Глава 50
Дети никак не могли понять, что случилось с их мамой. Швырнув на пол газеты с сообщениями о смерти Стюарта, она вдруг рассмеялась, затем извинилась и снова залилась смехом.
— Знаешь, похоже, нам стоит приглядеть за ней, — вздохнул Тим и посмотрел на Хитер.
И неожиданно все трое залились слезами.
На Соноре все еще было ее траурное платье, а дети уже переоделись в синие джинсы.
Тим, взглянув на часы, висевшие над входом в ресторан аэропорта, заметил:
— Из-за бабушки мы можем опоздать на рейс.
— Она наверняка примчится в последнюю минуту, — усмехнулась Сонора. — В семье твоего отца никто не отличался особой пунктуальностью. Это уже генетическое.
Хитер подняла вверх свою новую куклу Барби и пропищала:
— Спасибо, мамочка, за все твои подарки и мои новые джинсы.
— А ты уверена, что это нам по средствам? — серьезным тоном поинтересовался Тим.
— Но ведь тебе нравятся джинсы «Уолкман»? — спросила она, взглянув на сына и подумав, что ее дети еще настолько маленькие, что могут себе позволить расстраиваться по пустякам.
— Мне хочется, чтобы ты полетела с нами, мамочка.
— Правда, а почему ты не можешь? — спросил Тим, откусив большой кусок гамбургера. — Ведь больше ты не занимаешься расследованием, не так ли?
— Да, это так, меня отстранили, — ответила Сонора, размазывая пальцем мокрое пятно по столу.
— И это после всего, что ты сделала!
— Нет, дорогой. Мне действительно лучше оставить это дело. Есть определенные правила, которые нельзя нарушать.
— От всего этого и вправду можно расстроиться. — Тим посмотрел на Сонору с горькой гримасой и обменялся взглядами с Хитер. — А она продолжает свои преступления. Ну почему ты в последнее время не похожа сама на себя, мам?
— Что тебя так беспокоит, мамочка? Ну ладно, не говори ничего.
Тим уронил на пол картофельный чипс и спросил:
— Это все из-за Стюарта или потому, что мы уезжаем? Но ведь мы можем остаться с тобой, мам. Я совсем не боюсь.
Сонора потерла глаза ладонью.
— Да, это из-за Стюарта. Я еще долго буду тосковать по нему, тут уж ничего не поделаешь. А разве вас его смерть не расстроила?
Хитер промолчала, задумчиво посасывая большой палец.
Тим пожал плечами:
— Я, конечно, любил его. Но у меня нет привычки тосковать по людям. Если они уходят, значит, уходят. У меня остается моя собственная жизнь.
Сонора слушала его, нервно покусывая левый кулак. Да, тяжело слышать такое от тринадцатилетнего мальчика. И это беспокоило ее куда больше, чем слезы.
— Доедайте, дети, — скомандовала она.
— Это все очень вкусно, но я не голодна, — сказала Хитер, скромно сложив на коленях ручки. — Мамочка, ты хочешь побыть одна?
— Клампет составит мне компанию. И потом у меня есть кое-какие дела, которые не дадут мне скучать.
— Что еще за дела? — поинтересовался Тим.
Сонора вытерла руки тонкой бумажной салфеткой и, отсыпав в ладонь немного соли, проглотила ее. Последний раз она делала это, когда была ребенком.
— А куда мы летим? — спросила Хитер.
— В Атланту, — ответил ей Тим.
— А после Атланты?
Сонора пожала руку дочери:
— Узнаете, когда доберетесь до Атланты. Бабушка сама все решит. Почему бы вам не уговорить ее поехать куда-нибудь, где есть пляж.
— К океану? — сказала Хитер.
— Да, пляжи расположены именно в таких местах.
Сонора посмотрела на сына:
— Будь умницей, я рассчитываю на тебя и верю в вас обоих. Приглядывайте друг за другом и ведите себя хорошо. И конечно, не забывайте о школьных занятиях.
— А насколько мы уезжаем? — спросил ее Тим.
Сонора нахмурилась:
— Не знаю, так далеко я не заглядывала. Вероятно, пока «Виза» не аннулирует мою кредитную карточку.
Глава 51
Первую фотографию она получила вечером того же дня. Две другие были доставлены ей на следующий день…
Глава 52
Сонора сидела на диване в гостиной и размышляла — как это ни странно — о стенах. В комнате надрывался телефон. Она не считала звонки и даже не заметила, когда они прекратились.
Стены не относятся к числу тех предметов, о которых принято размышлять. Соноре это было хорошо известно, и где-то в глубине ее сознания пульсировала мысль, что столь длительное разглядывание стен до добра не доведет. Но что-то было в этих безмолвных стенах — они внушали спокойствие, уверенность и ничего не требовали взамен. Стены как бы притупляли все ее чувства, что, в свою очередь, смягчало боль.
Она была довольна, что дети уехали. Было приятно сознавать, что они находятся в безопасности у теплого моря, вместе с бабушкой, которая хотя и чересчур много курит, тем не менее с успехом может заняться их воспитанием. А с их воспитанием у самой Соноры сейчас были проблемы, и она рада была перепоручить эту благородную миссию бабушке.
Кроме того, с детьми вряд ли удалось бы так спокойно поразмышлять, разглядывая стены в собственном доме.
Услышав лай, она открыла заднюю дверь и сразу почувствовала свежесть налетевшего ветра. Она с жадностью вдохнула его замечательный аромат.
