Он появился у них в доме и стал вести себя, как дома. Оля сразу все заметила: не вытер ботинки у двери, так и прошел на середину комнаты, взял яблоко, с хрустом откусил и положил надкусанное назад в вазу, а потом без приглашения плюхнулся в кресло. Оля сразу определила: боится, потому и нахальничает. Мама вертелась вокруг него, повторила раза три:
– Скоро будем обедать.
Он снисходительно кивнул – согласен обедать. Высокий, плечи широкие, борода седая, длинная, а сам не такой уж старый, лет сорок. Геннадий.
Оля возненавидела его с первого разговора. Мама выбежала на кухню с криком:
– Горит!
Они остались одни, он не знал, о чем с ней разговаривать, и спросил:
– Какие у тебя отметки?
– Тройки редко, – Оля поморгала и добавила, – а в основном, двойки. Способности средние.
– Это не беда, – вдруг ляпнул Геннадий и посмотрел на Олю затравленно. Так началась их вражда. Чем больше старалась для него мама, тем больше не любила его Оля. Вот мама опять скачет вокруг него. Закрыла форточку:
– На тебя дует. – Оля фыркнула – на него, здорового мужика, видите ли, дунуло.
Мама вышла в кухню, а Оля сказала:
– Во дела! – И открыла форточку. – Она у нас вообще никогда не закрывается: мама обожает свежий воздух и не беспокоится обо мне – не зябнет ли ее единственная дочь.
Такие вещи замечаешь сразу, ничего объяснять не надо. Оля села за пианино, чтобы повернуться к нему спиной, и стала громко и бестолково играть гаммы. Гаммы – довольно простое музыкальное произведение, но и гаммы тоже можно играть хорошо, а можно – плохо. Оля старалась достать гостя – сбивалась, не попадала в ритм, громко считала:
– И раз! И два! И три! И раз!.. – она видела в полированной крышке пианино отражение комнаты.
Вошла мама. Геннадий поднялся с кресла и поцеловал маме руку. Сразу видно – подлизывается. А подлизываться нужно не к маме, а к ее дочери Оле. Ума у него мало. Мама расставила тарелки. Белая скатерть, как в праздник. На обед не просто суп-второе, а еще салаты, грибы… Мама косилась на Олю, чтобы дочь не лезла пальцами в солонку – Оля тут же полезла; не тащила в рот большие куски картошки – потащила. И громко втягивала в себя компот, и приговаривала:
– Вкусный. Жалко, что редкость. Зря ты, мама, не любишь готовить.
Мама удержалась от смеха. Оля заметила, а гость, кажется – нет.
– Гена, возьми яблоко, они не только красивые, они вкусные.
Он светски наклонил голову, а Оля сказала:
– Он знает, попробовал.
Гена не смутился, взял свое надкусанное яблоко и с удовольствием доел.
Потом они смотрели футбол, он, разумеется, болел не за ту команду.
Когда он собрался уходить, мама сказала:
– Я провожу тебя, Гена, до метро, пройтись душа просит.
Он помог ей надеть куртку, и сам застегнул молнию.
– Заботливый и внимательный, – мама поднялась на цыпочки и поцеловала его в нос.
– Все взаимно. Ты, Галочка, тоже заботливая и внимательная.
– А я? – Оля спросила из комнаты нагло, не собиралась скрывать, что слышит и наблюдает.
Он ответил:
– Обожаю запах зоопарка.
«Боится меня», – подумала Оля и вежливеньким голоском сказала:
– У нас много животных – кролик Крошка, морские свинки Маша и Саша, их дети, морские поросятки. И еще карликовый заяц Мелкий, так его зовут. Мама их всех закрыла в моей комнате, чтобы людям было комфортно.
– Обожаю животных, – кисло сказал он.
– А они вас? Животное не обманешь. И ребенка.
Оля не принимала Гену и показывала ему свое презрение.
Он приходил с букетами, иногда с конфетами, иногда – так. Мама сияла ему навстречу, как подсолнух за бабушкиным домом в деревне Половинки.
Чем ярче светилась мама, тем резче и злее относилась к Геннадию Оля.
Вот он ест винегрет и хвалит маму:
– Какой вкусный, остренький. Ты уютная женщина.
А Оля шипит про себя: «Так бы и вырвала у тебя, дяденька-жених, тарелку с винегретом. Остренький, главное дело! Нахлобучить бы тебе эту тарелку на лысину». Лысины у жениха нет. И никакую тарелку у него не выхватишь – мама бдительно поглядывает. А передничек у мамы новенький, синий – к глазам.
Однажды Оля сказала Агате:
– У моей мамы появился жених.
– Успех, – хмыкнула Агата, – будешь звать его папой?
– Еще чего. Я ненавижу этого человека. Вчера выхватила у него из рук тарелку с винегретом.
Подошла Варвара:
– У кого выхватила тарелку? Зачем?
– Чтобы знал, – Оля мстительно сопела.
– У нее мамаша влюбилась, – Сфинкс жевала коржик из буфета, невкусный, но она ела аппетитно, – вот Оля и психует. А я никогда из-за родителей не парюсь – у них своя жизнь, у меня – своя.
– «Своя», главное дело. Попробуй жить своей жизнью, когда этот жених каждый день у тебя в доме. И мама скачет от счастья, как Аллочка Персикова из первого класса. А он трясет бородой и мотается ко мне: «Не пей холодное молоко, горло заболит». Перед мамой выпендривается.
– А она? У них взаимность? – Надя-Сфинкс, как все девчонки, больше всего на свете интересуется любовными историями. – Старые тоже влюбляются.
