Реальная теннисная политика – очень сложный, многофакторный процесс, в котором многое происходит за кулисами. Но упрощенно взаимоотношения между игроками и турнирами выглядят так. Любой турнир заинтересован в том, чтобы собрать как можно больше сильных игроков. Ведь чем сильнее состав участников, тем легче найти спонсоров для проведения соревнований. Организаторы турниров стремятся добиться для себя максимальной прибыли. И естественно, что в той или иной степени это происходит за счет игроков.
Допустим, у турнирного директора есть бюджет на призовые – миллион долларов. Но распределить эту сумму можно по-разному. Подавляющее большинство игроков заинтересовано в том, чтобы вся она поступила в общий призовой фонд. А можно из этого миллиона отложить примерно половину, пригласив пару звезд на хороших условиях. Большинству спортсменов это не выгодно, зато интерес к турниру наверняка вырастет и он получит дополнительную рекламу – налицо конфликт интересов.
Игроки, в свою очередь, стремятся по максимуму заработать на каждом турнире, по возможности сократив количество своих выступлений. Ведь чем больше ты играешь, тем легче раньше времени расплескать себя. Это противоречие стало причиной создания системы так называемых обязательных турниров. (Напомню, что по правилам ATP каждый спортсмен, обладающий достаточно высоким рейтингом, обязан принять участие в четырех чемпионатах Большого шлема и всех турнирах категории Masters 1000, причем компенсировать их пропуски по правилам невозможно.) Игроки, разумеется, хотели бы сами контролировать свой календарь и быть свободными от такой обязаловки, поэтому поначалу восприняли ее в штыки. Но директора крупных турниров настаивали на своем – мы, мол, готовы повышать призовые фонды, однако для этого нам требуется собирать сильнейших.
На данный момент теннисный календарь нашпигован серьезными соревнованиями так, как ни в одном другом виде спорта, но звезды, которые наиболее востребованы, играть каждую неделю не в состоянии. Это не только физически утомительно, но и просто лишено смысла с точки зрения набора рейтинговых очков, которых на сравнительно мелких турнирах начисляется гораздо меньше. Поэтому организаторы таких турниров являются главными заложниками нынешней системы – турнир у тебя вроде бы есть, но получить желаемый состав ты не можешь. Вот и приходится выкручиваться с помощью так называемых гарантийных денег – заключать с интересующими тебя спортсменами отдельные контракты. Это обеспечивает зрительский интерес и позволяет собирать спонсоров.
Другой клубок противоречий в ATP вызван тем, что игроки крайне редко выступают единым фронтом по какому-то конкретному вопросу, ведь интересы у всех разные. Например, для некоторых ведущих спортсменов, Джоковича, Надаля, Федерера, деньги стоят уже на втором месте. Их цель – выиграть наибольшее количество титулов на турнирах Большого шлема и как можно дольше занимать первое место в рейтинге. Однако с подавляющей массой теннисистов дело обстоит иначе. В начале карьеры они тоже мечтают о больших победах, но затем начинают реально оценивать свои возможности и подходя к делу чисто прагматически, ставя своей задачей заработать по максимуму. И в этом нет ничего удивительного, поскольку в большинстве стран в профессиональный спорт идут дети из сравнительно небогатых семей. Те же испанцы и аргентинцы, которых так много в первой и второй сотнях рейтинга, в основном – простые пахари, избавившиеся от спортивной романтики. Это классные теннисисты, которые, как правило, достойны гораздо большего, чем имеют, и пытаются обеспечить себе достойную жизнь в среднесрочной перспективе. Проблема заключается в том, что широкой массе болельщиков интересны звезды. Кроме того, сказывается высочайший уровень конкуренции в профессиональном туре. Ведь те, кому удалось пробиться в первую сотню, представляют собой лишь вершину огромного теннисного айсберга. А сколько людей по разным причинам толком так и не заиграли, отдав спорту детство и юность?
Неправильно считать, что профессиональные теннисисты в общей своей массе – ремесленники, которые разучились мечтать и мотивируют свои поступки исключительно финансовой составляющей. Даже такое жесткое занятие, как профессиональный спорт, подразумевает определенную долю романтизма, который помогает двигаться вперед. В детстве я, как и многие сверстники, мечтал стать первой ракеткой мира. Но за долгие годы выступлений в туре жизнь научила меня подходить взвешенно к любой профессиональной теме. Хотя ошибок все равно избегать не удавалось.
Например, мне всегда было трудно планировать свой турнирный график, когда возникали сомнения, имеет ли смысл пожертвовать тем или иным соревнованием, чтобы впоследствии за счет лучшей подготовки показать желаемый результат. В подобных ситуациях существует очень тонкая грань, которую не всегда удается нащупать. Когда твоя персона никого не интересует, выстраивать свой календарь легко – играй, где хочешь, без оглядки на какие-то дополнительные факторы. Но когда ты поднимешься на определенную высоту, появляются соблазны в виде гарантийных денег. И бороться с этими соблазнами не всегда удается.
