— Доложите капитану, что надо гнать баржу по Ево-Яхе, — сказал Мишустин, стараясь расположить к себе речника. Коротко объяснил, какое это имеет важное значение для строительства. Говорил, как самому себе показалось, убедительно.
— Кому докладывать? Я капитан! Разгрузят баржу, потопаю обратно. Так и таскаюсь до зимы взад и вперед!
— Надо идти по Ево-Яхе!
Капитан не ответил, как будто сказанное не относилось к нему, и продолжал играть с котенком.
Мишустин не удержался и ударил кулаком по столу.
— Кончайте валять ваньку! Вы поняли меня?
— А чего не понимать, говоришь по-русски, — спокойно процедил капитан. — Лоция есть для вашей реки с бабьим именем? Обстановка выставлена? Выпремся на мель или нарвемся на топляк, кто будет отвечать? А, гражданин хороший? Самойкин Глеб Лазаревич? Увольте меня. Может быть, кого и подобьете на такое дело, но я воробей стреляный. Насмотрелся на вас, толкачей. Один с портфелем прет, другой бутылку тянет. Давай, давай, — все горазды понукать. А с кого спрос? С меня, капитана. Лизка, ты где завозилась? — крикнул он куда-то в глубину баржи. — Иди сюда! Мне спать время, а ты заступай на вахту!
— Кто здесь главный начальник? — требовательно спросил Мишустин. Баржу еще не разгружали, и нельзя было терять времени.
— Мил человек, все начальники остались в Салехарде. А мы здесь вдвоем с Лизкой комаров кормим. Да котенка с собой для забавы таскаем. Шустрый, подлец. Научился здешних бесхвостых мышей ловить!
— Тогда приказываю вам идти с грузом!
— А вы кто будете, грозный начальник?
— Я инструктор горкома партии.
— Так бы сразу и сказали. — Капитан озабоченно пятерней начал драть всклокоченные волосы. — Лизка, тащи судовой журнал. Без приказа никуда не пойду. Напишите: приказываю идти капитану самоходной баржи восемьдесят Самойкину Глебу Лазаревичу до вашей речки. Тогда и потопаю. Что случится, у меня будет оправдательный документ. Судить вас будут. Есть статья за превышение власти!
Услышав, что самоходная баржа должна идти по Ево-Яхе, собралось много рабочих, желающих добраться до стройки, но капитан всем отказывал.
— Я не начальник, поглавней меня есть здесь один гражданин. Разрешит он безбилетный провоз, возьму на баржу!
Сырой воздух приносил запах воды и хвои. Мишустин приглядывался к незнакомой реке, удивлялся завалам и дикости по берегам. На песчаной отмели увидел лося. Видно, его напугало появление баржи, и он бросил пить воду. С нижней толстой губы срывались капли.
Мишустин всматривался в течение, стараясь угадать, где Ево-Яха впадает в Пур и надо сворачивать.
— Гражданин, — сказала жена капитана, вырастая сзади, и потянула за рукав плаща. — Я чай вскипятила. Картошки наварила. Рыбкой немного посолитесь. Вы на моего крикуна не держите сердце. Баламут и есть баламут. Кричать кричал, а сам до смерти рад, что баржу повел. Новую реку для себя открывает. Он шумливый, но не шкодливый. А если путем пройдем до места, потом хвалиться будет: «Самойкин без лоции по любой реке пройдет без постановочных знаков». Откуда здесь знакам быть? Кто их поставит? Бурый мишка? Думаете, мой трепач когда-нибудь лоцию видел? Пустое набуробил, ему лишь бы языком трепать!
В кубрике Мишустин быстро согрелся. Протянул руку к маленькой печурке. Случайные пассажиры сидели на полу, привалившись к спальным мешкам, рюкзакам и чемоданам. От их мокрой одежды несло сыростью.
— Значит, в Уренгой двинули? — спросил Мишустин, хотя знал, куда парни и девушки держали путь.
— В Уренгой, — ответил за всех парень с круглым лицом, обсыпанным густо веснушками. — Завербовались.
— Какая у вас специальность?
— А специальностей у меня дополна, — сказал парень раскатистым голосом, чтобы привлечь к себе внимание двух молодых девушек. Одна, с длинной косой, ему особенно приглянулась, он старался с ней познакомиться. На баржу сел ради нее. — В армию уходил трактористом, в Медвежьем стал сварщиком, приходилось работать и электриком. — Старался заглянуть понравившейся девушке в глаза, чтобы понять, как она относится к его словам.
— Решил бросить Медвежье? — спросил Мишустин.
— На новое место захотелось взглянуть. Медвежье есть Медвежье. Иван Спиридонович меня хорошо знает. Если попрошусь, не откажет взять на работу. Отпуск у меня. Домой не поехал, а направил лыжи в Уренгой.
— Понятно!
На этот вопрос сразу ответили все собравшиеся в кубрике. Голоса парней заглушили звонкие девичьи.
— А вы кем работали? — спросил Мишустин девушку с косой. Ему понравилось, что держалась она просто, не жеманилась.
— Я? — Девушка в красном берете опередила подругу: — Воспитательницей в детском саду.
— В Уренгое нет еще детского сада.
— Поработаю по другой специальности. А садик все равно откроют. Молодежь едет, значит, дети будут, — сказала девушка и покраснела.
— А вы? — Мишустин повторил вопрос девушке с косой, отметив про себя, что парень сделал хороший выбор.