В последнее время этот ежедневный ритуал был весьма важной составляющей ее жизни.
Клампет ткнулся ей мордой в колени. Сонора почесала ему шею, просунув пальцы под старый ошейник. Ангелы небесные могли покинуть ее, но только не этот преданный ей до последнего вздоха пес.
Глава 53
Сонора спала на диване, когда раздался звонок в дверь. Она открыла глаза, провела ладонью по лицу и облизала пересохшие губы. Взглянув на часы, она увидела, что те показывают два часа. Вот только интересно — дня или ночи?
В дверь снова позвонили, и она решила, что, должно быть, на дворе уже день.
Открыв основную дверь и еще моргая со сна, она увидела за легкой дверной сеткой стоявшего на крыльце мужчину. Рядом с ней застыл Клампет.
Мужчине было где-то от двадцати восьми до тридцати восьми лет — самый привлекательный возраст для заинтересованных девушек. Сонора, правда, к таковым не относилась. На нем были джинсы и белая хлопчатобумажная футболка. Он был высокого роста, широкоскулый, с мальчишеским лицом и коричневыми волнистыми волосами. Еще Соноре бросилось в глаза то, что у него очень развитые плечи.
Подобрав один из розовых лепестков, валявшихся на крыльце среди листьев и обломков стеблей, незнакомец спросил ее:
— Похоже, кто-то дарил вам цветы, прекрасная леди?
Сонора прикинула, стоит ли говорить ему, что это лепестки с похоронных цветов. Она окинула взглядом его поношенные джинсы, тонкую хлопчатобумажную футболку и толстые белые носки. И ей подумалось, что никакая она не прекрасная леди, а этот человек ее определенно раздражает.
— Мне ничего не нужно, — сказала Сонора.
— Не спешите и выслушайте меня. Смотрите, даже ваш пес не лает и не рычит на меня. Значит, собака понимает, что я хороший человек.
— Это самый лучший пес в мире, и только ради него я согласна уделить вам еще тридцать секунд, — сказала Сонора, почесав пса за ухом.
Незнакомец усмехнулся:
— Я прибыл сюда с другого берега, дорогая, и не уверен, что смогу так быстро все объяснить.
— Говорите покороче.
Отклонившись назад, незнакомец привстал на каблуки.
— Ведь вы — Блэйр, не так ли? Полицейский из отдела по расследованию убийств, занимающаяся делом парня, которого приковали к рулю и подожгли?
Сонора выпрямилась и потребовала показать удостоверение. Он полез в задний карман. Она напряглась:
— В этот дом, дорогой, не входят с оружием, в том числе и с тем, которое хранится в джинсах.
Мужчина протянул ей свое удостоверение, и она, прищурившись, внимательно с ним ознакомилась.
— Заместитель шерифа Джонатан Смоллвуд. Графство Кэлиб, штат Кентукки?
— Скорблю по поводу гибели вашего брата, — сказал тот, опершись о перила крыльца.
Сонора кивнула — полицейским не привыкать произносить подобные фразы.
— Узнав о том, что случилось с вашим братом, я подумал, что должен вам кое-что рассказать. Это — главное, из-за чего я здесь.
Сонора отворила легкую наружную дверь и предложила ему войти в дом.
На пороге гостиной Смоллвуд остановился и, оглянувшись на Сонору через плечо, покачал головой:
— Похоже, вы все-таки чем-то питались?
Сонора присела на диван и положила ногу на ногу. Она сделала вид, что не заметила, как Клампет устроился рядом с ней и пристроил свою тяжелую морду ей на колено. Все обычные собачьи формальности были напрочь отброшены.
Смоллвуд отдернул пыльные шторы, и в комнату ворвались яркие лучи солнечного света, заставившие Сонору зажмуриться. Гость собрал стаканы, смятые салфетки, картонные упаковки из-под пиццы и оттащил все это на кухню. Затем он сгреб в стопку разбросанные по комнате газеты и бросил их на стул.
— Ну, теперь вам полегчало? — поинтересовалась она.
— Мне — нет, а вот вам, думаю, так будет лучше, — ответил он, усевшись в кресло-качалку, закинув ногу на ногу, — со временем.
Приготовившись слушать его, Сонора придвинулась поближе.
Уже пять лет прошло с того дня, когда Смоллвуд неожиданно наткнулся на машину, стоявшую посреди захолустной проселочной дороги — дороги, о которой имели понятие только самые дошлые водители, — и пылающую ярким пламенем. Было довольно жарко, начало сентября. Его до сих пор передергивает, когда он вспоминает эту обугленную фигуру, буквально припаянную к рулевому колесу, — слепые глазницы и судорожно вытянутые вперед руки в наручниках.
Автомобиль принадлежал некому Донни Хиллборну. А по зубным слепкам установили, что почерневший труп и вправду представляет останки Донни, старшего брата Вона Хиллборна — известного футболиста, выступавшего за команды университетов Теннесси, Кентукки и Мичигана.
Донни являлся своего рода местной достопримечательностью. Он был «голубым» и гордился этим.
На месте его гибели полицейские и пожарные сделали немало странных находок. Так, в обожженном кулаке Донни был зажат ключ. В кювете валялась банка из-под кока-колы, наполовину заполненная бензином. На трупе Донни не было ничего — ни одежды, ни ботинок, ни даже пряжки от ремня. Ничего этого не удалось найти и при тщательном осмотре места происшествия.