О. КуранТочка слома
В игровом зале "Коррозии" окна располагались на самом верху, под потолком, и были узкими, как бойницы. Они скорее подчеркивали, как темно было в помещении, чем действительно его освещали, особенно вечером. Лампы, расположенные над столами, превращали их в освещенные островки, за пределами которых зал будто терялся, переставал иметь значение. Со своего места Дженна едва могла различить игроков справа и слева от себя.
Иногда мимо – должно быть, направляясь к другим столам, – проходили корры, и их измененные, массивные, покрытые матово отсвечивающей биоброней, фигуры превращаясь в силуэты, казались странными и чуждыми. Дженна не вглядывалась в них намеренно: знала по опыту, что может начать выискивать знакомую фигуру, и тогда вся концентрация полетит к чертям.
В зале не было тихо: кто-то с кем-то переговаривался, кто-то спорил, кто-то плакал где-то в дальнем углу, но Дженна настолько привыкла к звуковому фону "Коррозии", что не обращала внимания. Разве что плач ее раздражал. Она давно считала, что таких игроков, которые устраивают потоп по поводу своего проигрыша, даже пускать не стоило. Сама она не плакала и не проигрывала.
"Коррозия" была старым заведением, проверенным и одним из первых, которое предложило свои услуги коррам, так что могла бы уже позволить себе не пускать истеричек за игровые столы. Все равно толку от таких не было никакого – они только позорили зал и действовали на нервы посетителям.
В частности одному, которого Дженна не ждала и не выискивала взглядом.
Действительно не ждала и не выискивала: некоторые вещи просто нельзя себе позволять.
Игровой зал располагался почти на самой окраине Четвертого Района − последнего условно приличного места обитания, на границе с шестым сектором, где квартировали корров, и пятым блоком, куда стекались все, у кого были проблемы с официальными властями. Дженну, которая жила неподалеку от "Коррозии", такое соседство волновало мало. Она никогда не использовала для охраны ничего сложнее простенького робота-телохранителя, который даже для устрашения не годился, и запирала дверь своей крохотной квартирки на обычный электронный замок. Воровать у нее было нечего, а на улицах Дженну с успехом защищала принадлежность к Игровой Ассоциации.
Власти ввели запрет на проституцию примерно лет двадцать тому назад, лет за пять до окончания Провальной Колонизации и появления первых корров. Когда последние публичные дома были ликвидированы, их нишу заняли казино и игровые залы, хотя на самом деле от "игрового" в них остались только названия. Клиенты приходили в заведение, платили взнос за вход и садились играть за стол к понравившемуся "игроку" на условиях "победитель может провести час в компании с проигравшим". К штатным игрокам прилагался список того, что они ставили на кон: от минета до анала, от бдсм до пеггинга. И естественно, персонал казино всегда проигрывал. От проституции это отличалось только названием, но номинальный статус игры не позволял властям ничего сделать. Слишком многое в городе было завязано на неприкосновенности выигрыша.
Когда появились корры − биологически скорректированные люди, − неохотно, но их все-таки пускали в игровые залы. С кучей ограничений, с плохо скрытым отвращением, только к определенным редким столам, но пускали: закон признавал корров людьми.
Хотя, как теперь понимала Дженна, казино просто нужен был повод этого не делать. Возник ли этот повод сам, или кто-то помог – она не знала, но после того, как во время выигранного часа кто-то из корров серьезно покалечил женщину-игрока, игровые дома ввели запрет для – как это сформулировали – потенциально опасных людей.
Примерно в то же время и возникли казино вроде "Коррозии" − заведения специально для корров, − и, в отличие от других подобных мест, они стали действительно игровыми залами. Игра в "Коррозии" не превращалась в обязательный ритуал перед сексом, с целью обезопасить себя от властей, – здесь играли всерьез, со ставками в цифровых долларах и обговаривая условия заранее.
Проиграть означало пойти в постель с корром, выиграть − забрать его деньги. Именно из-за этого в "Коррозию" приходили самые разные люди: профессиональные игроки, вроде Дженны, для которых выигрыш был источником дохода, отчаявшиеся бедные дурочки, нуждающиеся в легких деньгах, искатели приключений на разные части тела и извращенцы, которые предпочитали корров, но предпочитали их без обязательств и не видели смысла в ритуалах вроде знакомства и разговора ни о чем.
− Условия стандартные, − спокойным вежливым голосом объявил крупье, прежде чем начать сдавать карты. − В случае победы игрок получает денежный приз или право провести час с проигравшим. На выбор. Вы хотите уточнить что-либо в случае, если выберете час?
Формулировка была дурацкой, постоянно вызывавшей у новичков в игровом зале смешки и ухмылки, и в "Коррозии" ее несколько раз меняли, но ничего лучше, насколько Дженна знала, так и не придумали. За несколько лет она приелась и воспринималась просто набором привычных слов.
