— Да-да, понимаю. Он не нашёлся?
— Нет. Может, у вас появилось что-нибудь новое для меня?
— Сожалею, но ничего такого… Послушайте, мистер Логвин, я ведь должен вас поблагодарить. Вы дали Эмили мой телефонный номер, и она позвонила мне. Мы проболтали с ней до глубокой ночи. Очаровательная юная мисс! Не перестаю удивляться, что её брат… Впрочем, простите, я от волнения повторяюсь…
— Ну, — сказал Стэн, — я рад, что вы и мисс Белл нашли взаимопонимание. Не обижайте её. И не забудьте со мной связаться, если вспомните-таки ещё что-нибудь про Эрика. А вам, мистер Лассаль, большое спасибо за уделённое время. И за ценную консультацию.
Он вышел на улицу. Машинально взглянул на небо, как будто мог там увидеть то самое созвездие-призрак и обе луны в придачу. Но небо осталось прежним — серая пелена, набухшая влагой.
Плюхнувшись на сиденье своей «куницы», он вдруг почувствовал острый голод. Желудок требовал нормальной еды, тем более что в кармане заманчиво шуршали купюры, заработанные сегодня. Стэн прикинул возможные варианты — и поехал прямиком к Янушу, чья закусочная была всего в четырёх кварталах.
На этот раз в заведении царил аншлаг. За дальним столом в углу народ и вовсе теснился на манер консервированных сардин — там поминутно слышался хохот, а сигаретный дым встревоженно колыхался. Единственный незанятый столик обнаружился у самой двери. Стэн бросил на лавку плащ, чтобы застолбить место, и подошёл к хозяину. Тот узнал его:
— Приветствую, мистер. Ну, как успехи?
— Так себе. Спрошу для очистки совести — Эрик не объявлялся?
Януш молча развёл руками. Стэн, решив сегодня не экономить, заказал большой стейк. К нему взял бутылку пива. В ожидании заказа сходил к весельчакам в углу, которые, судя по разговорам, тоже числились деятелями искусства. Расспросил их про Эрика, но, как и ожидалось, ничего конкретного не узнал.
Вернулся к себе за стол и вплотную занялся стейком. Тот был сочный, в меру прожаренный и заботливо поперчённый. От него исходил такой аромат, что Стэн чуть не заглотил всё в один приём, как удав. Взрыкивая от жадности, принялся отрезать по кусочку и самозабвенно жевать. Даже забыл про пиво.
Когда мясо закончилось, он со вздохом отодвинул тарелку, откупорил бутылку. Беловатое пиво вспенилось, а на вкус оказалось прохладно-лёгким. Стэн цедил его и лениво глядел в окно.
Снаружи уже стемнело. В доме напротив засветились первые окна — и этот свет, чуть разбавленный вечерним туманом, обещал комфорт и уют. Представилось вдруг, что Стэн пришёл с нормальной работы, где есть доброжелательные коллеги, ежемесячная зарплата и чёткий график. Сейчас он поднимется в квартиру, домой, и там его встретит улыбчивая жена, радостно взвизгнут дети…
Он перелил остатки пива в стакан и с некоторым трудом вернулся мысленно к насущным проблемам.
И старый Айзек, и не такой уж старый Лассаль упомянули созвездие — это не могло быть случайностью. Да и сам Стэн, припомнив свой мимолётный сон в каморке у Айзека, сообразил постфактум — именно такой вид имел пригрезившийся узор. И узор этот почему-то мыслился в качестве антипода, противовеса отсветам на треноге, хотя дело было не в геометрической форме.
Причём «антипод», как выясняется, рисовали ещё художники-классики. Но для них он был неразрешимой загадкой.
А Эрик, значит, её решил?
Стэн снова почувствовал, что его непритязательный мозг тихонько вскипает. Да и в закусочной сидеть надоело — посетители распалялись, шум усиливался с каждой минутой. Поэтому он поднялся, накинул плащ и вышел на улицу. На освободившийся стол, как коршуны, налетели новые посетители — двое парней и экзальтированная девица в штанах.