– У мамы не поймешь. Она хочет выйти замуж, а любит-не любит – сама, кажется, не знает.
– Какая же она старая?
– Ей тридцать пять! Молодая, что ли?
– У нее, может быть, последняя надежда, – Агате жалко Олину маму, пожилую женщину, у которой хотят отнять последний шанс.
– О женихах думать уже некрасиво, – ни к селу ни к городу заявила Варвара, – возраст надо помнить.
– Нам рано, – смеется Агата, – им – поздно. Не думать о любви тоже дикость. Правда, девочки?
Тут все согласились, но решили дружно: двенадцать лет – возраст для любви самый подходящий. Прошел мимо Леха, стукнул Агату по спине довольно крепко и, не обернувшись, удалился.
– Любовь, – хмыкнула Лидка Князева, – детская. Мой Салатик меня не бьет, не толкает. У него любовь без глупостей.
– А Салат, как дед старый, – не уступает Надя-Сфинкс Лидке, – салат-шпинат. Любовь должна быть прикольной, правда, девчонки?
Девчонки задумались и не успели ответить – появилась завуч Оксана Тарасовна:
– Звонок не для вас? Вечно этот шестой «Б» не там, где должен быть! Быстро в класс!
И они медленно пошли в класс, торопиться не хотелось, математика – не такой уж праздник.
Агата успела сказать Оле:
– Может, обойдется. Влюбится еще в кого-нибудь и отстанет от вас. Не такие уж они постоянные, эти пожилые люди. Они влюбчивые.
Оля поверила, стало легко и весело, она соврала:
– Я вчера его ботинок забросила на шкаф, искали долго.
22. Рыжик всех выручит
Девчонки успели похихикать до прихода Клизмы-математички. Она сразу почувствовала настроение класса:
– Скажи, Оля, над чем ты смеешься, посмеемся вместе. – Учительницы любят эту фразу, за учебный год услышишь ее раз сто двадцать.
– Я не смеюсь, у меня лицо такое, – ответила Оля. Этот ответ всегда наготове.
Математичка вздохнула. Она – классный руководитель, ее не проведешь. Впрочем, иногда удается.
– Проверяем домашнее задание, – твердо заявила Клизма.
– А как поживает ваш кот Рыжик? – Агата спросила нежно и участливо. – Я давно не видела Рыжика на Лунном бульваре, здоров ли он?
– Кашляет, – Клизма попалась. – Он выпил холодного молока. Я сама виновата, забыла подогреть. Вообще учитель – человек занятой, в школе ученики вешают лапшу на уши, а дома проверяй контрольные работы, а от них радости мало.
– Холодное молоко пить вредно, – протянула Оля голосом ненавистного жениха.
– Вредно, – Клизма до безумия любит своего Рыжика, и это безумие иногда очень кстати. – Рыжик простужен, жалобно смотрит, у меня руки исцарапаны, так нежно он ко мне относится. Иногда и укусит от полноты чувств. А бегает не по полу, а по карнизам, и рвет шторы, – с большой гордостью за кота говорила Клизма.
Агата вытащила мобильник, посмотрела, который час – до звонка еще много времени, и толкнула Леху.
Леха понятливый, он тут же включился в беседу:
– Наш Барс тоже любит драть когтями занавески, и еще он лежит на карнизе, хвост свесит, лапу опустит – карниз узкий, но он умеет удобно улечься и дремать, ни разу не свалился.
Клизма опять не устояла, забыла о математике:
– Мой Рыжик тоже спит на узком карнизе, а иногда свешивает голову и смотрит на улицу, мечтает о прогулке. Но я бдительно слежу за форточкой – на ней теперь крепкая сетка.
– А ваш Рыжик любит мороженое? – спросила невинно Оля, – мой кролик Крошка обожает эскимо. За порцию мороженого он и на задних лапах походит, и спляшет, и побарабанит по картонной коробке. Очень умный.
Клизму не интересует кролик, ее горячо любимое животное – кот Рыжик. Шестой «Б» не проведешь. Начинается обмен мнениями:
– А мой Костя любит йогурт! – Костя – кот Анюты балетной. Йогурт он в рот не берет. Но еда это одно, а беседа – совсем другое.
– А моя Лариса – гречневую кашу с сосисками. Сардельки в рот не берет! – Это Надя-Сфинкс. У нее вообще нет никакой Ларисы.
– А Усатик ест только кошачьи консервы – сбалансированный корм на основе науки! – Самый умный Гриша решил дома все примеры, но надо поддержать свой класс.
Клизма спохватилась:
– Переходим к математике на основе науки! Совсем вы меня заговорили!
– Но ведь тема какая! Кошки!
– Самое классное животное!
– Хочешь – на руки возьми! Хочешь – под диван загони.
– Как это – «загони»? – математичка даже покраснела от возмущения. – Ласковое доверчивое существо! Требует нежного обращения! Кот тонкий, понимает мое настроение. Вы меня расстроите, приду домой уставшая, а он потрется о ноги, глянет в глаза – и вернется душевное равновесие. Кот – великий помощник в жизни. – Она постучала ручкой по столу: – Прекращаем посторонние разговоры! Поговорим о математике!
– Моя Муся тоже помощник, – Варвара немного прикрывает лицо ладонями, чтобы не расстраивать Клизму своей раскраской. – Я ей говорю: «Муся, дождь начинается, гулять не пойду», а она прыг в прихожую – и несет мне тапочки. Умница какая – понимает: решила сидеть дома – обуйся по-домашнему. А в другой раз мама стала меня ругать за косметику, а Муся ее оцарапала и даже брючину порвала. Умница.