Корр напротив − Вайер, Дженна, как и многих других, знала его по имени − был высоким даже среди себе подобных, массивным, и его костяная биоброня нелепо смотрелась на фоне совершенно обычной синтетической обивки кресла. Как и все корры, Вайер напоминал странный гибрид ожившего доспеха с каким-то причудливым существом из мифов и легенд. Костяная броня покрывала почти все его тело, будто латы, и в просветах пластин проглядывали непривычно темные сочленяющие сухожилия − искусственно вживленные ткани, соединявшие броню с человеческими тканями под ней. Глаза у корров оставались почти человеческими, только само глазное яблоко было черным, и радужка на фоне этого черного казалась неестественно яркой. Маска, похожая на вогнутое забрало древнего шлема, почти полностью закрывала лицо, бросала тень на глаза, и потому казалось, что радужка светится, хотя Дженна знала, что это было обманчивым впечатлением.
Крупье ждал от нее ответа на свой вопрос, и она спокойно сказала:
− Я возьму деньги.
Дженна всегда формулировала это именно так, не давая надежды и не оставляя иллюзий о том, кто она и зачем пришла в зал.
− Стандартные условия, − ответил Вайер, положив руки на стол ладонями вниз. Пальцы корров напоминали латные перчатки, с той только разницей, что сочленения были не острыми, а скругленными.
− Вы согласны? − следуя процедуре, спросил крупье у Дженны, и она кивнула:
− Вполне.
Стандартные условия означали минет или обычный секс. Ее это устраивало.
Дженна почти всегда соглашалась. Она проигрывала всего дважды, и оба раза корры предпочли взять деньги: в первый раз из жалости − она тогда только начинала играть и разрыдалась из-за проигрыша, как последняя любительница, а во второй, видимо, потому, что деньги корру оказались нужнее женщины.
Они с Вайером взяли свои карты, и те казались игрушечными в его крупных, покрытых биоброней пальцах.
В "Коррозии" постарались угодить всем, и потому карты делали крупными, больше тех, что использовались в обычных игровых залах. Эти крупные карты не подходили никому − слишком мелкие для корров, слишком большие для людей.
− Пятьдесят, − сказал Вайер, оценив свой расклад и выдвигая на поле для выигрыша соответствующее количество фишек.
Дженна кинула взгляд на собственные карты, сбросила одну в "дом" и взяла две из колоды в середине стола.
− Поддерживаю.
Насколько она знала, правила игры были частично позаимствованы из древнего покера, хотя на данный момент от покера в игре осталась, пожалуй, только иерархия комбинаций.
Когда Дженна передвинула собственные фишки, Вайер сказал:
− Удваиваю.
− Поддерживаю.
Они уже играли с ним несколько раз, и Вайер ей нравился. И как игрок, и как корр. Он был хорош. Не на уровне профи, но было видно, что он любил карты, еще когда был человеком.
К тому же Вайер не был мудаком – это среди завсегдатаев зала встречалось далеко не всегда.
Дженна иногда пыталась представить, каким тот был до трансформации, что с ним случилось, из-за чего его переделали. Коррами не становились добровольно, только если спасти жизнь человека иначе было невозможно, и стоила операция недешево. Дженна знала о случаях, когда пациенты отказывались, предпочитая умереть людьми.
Изначально технологию разработали для вернувшихся колонистов, когда стало понятно, что колонизация провалилась. Тела людей просто постепенно отказывали, и многие из вернувшихся прилетели на Землю умирать. Корректизация стала для таких людей пусть не идеальным, но выходом. Вайер вполне мог быть одним из первых, на ком ее опробовали.
Он играл хорошо, и ему в ту ночь везло, но в конечном итоге против профессионального игрока вроде Дженны это мало что значило − Вайер проиграл.
Корры реагировали на проигрыш по-разному: некоторые требовали вернуть деньги, иногда приходилось даже вызывать охрану − настоящих военных ботов, здесь на безопасности не экономили, − а Вайер всегда уходил молча.
Дженне было бы проще, если бы он злился. Многие считали, что из-за биоброни и костяного забрала, в которое превращалось лицо, читать эмоции корров невозможно. В то время как на самом деле это было до смешного просто. Нужно было только позволить себе смотреть, впитывать чужие чувства вместо того, чтобы пытаться анализировать их.
Те, кто уходил молча, не злился и не грозился реваншем, вроде Вайера, всегда излучали безнадежность, словно бы с каждым проигрышем они все больше замыкались в себе, отдалялись, примирялись с одиночеством − с тем, что никто из окружающих не видел в них больше людей, не относился к ним по-человечески. И именно это вызывало у Дженны жалость, заставляло задуматься, допустить всего на секунду − почему бы не проиграть? Всего один раз.
Она никогда не позволяла себе этого сделать.
Она приходила в зал выигрывать, не делала поблажек ни противникам, ни себе.
− Спасибо за игру, − сказал Вайер, и на душе от этого стало еще тяжелее.