Вадим Игоревич Гущин сказал, что в древности многие болезни лечили кровопусканием. Просто мой уровень игры был еще на достаточно высоком уровне, но форма пошла на спад, и внутренние резервы были ограничены. Два этих фактора вошли в противоречие друг с другом, и я требовал от себя больше, чем мог, неадекватно оценивая ситуацию. Вообще, подобные эмоциональные вспышки были характерны для меня еще в детстве, и ракеткой по лбу я стучал много раз. С возрастом, по мере того как я постепенно учился справляться с собой, проявления несдержанности становились реже. Как правило, они говорили о перегруженности моего организма, что вскоре подтвердилось.