На крытых грунтовых кортах где-то под Парижем я проиграл Николя Маю. Тому самому французу, который в 2010 году на Уимблдоне станет участником самого затяжного матча в истории тенниса[6]. В целом же от той поездки у меня сохранились смутные воспоминания. Кажется, мы поднимались на лифте на верхний этаж Эйфелевой башни, а на Марсовом поле я купил Борису Львовичу и его сыну Саше по красно-синему фанатскому шарфу «Пари Сен-Жермен». Не уверен только, что те шарфы до сих пор живы. Ведь в отличие от нашей, армейской семьи, Собкины болеют за красно-белый «Спартак».
Во Францию я вернулся в 1995 году, попав в число участников очень престижного турнира до 13 лет в Анси. До этого небольшого альпийского города на берегу одноименного озера рукой подать от Женевы, но мы с Борисом Львовичем по неопытности прилетели в Париж и ехали пять часов на поезде. Разместили нас в скромном общежитии. По-английски я в 13 лет совершенно не разговаривал и из других ребят общался только с одним словаком, который понимал некоторые русские слова. А вечерами мы гуляли с Борисом Львовичем по улицам и живописным набережным.
В то время в российском рейтинге по своему возрасту я стоял довольно высоко – третьим или четвертым, но на заграничных турнирах выступал неудачно, поскольку не был готов к ним психологически. Вот и в Анси занял лишь тридцатое место из тридцати двух. В финале же там встретились Робредо и Матье. Для нашего возраста они играли очень здорово.
Больше впечатлений у меня сохранилось от командных турниров. В 1996 году мы отправились в итальянское местечко Сан-Бенедетто на групповой этап командного чемпионата Европы до 14 лет. В сборную также попали Женя Смирнов, Дима Ситак, Филипп Мухометов и Митя Турсунов. Капитаном назначили Бориса Львовича, и в важнейшем матче с итальянцами он сделал ставку на Ситака, которого соперники не успели изучить. Тренер Димы заранее предупреждал, что с его подопечным следует быть построже. И когда у Ситака не пошла игра в третьем сете, обычно тактичный Борис Львович неожиданно пригрозил Диме, что в случае поражения его больше никогда не выпустят из родного Оренбурга. Представьте себе, что подумал в тот момент парень, впервые в жизни попавший в приличную гостиницу, где накрывали шведский стол с крабами и креветками. Испугавшись за собственное будущее, Дима с расширенными зрачками стремительно зашагал к победе.
КАЖДЫЙ ЧЕЛОВЕК ТАЛАНТЛИВ ПО-СВОЕМУ. ОДНАКО ДАЛЕКО НЕ КАЖДОЕ ПРОЯВЛЕНИЕ ТАЛАНТА МОЖЕТ БЫТЬ ПРИМЕНИМО К ТОМУ ИЛИ ИНОМУ ДЕЛУ.
Через несколько месяцев в Нагое на чемпионате мира Международной федерации тенниса (ITF) наша сборная в первом же круге уступила шведам и заняла лишь девятое место. Но мне удалось выиграть все четыре своих матча, в том числе у будущей девятой ракетки мира Йоахима Юханссона, который в нашей возрастной категории считался одним из лидеров. Непобедимым в Нагое остался и Энди Роддик, ставший семь лет спустя первой ракеткой мира. Правда, по игре на тот момент американец особенно ничем не выделялся. Ну разве что своеобразным движением при подаче.
На отборочном этапе чемпионата Европы в Англии в 1997 году мы выступали с Игорем Куницыным. Жили где-то под Лондоном и каждый вечер по-мальчишески азартно гоняли в футбол. В конце концов я поплатился за свою неаккуратность – получил на ноге синяк такого размера, что даже наступить на нее не мог. Борис Львович в тот вечер ушел на очередное собрание капитанов и до утра ничего не знал. Лишь во время разминки ему стало ясно, что победы в утешительном матче нам не видать. Пролежав двадцать минут у врача со льдом, я запомнил тот случай на всю жизнь. Это была та самая шишка, которую мне требовалось набить самостоятельно.
Свой первый юниорский турнир ITF до 18 лет я провел в апреле 1995 года, получив wild card в Сочи на Кубке Озерова. Мне тогда еще не исполнилось тринадцати, и это был большой аванс. Неудивительно, что, попав на будущего чемпиона Андрея Столярова, – а он старше меня на пять лет, – я проиграл со счетом 1:6, 1:6. В Сочи мы целую неделю жили в одном номере с Маратом Сафиным, – ему той весной помогал Борис Львович. Но общался я с Маратом не так много. Сказывалась разница в возрасте, да и в теннисном плане Сафин для меня выглядел просто недосягаемым. На тот момент у Марата уже вовсю разворачивалось принципиальное соперничество с Артемом Дерепаско, которому он, кстати, уступил в первом круге. Они сильно выделялись в России по своему возрасту.
Борис Львович уехал с Маратом в Москву, а я остался на тренировочных сборах, которые проводила наша федерация. И проявил там характер – затеял дискуссию с одним из тренеров, называвшим меня и других ребят ничего не понимающими в теннисе «чайниками». Борис Львович говорил, что именно за такие истории и не любит подобные сборы. А тот тренер через несколько лет вспоминал, как я в гордом одиночестве вступил с ним в спор.