— Я оператор! — Девушка смутилась. Она заметила, что своим ответом обескуражила Мишустина. Возможно, он представлял, что она продавец или официантка. — Закончила техникум. Еду по направлению!
— Поторопились в вашем техникуме, — весело засмеялся Мишустин, стараясь не пугать девушку. — Комплекс еще строят.
— Правда? Что же делать?
— Не боись, — сказал веснушчатый парень с круглым лицом. — Не пропадешь. Найдем тебе работу. На Севере никто не посачкует.
— Товарищ начальник! — с обидой сказала жена капитана. — Картошка стынет, а вы разговорами занялись. Вы тоже хороши, — напала она на пассажиров. — Сами наклевались и заняли человека разговорами. Правда, что сытый голодного никогда не разумеет. Приедете в Уренгой, сами во всем разберетесь.
— Лизка, на вахту! — раздался громкий голос.
Через несколько минут капитан спустился в кубрик.
Сел на свободное место. Опустил в кружку с чаем ржаной сухарь. Из-под полы пиджака выглянул рыжий котенок.
— Начальник, — сказал капитан, обращаясь к Мишустину. — Сколько придется топать по твоей речке с бабьим именем? День, два? — Он смачно выругался. Поймал выскочившего из-за пазухи котенка и торопливо побежал наверх. — Лизка, заснула? Куда вперлась? Говорил, не скатывай руль, когда будет приваливать течение к берегу. Говорил тебе, тыквенная голова?
Громко чертыхаясь, капитан начал отрабатывать назад. Дизель надсадно гремел под палубой, готовый вот-вот разлететься на куски, выбить доски стальными частями. Течение сбивало баржу то в одну, то в другую сторону, и она описывала носом полукруг. Иногда втыкалась в берег.
Жена капитана перебегала с одного борта к другому и мерила шестом глубину.
— Метр двадцать! Метр двадцать пять!
После одного из толчков самоходка сошла с мели и продвинулась вперед. Капитан сам стал к штурвалу. Со злостью косил на жену и последними словами крыл реку, а заодно и грозного начальника.
Рыжий котенок бегал по рубке и пытался поймать лапой скатывающиеся по стеклу с наружной стороны капли дождя.
Мишустин, перекусив, вышел наверх. Снова неотрывно смотрел вперед. Показалось, что в разрывах туч появился просвет, засверкала синева неба и посветлело. Приглядевшись, сразу заметил ошибку: произошла смена облаков, по черным пошли белые, но долго не удержались и направились в далекое путешествие.
Течение в Пуре сливалось двумя струями: одна темно-коричневая, а вторая светлая, стального цвета. Мишустин поздно открыл для себя, что у каждой реки неповторимое лицо, свои берега и свой цвет воды. Вспомнил широкую Обь. За Тобольском, где впадал Иртыш, течение так же делилось пополам, долго два мощных потока бежали рядом, словно наперегонки. Вода в Иртыше светлая, а в Оби темно-бурая. Постепенно струи перемешались, и Обь стала еще мощнее от своего притока.
Пур получал приток воды из болот, и она отливала ржавчиной.
Мишустин нетерпеливо ждал встречу с Ево-Яхой, стараясь представить, узнает ли новую реку по цвету ее воды.
Стемнело. В серой дождевой мгле стали теряться берега.
— Приехали, — сказал капитан. — Лизка, опускай якорь!
— Почему вы заглушили дизель? — спросил нетерпеливо Мишустин. Его все время раздражало поведение капитана: он не переставал играть с рыжим котенком.
— Сам подумай, мил человек, куда ночью соваться? Без лоции идем и без постановочных знаков. Утро вечера мудренее! Слышал такую поговорку? Знатный дождик выдался, избавил от комаров. Я притерпелся к этим разбойникам, а котенка они заедают! Чтобы не страдал, прячу его за пазуху!
— Товарищ начальник, Глеб правду говорит. Ночью нет хода! — сказала заботливо жена.
— Спать так спать!
Мишустин проснулся от шума дождя. Баржа двигалась медленно в серой мгле и тумане. Капитан курил махорку, и из полуоткрытой двери рубки тянуло едким дымом.
Самоходка, то и дело шаркая плоским днищем по перекатам и отмелям, упрямо продвигалась вперед. Вода шла на подъем, и это радовало стоящего на палубе Мишустина. Он убеждал себя, что удастся пробиться в Ево-Яху и по ней дойти до строительной площадки.
Капитан заметил посередине реки долбленку с рыбаком и дал раскатистый гудок. Дергал за кожаный ремень, и рыкающий бас врывался в дикий край, пока не зарывался где-то в густых чащобах и буреломе.
Рыбак выбрал сеть из воды, подплыл к остановившейся барже, ловко загребая коротким веслом.
— Мужик, где Ево-Яха? — громко прокричал капитан, перегнувшись через борт.
— Ево-Яха? — Ядне Ейка задумался. Почесал черные как смоль волосы. У него не хватало слов, чтобы все подробно объяснить. Он давно перестал чему-либо удивляться. Но баржи так высоко не подымались.
— Далеко, и не так близко, и не так далеко. Однако десять мерок надо еще пробежать!
— Каких мерок? — удивился капитан.
— Пробежку оленей с нартами до остановки называют ненцы меркой, — сказал Мишустин. — Если я правильно понял, километров сто еще нам плыть.
— Где сто, там всегда двести наберется! — Капитан зло выругался. — Связался с вами на свою голову. Ни лоции у меня нет, ни постаново