В Игриме, на комплексе, Лунев встретил Викторенко. Кузнецов хвалил молодого инженера. Лунев ругнул себя, что в течение года не удосужился поближе познакомиться с молодым специалистом, хотя в дневнике есть запись: «Викторенко Иван Спиридонович — инженер». И рисунок: на телеграфный столб посажена голова, а по бокам шесты-руки.
— Принесите личное дело Викторенко, — передал Лунев по селектору и раскрыл блокнот, который передал ему Викторенко со словами: «Если разберетесь в моих каракулях, почитайте. Заметки по производству!»
С первых же записей Лунев почувствовал, что автор разбирается в производстве как настоящий газовик. «Вот тебе и киповец», — удовлетворенно подумал Лунев. Тут же дорисовал телеграфному столбу длинные ноги, а в руки вручил пику. «Нет, Викторенко не Дон-Кихот, — подумал с усмешкой. — Воевать с мельницами не будет. А вот ноги у него журавлиные, далеко пойдет!»
Секретарша принесла личное дело Викторенко.
Лунев открыл папку. Фотография. Упрямый взгляд. Лунев вспомнил, как пятнадцать лет назад, после окончания нефтяного института, с первой стипендии купил клетчатую ковбойку. Викторенко на снимке в такой же рубахе. Ворот по-мальчишески расстегнут. Галстука, видно, не терпит!
— Что же ты предложишь мне еще, Викторенко? — громко спросил он, задавая самому себе вопрос. — Какие трубы надо менять в абсорберах?
— Евгений Никифорович, вы не заняты? — динамик принес голос главного инженера. Тонкачев с Луневым когда-то учились на одном факультете, но на людях и в служебной обстановке обращались друг к другу официально.
— Заходите, Юрий Иванович, вместе посумерничаем. Сейчас чай закажу. Саратовские все известные водохлебы.
— Что правда, то правда. К чаю бы черных сухариков.
— Солдатских, ржаных. Сейчас бы погрыз их с удовольствием. Горячую кашу не каждый день приволокут в окоп, а сухарь всегда в кармане. Пожевал, водичкой запил — сыт на неделю.
В кабинет вошел Тонкачев. Невысокий, узкоплечий, похож на подростка. Зачесанные назад волосы торчат хохолком. По дороге к столу успел взглянуть на лежащие газеты и даже полистал «Огонек».
— А я с новостью, Кузнецов сейчас передал: новые инженеры отработали всю автоматику.
— Один из них Викторенко. Да?
— Викторенко и Смурый!
— Викторенко мне приглянулся. Кстати, прочитай его блокнот, передал свои заметки. Настоящий газовик. Хоть сейчас назначай сменным инженером или начальником комплекса. Справится! Выкладывай вторую новость. С одной ты бы не явился.
— Из Таза передали. Монтажники произвели обвязку и могут сдавать скважину в эксплуатацию. Получит поселок газ.
— Наконец-то двинулось, — облегченно сказал Лунев. — Я думал, придется снимать Семерикова. Трубу тянули почти год. Забыл тебе сказать, вчера пролетал над Тазом. В губе две самоходки. Надо с речниками ругаться. Зима на пороге!
— Да, потянуло на холод.
— Придется лететь в Таз. Кстати, приму трубу. Что ни говори, а газ нужен всем. И на Ямале, хоть это и край земли.
Он медленно отошел от стола. Нога разболелась не ко времени.
— Надо бы с трактористами поговорить, Юрий Иванович. Раскатывают по тундре по-варварски. Землю уродуют. А она здесь особенно ранима. Плодородный слой не толще фанеры. Каждого лихача тракториста наказывать надо, а ретивых охотников судить.
— Да, пустыня нам не нужна, а тем более нашим детям!
— Спасибо, что понял. Захвачу-ка я с собой Викторенко. Хочу рассмотреть журавля вблизи.
Викторенко обрадовался полету. Представилась возможность познакомиться с новым местом.
Ан-2 летел долго. Викторенко беспокойно поглядывал в окно. Все те же озера и тундра. Не сбился ли летчик с маршрута? Но рядом сидящий начальник производственного отдела, угрюмый мужчина с теплым шарфом на шее, совершенно не реагировал на многочасовой полет. Правда, он как плюхнулся в кресло, сразу же начал глотать таблетки.
При очередном развороте самолета солнце ослепило Викторенко. Он зажмурил глаза. За первым виражом самолета последовал второй и третий.
— Викторенко, просыпайтесь, Таз! — сказал покровительственно Лунев, полагая, что молодой спутник уснул.
На берегу залива стояли бревенчатые дома с черными срубами и деревянными крышами. Но сейчас они меньше поразили молодого инженера, чем при подлете к Березову. За последнее время он успел полетать по служебным, по комсомольским делам, видел разные поселки, где стояли такие же дома, похожие друг на друга, как близнецы: морозы и дожди довели до черноты бревна срубов, отчего они казались столетней давности.
Но этот рыбацкий поселок отличала от других высокая закопченная труба котельной.
На пороге дома приезжих прилетевших поджидал бригадир монтажников Семериков. Посасывая папиросу, стряхивал пепел ударом пальца на землю. Лохматая собачья шапка сбита на затылок, из-под нее выбивается спутанный чуб, закрывая правый глаз.
Из-за спины бригадира высовывал голову черноволосый ненец в просторной малице, перетянутой в поясе широким солдатским ремнем с медной пряжкой. Под правой рукой нож с костяной ручкой в ножнах.
