— Тут с вами не соглашусь. Возьмите хотя бы Сибирское отделение Академии наук СССР…
— Вот-вот, спасибо за пример. Это как раз то исключение, которое подтверждает правило. Создание крупного научного центра в Сибири — уникальный эксперимент, который принёс колоссальную пользу обществу. Но ведь он дальше не пошёл. Назовите ещё такие же центры союзного значения?.. То-то… А разве меньшая необходимость в подобных академгородках культуры? Но их нет… Зато есть столичные законодатели. Потому и читаем всё одних и тех же, потому на протяжении многих лет видим на экранах телевизоров одни и те же лица. Я не говорю, хорошие или плохие, но одни и те же. Попробуй кто-то из Уфы, Перми, Магадана или Ташкента прорваться на ЦТ — близко не подпустят: тут все свои, чужие не нужны. И в кино мы видим уже не только фамилии отцов, но детей и внуков. Есть талантливые семьи, и дай им бог, как говорится, радовать всех своими талантами. Но такие редки. Зато множество кланов стоит на страже давно уже коррумпированной системы отбора. Вот эта-то система и закрывает свет духовных маяков. Вот почему необходима децентрализация культуры.
— Но как вы это себе представляете?
— Создание своеобразных академгородков культуры с мощной кадровой, издательской, кинематографической базой, с правом решающего голоса на союзном уровне. Возьмём литературу как первоисточник духовного развития и вспомним имена писателей, наиболее читаемых народом, а не только «элитной» столичной публикой, в последние, скажем, два десятилетия: Распутин, Астафьев, Абрамов, Белов, Айтматов, Думбадзе, Быков — все не москвичи!..
— Но это лишь ещё одно подтверждение того, что для таланта нет периферии…
— Да, эти пробились, хотя для каждого дорога была нелегка. Но я что хочу подчеркнуть: если при отсутствии возможностей мы называем столько имён, то во сколько раз их будет больше, если создать возможности, если таланту помогать!.. Пока же мы создаем комплекс неполноценности у самих себя, у народа: «У нас все плохо, потому что ничего хорошего у нас не может быть». Это вот как раз и есть отсутствие культуры. Что, у нас менее талантливые люди, чем на Западе? Но нет, в технологии, экономике равнение на Запад, музыка, массовая культура — оттуда, до их так называемой «демократии», выходит, нам ещё тянуться… Даже водица ненашенская и та слаще. Знаю, знаю, после этих слов меня сразу произведут в «квасные патриоты». Кстати, о «квасном патриотизме»: квасу-то нет! Были прекрасные полезные квасы хлебные, медовые… А теперь что мы с вами пьём? Пепси-колу…
— Фанту…
— Вот, фанту, отраву эту. Мне детей жалко, которые её пьют. Значит, чужая фанта лучше собственного кваса, хотя она вредна и дорога. Это опять-таки уровень культуры. Боязнь обвинений в «квасном патриотизме» распространяется на все сферы, у нас не может быть лучше, потому что не может быть никогда. И если появляется человек, который сделал лучше, то его легче стереть в порошок, чем усомниться в идее нашей всеобщей неполноценности.
— Сразу вспоминаются сюжеты из телепередачи «Это вы можете…»
— …которая скорее демонстрирует, чего вы не можете. Конечно, если один человек создал нечто большее, чем два-три института союзного значения, то этим институтам надо признать свою полную несостоятельность и самоликвидироваться! Ну а кому ж этого хочется? Не потому ли у нас за сорок два послевоенных года не создано приличного автомобиля? Не можем — и всё тут. И мы все здесь виноваты, потому что это терпим. Сколько талантов загублено! А ведь они являются критерием, мерилом роста общества, катализаторами добра. Таланты надо искать на местах, всячески их поддерживать, помогать. Роль местных органов власти здесь может быть огромна!..
— Что-то не часто приходится слышать, чтобы местные органы поддержали какой-то талант, пробили какую-то идею, помогли кому-то преодолеть всяческие барьеры.
— Но ведь в том и состоит идеологическая работа! Когда пахать и сеять специалисты знают, это не дело советских и партийных органов. Оберегать людей чистых, честных, умелых, добрых — значит сохранять здоровье общества. Мы же сплошь и рядом видим, как процветают негодяи, циники, а человек порядочный загнан в угол.
— И все-таки за эти два года многое изменилось, меняется…
— Меняется. Но дефицит доверия остаётся. Слишком долго мы обманывали друг друга, слишком много было неосуществленных решений и постановлений. Почему, думаете, многие относятся к перестройке настороженно, выжидающе? Да потому, что когда мне говорят, что надо быть в одной упряжке с тем, кто процветал тогда и процветает сейчас, то я не спешу впрягаться. Я честно делаю свое дело, но включать какие-то рычаги, напрягаться не стремлюсь. Потому что завтра будет другой начальник, а я, как дурак, останусь при своем интересе. Поверьте, такое мнение приходится слышать очень часто.
