ПОТЕРПЕВШИЙ
В этот роковой день Вячеславу Васильевичу исполнилось сорок-лет. Более недели он «бюллетенил» (врачи обнаружили воспаление легких). Держалась температура, но все же Астафьев решил сходить за праздничным заказом и вечером с друзьями отметить юбилей. Жена перед уходом на работу поздравила его от себя и детей и дала деньги на подарок. Он купил на эти деньги красивые импортные туфли...
Застолье было непродолжительным, потому что из всех приглашенных пришли только двое. Домой решили добираться на метро. На станции «Площадь Ногина» Астафьев сел в вагон поезда и тут же задремал. Болезненное состояние и алкоголь сделали свое дело. На конечной станции метро, «Ждановской», перед отправлением поезда в тупик контролеры Воротилина и Мотникова увидели в одном из вагонов спящего человека с коробкой обуви на коленях. Рядом стоял портфель. Спящего разбудили и попросили пройти на перрон.
— Портфель-то ваш? — спросила его Мотникова.
— Нет, — покачал головой Астафьев, пытаясь определить, где он находится. — Ох, извините, портфель мой...
Астафьев протянул к нему руку, но его оттолкнула в сторону Воротилина, раскрыла портфель, и, рассмотрев содержимое, спросила:
— Если действительно ваш, что там находится?
Астафьев наморщил лоб:
— Водка, красная рыба, продукты... Что еще?..
— Вот и нет! — торжествовала Воротилина. — Здесь коньяк!
— Да, коньяк,— заговорил Астафьев, — я совсем забыл, ведь ребята подарили мне коньяк...
Эти его заверения были запоздалыми. Воротилина свистела, вызывая наряд милиции. Астафьев еще пытался убедить ее не делать этого, более того, предъявил служебное удостоверение, которое контролеры успели внимательно рассмотреть, но на платформу уже поднимались два работника милиции.
Попытка Астафьева разобраться в конфликте здесь же к успеху не привела. На его удостоверение они не посмотрели. Заломили руки за спину и потащили вниз, где под платформой находилась комната милиции — унылое помещение со скудным освещением.
Вячеслав Васильевич пробовал слабо сопротивляться. Увы, он не догадывался, что для двух молодых парней в серой форме он обыкновенный «карась» и что на их жаргоне это означает: «Интеллигентный с виду человек, у которого наверняка есть деньги и ценности, а значит, есть чем поживиться во время обыска и затем обвинить самого же задержанного во всех смертных грехах».
Так в этот день, в начале девятого вечера, судьба свела Вячеслава Васильевича Астафьева с постовым нарядом милиции станции метро «Ждановская» 5-го отделения милиции отдела по охране Московского метрополитена в составе Лобова, Панова, Емешева, Лозы, Самойлова и возглавляющего наряды старшего инспектора службы Масохина. Был еще один, не значившийся в списке наряда, но активно помогавший им нести службу. В нерабочее время — внештатный сотрудник милиции, а в рабочее — электромеханик по обслуживанию автоматов метро Мезляев.
СЛЕДСТВИЕ
Представитель КГБ СССР полковник О. Д. Запорожченко начал разговор со мной о деле несколько необычно.
— Мы совсем не знаем вас, — сказал он, — да и времени познакомиться ближе у нас нет, но полагаю, что ситуация, в которую мы попали, исключительно сложна. Между нами должно быть полное доверие, поэтому прошу вас со мной во всем быть откровенным.
Признаться, такое начало меня несколько обескуражило, но что имел в виду Олег Дмитриевич, я понял только через несколько дней.
— Нами проработаны все станции Ждановско-Краснопресненской линии, на любой из которых Астафьев мог выйти, — продолжал Запорожченко. — Удача ожидала нас на «Ждановской», именно там его задержал постовой наряд милиции. С этого момента наш коллега исчез. По нашей информации, в документах 5-го отделения этот факт не зарегистрирован. Протоколы допросов Воротилиной и Мотниковой, а также опознаний Астафьева по фотографиям — в деле. Мы предполагаем, что к его гибели имеют самое непосредственное отношение работники милиции. Более того, у нас есть основания полагать, что происшедшее попытаются скрыть вышестоящие руководители органов внутренних дел. Мы обещаем вам полную поддержку и любую помощь с нашей стороны.
Эта версия действительно представлялась реальной, и реализацию намеченного плана мы начали в семь часов утра 14 января 1981 года. В кабинете начальника следственной части Прокуратуры СССР Германа Петровича Каракозова собрали около тридцати следователей, которым вручали пакеты и называли номера автомашин, рассредоточенных в районе Пушкинской улицы. Краткий инструктаж— и команда: «По машинам!»
В служебных помещениях отдела милиции по охране метрополитена, территориальных отделениях и медвытрезвителях, расположенных недалеко от станции метро «Ждановская», шла выемка документов.