В общей сложности в категории до 18 лет я сыграл 25 турниров ITF. Это сравнительно немного, хотя я регулярно принимал участие в различных внутрироссийских соревнованиях и выступал за сборную. К тому же турнир турниру рознь. Один игрок сорок раз вылетит в первом же круге, а другой, проведя такое же количество матчей, возьмет восемь титулов. Поэтому при планировании календаря мы с Борисом Львовичем не гнались за количеством турниров, а исходили из реальной нагрузки в течение конкретного отрезка времени. К любому турниру я старался подходить максимально подготовленным, и такой подход позволял грамотно строить тренировочный процесс.
Уже в то время Борис Львович придавал значение любым мелочам. Например, довольно часто он заставлял меня отдыхать днем. Это не было постоянной практикой, но порой сильно помогало выходить на корт в оптимальном состоянии. Ведь расписание матчей на одном и том же турнире в течение недели может выглядеть совершенно по-разному: допустим, сегодня ты играешь утром, а послезавтра – вечером. С годами я пришел к выводу, что молодому теннисисту крайне важно находиться под присмотром грамотного человека. В 18 лет у тебя появляется много соблазнов, становится тяжело держать себя в руках, и рядом необходим старший, который будет напоминать тебе, зачем ты приехал на турнир.
Нашей стратегической целью был выход на хороший профессиональный уровень. Тем не менее я и по юниорам порой добивался неплохих успехов. Например, в начале 1998 года выиграл турнир 2-й категории в Братиславе, где мы с Борисом Львовичем всю неделю ходили на корты пешком вдоль замерзших прудов. Турнир проходил в теннисном клубе Slavia Pravnik с тремя кортами и балконом. Директором там был отец Доминика Хрбаты, одного из лучших словацких игроков всех времен. Мне удалось хорошо приспособиться к сложному покрытию – ковру с песком, на котором часто разъезжались ноги. В финале я в двух сетах обыграл одного чеха, так и не пробившегося в профессионалы, а в четвертьфинале провел тяжелейший матч со словаком Каролем Беком, с которым встречался еще не раз. Спонсор Бека так сильно поддерживал его около корта, что порой даже выходил за рамки приличия. Но меня это не смущало, поскольку у нас сложились хорошие отношения с отцом Кароля.
В апреле 1998 года мы с Борисом Львовичем предприняли интересный азиатский вояж. Cначала оказались на Филиппинах. Добирались с пересадками, прилетели в Манилу поздно вечером, поужинали, легли спать. А ночью проснулись из-за того, что на весь гостиничный коридор гудел отборный русский мат. Оказалось, что в тот же отель заселились российские моряки, которые ждали свой корабль. За завтраком Борис Львович познакомился с капитаном, пригласил на стадион. Так у меня за тридевять земель неожиданно появилась группа поддержки, с помощью которой я дошел до полуфинала. Через несколько недель наши новые знакомые даже прислали мне домой сделанные с трибун фотографии.
Из Манилы мы полетели в Токио, где нам предоставили просто императорские условия – два одноместных номера где-то на сороковом этаже. Выступил я неудачно, зато ощутил вкус хорошей жизни. Шведский стол в гостиничном ресторане произвел на меня неизгладимое впечатление – крабы, лобстеры, сашими, суши. Я тогда понятия не имел об этих деликатесах, сразу набросился на них и через пару дней, после поражения во втором круге, получил внушение от Бориса Львовича. «Тебе бы только крабов навернуть в ресторане, об игре уже не думаешь», – сказал мне любимый тренер. Он быстро сменил гнев на милость, но у меня уже не осталось желания ковыряться в морепродуктах. Тем более что палочки я толком еще так и не освоил.
В юниорских турнирах Большого шлема я участвовал всего трижды. На Уимблдоне-1998, не имея понятия, как играть на траве, уступил хорошо подававшему словенцу Андрею Крачману. Потом на US Open проиграл в третьем круге Давиду Налбандяну, который уже в юности выглядел как взрослый мужчина и ходил почти с бородой. Зато в парном разряде мы вместе с Каролем Беком обыграли Роджера Федерера и Оливера Рохуса. Швейцарец, которого за год до этого я видел на зимнем чемпионате Европы, еще не производил на меня особого впечатления. Они с Рохусом были на год старше нас с Беком, считались фаворитами и легко выиграли первый сет. Но затем почему-то расслабились.
А в январе 1999 года мы с Борисом Львовичем впервые отправились в Австралию. По прилете выяснилось, что большой баул с нашей экипировкой потерялся где-то по дороге. При этом мы толком не понимали, где будем жить, так как сначала я заявился на юниорский турнир, проводившийся примерно в 50 км от Мельбурна. Пришлось просить, чтобы потерявшуюся сумку доставили в отель Hyatt, где жила наша попутчица Елена Макарова. А самим на следующее утро идти отовариваться в магазин, где за один австралийский доллар можно было купить все, что угодно – майки, шорты, носки. Сумка приехала через три дня, и я на всю жизнь запомнил, как приятно надевать свою родную форму. Несмотря на это недоразумение, сыграл я под Мельбурном неплохо – лишь в полуфинале проиграл датчанину Кристиану Плессу.