Сейчас делается большая ставка на стимулирующие рычаги хозрасчета. Это очень хорошее дело, но не кардинальное. Экономический пресс — всё-таки пресс. А сознание — это когда человек сам себя ведёт по жизни в общей команде, это внутренняя культура. Чтобы осуществить перестройку, мало желания одного очень хорошего, даже великого человека, мало усилий группы, даже очень большой. Надо, чтобы каждый включился, чтобы поняли все, что это не очередная кампания — требование времени. А это уже вопрос культуры. Это осознание своего места в жизни, своего назначения. Чем раньше человек задумается, для чего он живёт, чем раньше определится, тем точнее у него будут критерии, тем легче будет ему жить, не шарахаясь то вправо, то влево.
— Согласитесь, чтобы иметь такую духовную опору, человеку, особенно молодому, надо верить в какие-то идеалы. Не мне вам говорить, как сейчас подорвана эта вера…
— Смотря что мы называем идеалами. Для меня, например, добро и зло, справедливость и несправедливость — не абстрактные понятия. Я верю в народ, в Родину свою, верю в её счастливую звезду, верю в то, что все равно здоровое и светлое начало победит. Верю в хороших людей — в этом мое спасение. Без этого я бы уже сорок раз погиб, влево-вправо куда-нибудь шарахнулся. Главное в духовной культуре — понимание того, что мы звено цепи в истории человечества. Не больше, но и не меньше. А проповедуется порой: до нас все было чепуха, мы это самое главное, а после нас хоть потоп. Мне, наверное, повезло в жизни, потому что мне как-то с детства определили, что дорога начинается не с меня, народ по ней давно идёт. И я такой же прохожий, просто должен свой отрезок пути пройти вместе со всеми, не испортить эту дорогу и, насколько смогу, почище её сделать.
— В этом видите своё назначение в жизни, смысл её?
— Конечно.
— Какой порок человеческий больше всего ненавидите?
— Подлость, предательство, трусость!..
— Приходилось с этим сталкиваться?
— Много раз. И получать, конечно… Много раз спотыкался на доверии. Но дело не во мне, не в личных обидах. Страшно, когда подлость, предательство, трусость консолидируются, отравляют общую атмосферу, разрушают наши идеалы. Страшно, когда человек, не заслуживший многого, вдруг требует и нахально берёт намного больше, чем он даёт обществу. Культура — это воспитание внутренней сдержанности, скромности. Это куда-то от нас уходит.
Поверьте, тут не ностальгия по коммуналкам мне, коренному москвичу, там довелось пожить, — это ностальгия по искренности отношений, по взаимопониманию. Не всё гладко было, мы видели, как взрослые ссорились друг с другом, но очень быстро находили возможность протянуть друг другу руку — личное, мелкое всегда отступало перед общим. Не помню, чтобы в детстве, в юности мне попадались люди, которые строили бы своё благополучие на несчастье других, которым было бы хорошо от того, что другим плохо. Тогда и была заложена вера в людей, которая стала моим спасением. Хорошие люди мне помогали не тем, что куда-то меня определяли, где-то за меня хлопотали, но тем, что они есть, что они хорошие, порядочные люди, что они живут чисто, несмотря на то, что вокруг них клокочет пена человеческой мерзости… Вот мы сейчас столько проблем открываем: проблемы сельского хозяйства и промышленности, проблемы искусства и литературы, проблемы экологии, спорта, культуры. Я глубоко убеждён, что проблема одна, только по-разному называется: разобщённость духовная, приспособленчество, ложь, неверие, недоверие друг к другу… Вот что надо преодолевать, идти навстречу друг другу, находить точки соприкосновения…
— Простите, лобовой вопрос: вы себя ощущаете борцом или наблюдателем в этом процессе?
— Не наблюдателем, это точно! Но и недостаточным борцом, если честно.
— Почему?
— Своим творческим положением сегодняшним недоволен. Мог бы и должен делать гораздо больше… Но всё-таки стараюсь не суетиться, не сниматься в плохих фильмах, писать достойные стихи, песни… А главное не отрываться от реальной жизни. Это принципиально…
— А что, существует проблема отрыва?..
К сожалению, многие из нас, деятелей культуры, привыкли несколько своеобразно соотносить понятия «мы» и «народ». Вроде бы народ это одно, а мы — нечто над народом, мы должны его вести, воспитывать, учить. Молодому человеку в институте говорят: «Вы должны снять такой фильм, чтобы зритель пошёл за вами». И вот он уже убеждён, что он — поводырь народа, что после института всё знает, всё может объяснить, всех может научить! А нужно-то понимание, что мы — составная часть народа, что должны жить его бедами, болячками, заботами и радостями.
В обществе своё извечное распределение: одни из народа пашут, другие изобретают, третьи пишут стихи, сочиняют музыку, снимают фильмы… Когда мы это поймём, мы перестанем учить народ. А будем сами учиться жить, искать пути решения общих проблем, искать просвет, надежду…
— Вам это удается?
— По крайней мере, стараюсь. Если стихи и песни несут что-то нужное в зал — это уже немало. Сам я теперь реже выступаю, больше пишу…
— Может, прочтёте что-нибудь из нового? Небольшое… Сразу и напечатаем…
— Пожалуйста…