Эдди ничего не успел сделать. Что-то негромко хлопнуло, рубашка на груди у верзилы неестественно вздулась и лопнула кровавым пузырем. Во все стороны полетели клочья мяса, и верзила рухнул, так и не успев выстрелить.
Чернявый медленно опустил руку. Правый рукав его куртки еще дымился. Он подмигнул Эдди, и Эдди сжал кулак в знак солидарности. В плече отдалась тупая боль.
Уже не скрываясь, чернявый вытащил из кармана небольшой цилиндрик и сунул его в дымящийся рукав. Его гранатомет снова был заряжен.
Эдди поднялся, отер кровь с лица, подобрал пистолет верзилы и револьвер; подошел к чернявому.
– На, – протянул ему револьвер, – пригодится.
Чернявый кивнул и сунул револьвер в карман куртки.
– Цел?
– Почти. Все-таки успел ножом в ногу садануть.
– А меня в плечо задело. Но это ерунда. Тебя как зовут?
– Макс.
– А меня Эдди. Идти можешь?
– Попробую. Вот только рану перевяжу. Если не смогу – иди один.
– Нет, мы дойдем! Вместе дойдем, – сказал Эдди неожиданно для самого себя.
Он помог Максу перевязать ногу, а Макс ему – плечо, и они вместе поднялись с пола. Макс шел с трудом, и Эдди приходилось то и дело поддерживать его.
А впереди их ждал восьмой круг.
Эдди плохо помнил, что было дальше. Они, шатаясь, брели по осыпавшемуся под ногами перрону; вокруг что-то горело, першило в горле, слезились глаза; оба то и дело, не думая, уклонялись от флай-брейкеров и шаровых молний, интуитивно обходили ловушки и шли, шли, шли…
Потом был момент просветления. Они снова оказались в "кишке", и с обеих сторон на них надвигались "хохотунчики". До ниши далеко – не успеть, да и не поместится в этой нише двоим. Но бросить Макса Эдди уже не мог. И тогда он сделал то, что еще час назад даже не могло прийти ему в голову. Он выхватил запасную лайф-карту, чудом пронесенную мимо контрольного автомата (по правилам это было строжайше запрещено) и сунул ее Максу. Свою к тому времени Макс уже высветил. Обе лайф-карты вспыхнули одновременно, и "хохотунчики" с чмокающим звуком исчезли в стенах. Но здесь, на восьмом круге, лайф-карта действовала всего минуту, в отличие от десяти на других кругах десс-райда и получаса при обычной работе подземки.
Минуты им не хватило. На них снова мчался "хохотунчик", а до перрона оставалось еще добрых сто ярдов. И тогда оба развернулись и вскинули правые руки. Это тоже было строжайше запрещено правилами, но плевать они хотели на правила! Вспышки выстрелов следовали одна за другой, и им даже не приходило в голову, что заряды в гранатометах должны давно кончиться. Лишь когда вой стих, они опустили руки. "Хохотунчик" превратился в груду оплавленного металла.
Потом снова был провал. Эдди не помнил, как они дошли до перрона, как миновали последние ловушки. Помнил только, что Макс упал и не мог встать, и тогда он взвалил его на спину и потащил. Макс слабо сопротивлялся, вокруг трещали электрические разряды, их нагоняло зловещее фиолетовое облако, но Эдди все равно тащил Макса из последних сил, пока не увидел свет…
…Со всех сторон мигали вспышки, на них были открыто устремлены стволы телекамер, ранее искусно замаскированных в выступах стен, и какой-то человек в белом смокинге и с ослепительной улыбкой все говорил и говорил в микрофон, обращаясь к ним, а Эдди никак не мог понять, что он говорит. Он все еще не верил, что они дошли.
– Эдвард Мак-Грэйв… Победитель… Герой… Приз в тысячу лайф-карт… Народ приветствует… Поздравляю…
– Я дошел не один! Мы дошли вместе с Максом! Он тоже… – крикнул Эдди; тут он увидел в толпе улыбающегося и машущего им рукой очкарика, и наконец потерял сознание…
…Они втроем сидели в маленькой квартирке очкарика (Эдди так и не удосужился узнать, как того зовут) и пили дешевый виски с синтетическим кофе. Очкарик что-то говорил, но Эдди думал о своем, почти не слушая его. Только одна мысль билась у него в мозгу: "Дошли! Дошли! Все-таки дошли!"
Постепенно сквозь эту мысль все же пробился голос очкарика.
– …Понимаете, они сами не знают, что создали! Это не просто система ловушек, не просто проверка на выживаемость. Тот, кто проходит все восемь кругов до конца, становится Человеком. Вы понимаете – Человеком! С большой буквы! Вот вы, Эдди, разве когда-нибудь помогали другим в ущерб себе? А тут вы чуть не погибли, но тащили Макса до конца, спасли ему жизнь, а потом отдали ему половину приза. И Макс тоже спас вам жизнь там, внизу. Вы стали Людьми, понимаете?!
"А ведь верно, – подумал Эдди, – он прав. Мы действительно изменились. Это как чистилище. Кто прошел его – очистился, кто не прошел – попал в ад."
Эдди протянул руку к стакану с виски – нет, хотел протянуть руку, но не успел – стакан сам скользнул к нему в ладонь. Он даже не заметил, как это произошло. "Так не бывает! Я пьян. Или сплю. Или…" – он вдруг вспомнил стрелявшие по несколько раз однозарядные гранатометы, чудом огибавшие его и Макса флай-брейкеры, свой безошибочный выбор пути в "лабиринте", "линию жизни" Макса… Да, они должны были давно погибнуть, но чудом остались в живых. Чудом ли?