Он поехал домой.
Было ещё не поздно, но наваливалась усталость. Войдя в квартиру, он машинально включил приёмник, однако дикторский голос, читавший новости, не задерживался в сознании. Стэн переключился на музыку и несколько минут, куря у окна, слушал медленную балладу — что-то о летнем солнце и любви под высоким небом. Сказочка, одним словом, хоть и красивая.
Глотнул напоследок бренди и лёг.
Он был почти уверен, что после сегодняшней свистопляски приснится всякая муть с вагонами и треногой, но обошлось. Лишь мерцали сквозь забытьё желтоватые огоньки, которые складывались в созвездие-призрак. А затем и они погасли.
Продрых он часов двенадцать подряд — навёрстывал недосып минувшей недели. Проснувшись, даже не стал добавлять сиреневые крупинки в утренний кофе. Бодрость ощущалась и так.
Посмотрел в вестибюле почту — ничего важного. А когда поднялся в контору, задребезжал телефон.
— Алло.
— Логвин? Это Родригес из Восьмого участка. Подъезжай к нам.
— И тебя с добрым утром. А что за срочность?
— Надо поговорить. Давай, жду.
Стэн взглянул на часы. До встречи с Самантой времени оставалось ещё достаточно. При условии, естественно, что в полиции ему сейчас не предъявят что-нибудь эдакое, с сюрпризом. Но гадать не имело смысла, да и выбора не было — надо ехать.
Через двадцать минут он припарковался возле участка, мимо которого позавчера проезжал. В центральном районе, недалеко от реки.
Сдал пистолет на входе и прошёл в необъятный зал, где кипела работа. Ну или, по крайней мере, убедительно создавалась такая видимость. Гвалт стоял образцовый, говорили все разом — полицейские за столами, свидетели и задержанные. Навстречу Стэну попалась размалёванная девица, которую подталкивал хмурый коп. При каждом тычке она огрызалась, дёргалась, а грудь норовила вывалиться из платья. В торце помещения натужно вращались лопасти вентилятора, прикрытые металлической сеткой.
Детектив Родригес был смугл и темноволос. Завидев Стэна, он бросил телефонную трубку, сунул в рот сигарету и процедил с непередаваемым выражением:
— Ну, здорово, коллега.
— Польщён твоим приглашением. Летел, как на крыльях.
— Не сомневаюсь. Дел у меня полно, поэтому не будем тянуть блохастую шавку за причинное место. К тебе есть вопросы, Логвин.
— Я весь внимание.
— Наш интерес в последнее время вызывает некий Боровски. Пока что он проходит свидетелем по двум эпизодам. Но мне он был бы милее как обвиняемый. Короче, нас разобрало любопытство — чем же он таким занимался все последние дни? И выяснились интересные вещи. Сказать, какие?
— Ты гений сыска, Родригес. От тебя ничего не скроешь. И да, Боровски обращался ко мне с заказом.
— С каком конкретно?
— Это конфиденциальная информация, — важно заявил Стэн. — Но я хочу, чтобы ты прочувствовал глубину моего к тебе уважения. Поэтому признаюсь как на духу. Я помог ему выяснить, чем занят его деловой партнёр. С моей стороны — ни малейшего криминала. Даже через забор ни разу не лазил, честное слово.
— Имя партнёра?
Стэн печально вздохнул и кротко посмотрел на Родригеса. Тот осклабился и продолжил:
— Ещё забавный момент. Вчера на северной окраине кто-то запустил Маховик. Ну, про это ты слышал — орут во всех новостях. Пострадавших нет, материальный ущерб — по минимуму. Покорёжена пара пустых вагонов. Странный случай вообще-то. А возле станции случайный свидетель видел машину как у Боровски. «Бизон» позапрошлого года выпуска — чёрный такой, приметный. Есть что сказать по этому поводу?