Коронавирус, конечно, значительно поменял нашу жизнь. Но реформы в теннисе назрели еще до начала пандемии. Кто-то скажет: легко говорить об новизне, когда твоя карьера завершена. Не тебе же подстраиваться под изменения! Однако есть объективные процессы, которые невозможно не замечать. Хотим мы того или нет, но в век гаджетов значительной части молодежи теннис в его нынешнем виде стал непонятен и неинтересен, среднестатистический теннисный болельщик стареет. Поэтому слепо следовать традициям нельзя. Это означает ставить под удар успех профессионального тенниса.
Речь, естественно, может идти только о таких реформах, с которыми с водой мы не выплеснем ребенка. Взять, например, продолжительность матчей. С моей точки зрения, ее оптимальный вариант – полтора часа. Теннисный поединок, который длится дольше, должен быть настолько интересным, чтобы человек, который смотрит его, не жалел о потраченном времени. А так случается далеко не всегда. Поэтому рано или поздно мы придем к тому, что на обычных турнирах вместо третьего сета будет играться тай-брейк, как это уже много лет происходит в парном разряде, либо формат решающей партии придется поменять иным образом. Например, проводить ее до четырех геймов, как на молодежном турнире Next Gen ATP Finals, где обкатываются различные новации. Возможно, это даже позволит сократить формат самих турниров, то есть проводить их не в течение всей недели, а, например, начиная со среды. Ведь в понедельник и вторник на многих турнирах трибуны, как правило, остаются практически пустыми.
Именно так было в конце 2011 года в Базеле и Париже, где я не смог взять ни одной партии. В целом сезон оказался неудачным. Я впервые за пять лет не выиграл одиночный титул и через двенадцать месяцев после недели, проведенной в Лондоне на итоговом турнире, оказался в рейтинге лишь на 35-м месте. В моем тренировочном процессе не было допущено каких-то глобальных просчетов, – просто так сложилось. На осеннем отрезке, безусловно, сказалась тяжелейшая встреча с Беллуччи на Кубке Дэвиса, сыгранная в Казани, а до этого на меня влияло много отвлекающих факторов – ситуация вокруг выступления за сборную и тот негатив, который всегда сопровождает тебя, когда ты опускаешься все ниже. Все это исподволь действует на твое внимание, на доли секунды снижает скорость принятия решений на корте. Порой я собирался на два-три матча, но затем концентрация снова падала.
Уже после окончания сезона, в ноябре 2011 года, я защитил диссертацию кандидата педагогических наук в Российском государственном университете физической культуры, спорта, молодежи и туризма. Не скажу, что это событие повлияло на мою дальнейшую жизнь, но опыт был интересный.
Диссертацию я начал готовить в 2005 году. А за год до этого защитил дипломную работу, которая называлась «Эффективность технико-тактических действий на примере подачи и ее приема» и строилась в основном на анализе встречи с Полем-Анри Матье в «Берси». Дело было в мае, незадолго до Roland Garros. Нас собралось трое теннисистов, и нам сказали, что есть два варианта – либо мы идем до большой группы борцов, либо после них. Я сразу сказал: «Надо идти первыми, иначе потом мы ничего толком не расскажем». Но сложностей не возникло. Так я стал молодым дипломированным специалистом.
Вскоре я встретился на Ширяевке с профессором Владимиром Алексеевичем Голенко, который и предложил мне заняться диссертацией, пообещав помощь. Сначала мы просто посмеялись и забыли. А потом как-то на Уимблдоне на тренировочных кортах Aorangi у меня зашел разговор на эту тему с Борисом Львовичем. Он сказал, что если есть возможность защититься, зачем ею пренебрегать – кто знает, как дальше сложится жизнь.
Я позвонил Владимиру Алексеевичу. Договорились, что он будет моим научным руководителем, и сформулировали название темы – «Тактические действия ведущих теннисистов мира». За основу кандидатской решили взять анализ моих матчей против самых известных соперников, в том числе два полуфинала против Новака Джоковича в Роттердаме. Я даже просил в ATP и на «НТВ Плюс» подобрать мне видеозаписи. Времени, естественно, не хватало. Мы планировали завершить нашу работу за три года, но в итоге занимались ею в два раза дольше.
Защита проходила 15 ноября. На ней присутствовали 16 членов ученого совета, а также Шамиль Анвярович Тарпищев, который приехал по моему приглашению. Рассказывать мне было довольно легко – все-таки тему я досконально знал изнутри, а не только теоретически. Каких-то коварных вопросов не припомню, хотя общаться с научными работниками было немного непривычно, так как спортсмены говорят все-таки на другом языке. В общем, кандидатскую степень мне присудили единогласно. Кто-то предложил и дальше двигаться в жизни по научному направлению, но я, разумеется, к этому был не готов. Зато у нас с Борисом Львовичем, доктором технических наук, образовался научный тандем, которого в ATP еще никогда не было. На сборах в Таиланде меня однажды даже встретили с плакатом: Welcome, Dr. Mikhail Youzhny! Митя Турсунов тогда еще смеялся и подкалывал меня по этому поводу.