"Вы стали людьми"… Да, людьми. Но не совсем людьми. Или, если угодно, более, чем людьми. Вот вам и самоорганизующиеся системы! Выходит, эти умники-программисты были не такими уж дураками…" – и тут Эдди заметил, что очкарик с улыбкой наблюдает за ним.
1990 г.
ПОЕДИНОК
"…Тогда я выше гор, выше неба!.. Я неуязвим!"
Ю. Эдлис, «Жажда над ручьем».Фрагменты из монолога Франсуа Вийона.
Кадзияма проснулся и открыл глаза. Над ним покачивалась ветка дерева, слегка позолоченная восходящим солнцем. Сквозь листья виднелся клочок ярко-голубого неба. На секунду Кадзияме показалось, что он у себя дома, на Окинаве, лежит под ветвями старой сакуры, которую посадил еще его дед. Но тут же вспомнил: дом его далеко отсюда, а сам он сейчас на севере Индии, в глухой, забытой Богом и людьми деревушке, куда забрел в своих долгих странствиях.
Мимо прошел худощавый пожилой крестьянин в одних подкатанных холщовых штанах, с мотыгой на плече. Он с любопытством взглянул на расположившегося под деревом японца и пошел дальше. Кадзияма жил здесь уже неделю, и вскоре собирался отправиться дальше – он нигде подолгу не задерживался. Японец поднялся, подошел к протекавшему неподалеку ручью, умылся, сделал несколько глотков холодной, вкусной воды и, вернувшись под дерево, уселся в позу "лотоса". Это утреннее время он всегда посвящал размышлениям. Вот уже несколько лет Кадзияма бродил по свету. Он пересек весь Китай, Тибет, Гималаи – и вот теперь оказался в Индии. Он не знал, что ищет. Ему нравилась кочевая жизнь – новые люди, новые города, горы, бескрайнее небо. И пока он шел, он чувствовал: что-то меняется внутри него; он постоянно обновлялся, приближаясь к еще неясной ему цели. Кадзияма чувствовал – цель близка. Быть может, завтра, или послезавтра, или через неделю он достигнет ее. А даже если понадобятся еще годы – что за беда? Он не знал, что это будет, но чувствовал: он придет именно к тому, что ему нужно…
…Кадзияма открыл глаза и вновь вернулся к окружающему миру. С площади слышался какой-то шум, возбужденные голоса, и Кадзияма отправился посмотреть, что там происходит. Он не отделял себя от других людей, не считал себя выше – он был одним из них. Наверное, поэтому его всегда принимали, как своего, хотя и знали, что он чужестранец.
Посреди площади стояли два пыльных джипа, и четверо индийцев выгружали из них тюки с палатками, чемоданы и другие вещи. Руководил разгрузкой толстый краснолицый европеец в пробковом шлеме и костюме цвета хаки. "Англичанин," – отчего-то решил Кадзияма. И был уверен, что не ошибся. Другой англичанин, высокий и сухощавый, не вынимая изо рта длинной трубки, разговаривал с деревенским старостой. Вокруг сгрудились местные, с интересом прислушиваясь к разговору.
– Да, разрешение у нас есть, – приезжий извлек из кармана некую бумагу.
Староста долго читал, шевеля губами, потом вернул бумагу сухощавому.
– Пожалуйста, располагайтесь. Может, вы хотите остановиться в одном из домов?
– Нет, у нас есть палатки. Кроме того, я думаю, мы здесь долго не задержимся. Нам потребуется два-три дня, не больше. Сегодня отдохнем с дороги, а завтра начнем охоту.
– Ну вот, а говорили, теперь на тигров охотиться нельзя. А им, значит, можно? – удивленно сказал пожилой крестьянин, стоявший рядом с Кадзиямой, и почесал в затылке.
– А им все можно. Иностранцы, – уважительно отозвался другой.
Кадзияма молча кивнул, соглашаясь, и пошел прочь. Все ясно. Эти двое дали взятку чиновнику в Дели, и тот выписал им лицензию на отстрел тигра. Японец вернулся под дерево и начал готовить свой немудреный завтрак. Он не любил шумных и нахальных европейцев, бесцеремонно вторгавшихся в чужую жизнь, всюду совавших свой нос в поисках развлечений, экзотики и острых ощущений.
"Что за радость охотиться, когда все преимущества на твоей стороне? – думал японец. – Обычно они стреляют, даже не выходя из джипа – к чему утруждать себя и подвергать хоть какой-то опасности?.. Охота – поединок на равных, а не кровавая забава, какой ее сделали в последнее время… Поединок. Один на один. Без оружия…"
…Был уже вечер, когда Кадзияма подошел к палатке англичан. Оба европейца сидели на раскладных походных стульях у небольшого столика, на котором стояли бокалы и бутылка виски. Толстый англичанин дымил сигарой, высокий курил неизменную трубку.
Кадзияма поздоровался, слегка поклонившись. Оба англичанина с интересом уставились на него.
– Вы японец? – осведомился наконец сухощавый.
– Да.
– Присаживайтесь с нами. Я был в Японии. Передовая, цивилизованная страна, не то что это захолустье. Не стойте, присаживайтесь. Эй, Заил, принеси еще один стул для нашего гостя.
– Спасибо, не надо, – Кадзияма уселся прямо на землю, подобрав ноги под себя.
– Ах, да, я и забыл. Национальная традиция, – едва заметно усмехнулся англичанин. – Давайте знакомиться. Вот этого джентльмена зовут Томас Брэг, а я – Уильям Хэнброк.