— Ты меня переоцениваешь, дружище. Я с радостью изрёк бы что-нибудь умное, чтобы тебя порадовать, но увы. Разве что осторожно предположу — вряд ли чёрный «бизон» есть только у одного человека в городе. Хотя, конечно, тебе виднее.
— Слушай, Логвин, — сказал Родригес, давя окурок в массивной пепельнице, — откровенно вонючих дел за тобой вроде не водилось. И лично мне ты жить не мешал. Поэтому прими дружеский совет. Увидишь этого Боровски ещё раз — обойди за милю. Сечёшь?
— А во что он вляпался? Интересуюсь без шуток. За намёк буду благодарен.
Родригес задумчиво помолчал, но всё-таки ответил:
— В последнее время некоторые личности, известные в определённых кругах, проявляют активность, которая нам не нравится. Дядюшка Морган, Скунс, Коготь, а теперь вот ещё Боровски. Как будто волки вдруг вскочили все разом и начали рыскать по лесу, принюхиваясь к чему-то. К чему именно — мы пока не можем понять. Но что-то такое зреет.
— Погоди, — сказал Стэн. — Коготь, который держит клуб «Жёлтый глаз»? Он заодно с Боровски?
— Почему ты так думаешь?
— Ты же сам их упомянул в одном предложении.
— Я не говорил, что все они — заодно. У каждого своя стая и своя кормовая база. Но они учуяли что-то своим звериным чутьём — то ли добычу, то ли опасность. Учуяли и зашевелились. Нас это беспокоит. А ещё мне теперь охота узнать — почему ты вспомнил клуб Когтя? Вот именно сейчас?
— Я туда заходил. Смотрел, как выступает одна певица. Саманта Найт — ты, наверно, в курсе, это ведь твой район. Девчонка — просто мечта.
Родригес с готовностью покивал, подался вперёд и спросил задушевно:
— А скажи-ка мне, Логвин, не встречался ли там тебе некий Хардинг?
— Хардинг? — Стэн удивился. — А он-то тут каким боком? Да, был там такой придурок. Я его впервые увидел. Он с чего-то решил, что Саманта — его подруга, ну и воспылал ревностью. Уже намылился дать мне в ухо, но не успел, охрана вмешалась.
— И когда это было?
— Позавчера. Больше мы с ним не пересекались.
Коп азартно потёр ладони:
— Какие страсти! И опять-таки — какое забавное совпадение! Или у тебя, Логвин, открылся новый талант? Потому что дерьмо к тебе пошло косяком, как треска на нерест. Надо к тебе стажёра приставить, чтоб ходил и записывал, а остальной отдел можно распускать…
— Ничего не понял. Объяснить можешь?
— А ты расслабься, не торопись. Секунду…
Родригес взялся за телефон, набрал короткий внутренний номер:
— Джейкоб? Привет ещё раз. Как там наш дебошир, который с фингалом? Нет, не лысый, другой… Ага. Тащи его ко мне. Давай, жду…
Он опустил трубку на рычаг и улыбнулся, как сытый кот:
— Вот представь себе, Логвин. Заявляется вчера этот Хардинг в бар. В полумиле отсюда, ближе к реке. И начинает там надираться. Хотя и так уже был поддатый — с утра, видать, взял разбег. При этом костерит Когтя, его шестёрок, а заодно — какого-то ублюдка-фотографа. Это цитата из протокола, так что не обессудь. Ни фамилию, ни имя ублюдка… то есть, прости, фотографа Хардинг, к сожалению, не знает, но обещает выяснить. Кроме того, грозится отметелить скотов из клуба, которые его оскорбили. Однако в клуб почему-то так и не выдвигается, а продолжает шарашить в баре. В итоге упивается в хлам и достаёт кастет. У завсегдатаев находятся контрдоводы…