— Семериков, ты с кем нас встречаешь? Сэвтя? Здравствуй!
— Однако, здравствуй, — ответил ненец и с достоинством протянул руку.
Семериков с неудовольствием смотрел на начальника производственного отдела Мишина и на длинного незнакомого парня.
— Я Тонкачева ждал. Обвязку закончили, трубопровод протянули. Теперь, как говорят, гуляй, Вася! Считай, год разбоем занимались в болотах.
— Чем, чем? — переспросил Лунев.
— Комаров колотили.
— Насушили?
— Чего?
— Комаров. На сушеных комаров большой спрос!
— Комаров нет, а вот рыбкой расстарались.
Ненец старательно закивал головой.
Семериков всегда разыгрывал из себя простачка. Прищурив хитрые глаза, смотрел на Викторенко. Замучил вопрос: что за парень?
— Семериков, забыл познакомить тебя с моими товарищами, — сказал Лунев. — Мишина ты должен знать. Молодой инженер — в командировке его помощник. Опрессовку провели?
— Все в ажуре.
— Викторенко, — Лунев остановил взгляд на высоком спутнике, — будет эксплуатировать ваш газопровод.
Викторенко хотел сказать начальнику объединения, что его дело — приборы и автоматика, но Лунев, подняв руку, его остановил и сказал:
— Растущий специалист.
— Понятно, — недовольно протянул бригадир и почесал затылок. Тут же подумал: инженер будет стараться искать недоделки, чтобы выслужиться перед начальством, и Мишин тоже кого хочешь замучает.
— Ань-дорова-те! — снова поздоровался Сэвтя и ладонью с прилипшей рыбьей чешуей показал на мешок. — Сэвтя рыбу притащил. Абурдать надо!
— Обедать пора, — согласился Лунев. — Абурдать — есть, обедать. Запоминайте, Викторенко. Сэвтя, сколько тебе за рыбу?
— Ай-я-яй, Никипор! — покачал обиженно стриженой головой рыбак. — Я угощаю, однако. Уху варите. Ты, однако, приходи ко мне. Чайку попьем. Помнишь, сколько мы с тобой чайников ополовинили?
— Восемь, я считал.
— Девять, однако.
— Врач помог жене?
— Родильный дед приходил. Лепешек горьких насовал. Баба сразу встала. Болеть худо: рыба шла!
— Евгений Никифорович, сегодня отдыхайте, — сказал бригадир. — День стал короче воробьиного носа. А завтра на трубу. Я сейчас займусь ухой. Нельма. На земле такой ухи не попробуешь!
— Разрешите мне прогуляться по поселку, — сказал Викторенко. — Я и на трубу взгляну. В повара не гожусь!
— Прогуляйтесь, но не опаздывайте к столу! — сказал Лунев.
«Не терпится „дылде“ выслужиться, — неприязненно подумал Семериков. — Пусть померяет болота. Ноги как ходули!»
За домом Викторенко наткнулся на островерхий чум, натянутый продымленными шкурами. Языки костров зачернили до головешек острые концы кольев.
С залива дул холодный, пронизывающий ветер. Иван невольно поежился. Стоило сойти с дощатого тротуара, под ногами запрыгала травянистая земля. Вспомнил, как на прошлой неделе прошагал десять немеренных километров к больному Касьяну Лебедушкину. Библиотекарь — теперь маляр — решил в свой выходной день выкрасить столовую трассовиков, где работал Николай Монетов. По дороге угодил в болото. Когда закончил работу, понял, что простудился. Трассовики оставили его у себя.
Фельдшер, молодая девушка в белом халате, удивленно встретила командира отряда, когда тот выложил накупленные в аптеке лекарства. Рыжие веснушки на ее лице блестели, как звездочки.
«Хорошо, что вы так заботитесь о своем товарище. Но лекарств у меня хоть отбавляй. Кстати, что-то не слышала вертолета. На чем вы прилетели?»
«А я пешком».
«Пешком?»
Он не стал объяснять симпатичной девчушке, что и обратный путь проделает подобным же образом: не добился от летчика, когда тот залетит к трассовикам.
Иван не забыл свои детские походы в лес с плетешкой, когда каждый найденный гриб заставлял учащенно биться сердце. Фельдшерица тоже радостно всплеснула руками, когда Иван выложил на стол десятка два грибов.
Он и сейчас не удержался и начал выискивать среди травы подберезовики. Они не стояли, как их собратья, хвастливо на длинных ножках, а едва выглядывали из мха, как из спальных мешков.
Озеро открылось сразу, готовое каждую минуту перелиться через низкие берега. С залива продолжал дуть холодный ветер и гнал по воде волны. Труба плавала на воде, и от ударов волн дрожала, как в ознобе.
«Что же озеро-то не обошли?» — подумал Викторенко. У них в Игриме переход через реку был вызван необходимостью. А здесь? В памяти всплыло заспанное лицо Семерикова.
Викторенко начал обходить озеро по тонкому берегу и оказался у залива. Недалеко от берега на якорях стояли баржи. На каждой знакомые башни абсорберов.
— Ну что, углядел, разведчик? — спросил Лунев Ивана. — Да ты грибов набрал! Ну и пострел. А у нас: уха готова. Удалась на славу!
— Танцует труба.
— Слышал, Семериков? — сказал Лунев. — Мишин, вы отправляли пригрузы?
— Для такой трубы нет пригрузов, — начальник производственного отдела неловко повернул голову в сторону Лунева. — Я вам докладывал.