Со службы или места жительства в следственный отдел КГБ СССР а Лефортово доставлялись лица, которые в течение вечера 26 декабря 1980 года находились в комнате милиции или возле нее.
Да, свозили именно в Лефортово. Все остальные учреждения подобного рода находились в подчинении Щелокова, а значит, не могли обеспечить надлежащей изоляции предполагаемых преступников. Более того, дальнейшая работа с ними могла быть уже бесполезной.
В этот день ни Щелокова, ни Чурбанова в Москве не было. Но происходившее было настолько необычным для столичной милиции, что кое-кто пытался не подчиниться требованиям работников Прокуратуры. Возникавшие конфликты умело разрешал заместитель начальника следственной части Юрий Николаевич Шадрин.
ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО СЕМИДЕСЯТЫХ
Продолжали греметь литавры в честь потрясающих успехов советской милиции, особенно службы профилактики. Складывалось впечатление, что это — основное ее подразделение, а между тем продолжали хиреть уголовный розыск, служба БХСС. Оказывается, за одну и ту же зарплату можно было работать по-разному. Но какое это имело значение для успеха, который был так нужен? Да никакого!
В уже упомянутом документальном фильме есть кадры, наводящие на невеселые размышления. Одной холодной снежной зимой Николай Анисимович руководил войсковыми учениями вверенной ему дивизии имени Ф. Э. Дзержинского. На плацу стояли боевые машины пехоты, солдаты лихо шли в атаку, утопая в снегу и стреляя на ходу из автоматов. С кем они собирались воевать? — вот в чем вопрос.
В очерке «Кома», опубликованном журналом «Огонек» в начале 1989 года, отдельные высокопоставленные сослуживцы Щелокова характеризуют его как умного, талантливого и способного руководителя органов внутренних дел. Что же, глупым его действительно не назовешь.
Из интервью министра корреспонденту Гостелерадио СССР в период работы XXVI съезда КПСС.
Вопрос: Мне говорят, что в последние годы изменился облик советского милиционера. Он стал грамотней, культурней. А каким бы вы хотели видеть рядового милиционера, работника органов внутренних дел?
Щелоков: Прежде всего это должен быть культурный, идейно воспитанный человек, потому что милиция в любой капиталистической стране — она подготовлена технически, но, что бы они ни делали, как бы ни оснащались, как бы ни работали, никогда американская или нью-йоркская полиция не справится с преступностью. Это не их вина, это их беда. Для того, чтобы решать эти проблемы, нужно решить одну задачу, а эта задача заключается в совершении пролетарской революции. Только в социалистической стране может быть обеспечен настоящий правопорядок для людей.
Вот так, ни много ни мало. Только сейчас начинаешь понимать, какой непоправимый ущерб авторитету и престижу нашей страны наносили такие безответственные заявления новоиспеченного доктора экономических наук (и особенно тогда, когда они соседствовали с известными всему миру фактами присвоения в пользу свою и своей семьи автомобилей иностранных марок). Между тем автотранспорта в милиции хронически не хватало. В Донецкой области, преследуя бандитов, ограбивших сберкассу, работники уголовного розыска отчаянно размахивали руками, когда у их старенького «газика» на ходу отвалился карданный вал. Лимит на бензин заставлял использовать не по назначению автомобили промышленных предприятий, а иногда — и частных лиц. Примитивная криминалистическая техника не обеспечивала качественного ее применения. И при всем при этом министр иронизировал над технической оснащенностью американской полиции.
Правда, он посетил проводившуюся в Москве выставку ведущих фирм Запада, специализирующихся на изготовлении кримтехники, но и только. Восторга практиков их руководитель не очень-то разделял. Мы оказались одной из немногих стран мира, которая бюджетные ассигнования тратила в основном на увеличение численного состава органов правопорядка и, естественно, в ущерб качеству. Выбитые у правительства вакансии нужно было срочно заполнять, и широким потоком полились в милицию «случайные» люди.
Между тем реальная жизнь шла своим чередом. Проблемы в экономике и социальной сфере не могли не отразиться на росте преступных проявлений. Но никому не нужна была в те годы правда. За рост преступности били жестоко. В два счета можно было поплатиться и должностью, и карьерой, а потому и стали скрывать все то, что можно было скрыть. В выборе средств не стеснялись, и поэтому ни одна стране в мире не знала такого высокого процента раскрываемости, который был в те годы у нас.
Большое количество черепно-мозговых травм списывалось на «падение с высоты собственного роста» либо по «альтернативной формуле» — что «данное повреждение образовалось от удара тупым твердым предметом или при ударе о такой предмет». Первое, естественно, игнорировалось, второе брали за основу.
Доходило до того, что при выезде для осмотра трупа, обнаруженного в пруду городского парка со связанными веревкой руками и ногами и грузилом-камнем, заместитель начальника Управления уголовного розыска области битый час убеждал меня, что потерпевшая, решившая сыграть с нами злую шутку, сама себя обвязала, привязала на шею камень и прыгнула в воду.