Тим и Хитер переглянулись и вновь зашептались.
— Мам, а может быть, ты хочешь посмотреть фильм «Свидетель»?
— Нет, спасибо.
— А не хочешь шоколада?
— Что еще, дети?
— Можно нам поиграть с тобой в баскетбол, мам? — нахмурившись, спросил Тим.
— У вас что, нет домашнего задания? А как насчет алгебры, Тим?
— Мы уже сделали уроки, заправили постели и убрали в комнатах.
Остановившись на минуту, Сонора взглянула на них и подумала, что это похоже на правду. Сделали домашние задания, убрали постели и привели в порядок комнаты — это действительно было необычно. И еще предложили ей выпить шоколада и посмотреть любимый фильм. Но в их голосах чувствовалось что-то еще.
За прошедший год она почти ни разу не была с ними по-матерински близка. Выпадали, конечно, моменты вроде сегодняшнего — нормальная мама с нормальной работой. А потом опять они сменялись длинными периодами, когда ее внимание и интересы были обращены совсем на другое, и она просила детей подождать, обещая, что, как только поймает убийцу, они опять пойдут все вместе в торговый центр покупать одежду и новые туфли, а потом в кино или куда-нибудь еще…
Однако всему есть предел. И, глядя на них, стоявших бок о бок и выпускавших из своих крохотных ртов маленькие облачка пара, она вдруг поняла, какие у нее замечательные дети. И как сильно она рассчитывает на них. Может быть, даже слишком сильно.
Слава Богу, что наконец она имеет возможность присмотреть за ними, не поручая это кому-нибудь еще.
Ей давно следовало им сказать, как она любит их, как она гордится ими, но не успели слова сорваться с ее уст, как Тим выхватил у нее из рук баскетбольный мяч.
— Мам, просто жалко смотреть на тебя, когда ты играешь. Если хочешь научиться бросать, то делай, как я.
Мяч проскользнул в кольцо корзины. Хитер подхватила его и подбросила в воздух. Подпрыгнув, мяч завертелся вокруг своей оси и выскочил на дорогу. Сонора услышала звук двигателя и подбежала к обочине.
Проезжавший мимо автомобиль сбавил скорость, и шофер помахал Соноре рукой. Она поспешила было перебежать через улицу, но водитель показал ей рукой в сторону дома. Она решила подождать здесь и присмотрелась внимательнее.
В водителе Сонора узнала Китона. Тот припарковал машину перед домом и вышел.
Дети наблюдали за ними, стоя у подъездной дороги, рядом с домом. Они были недовольны — в кои-то веки им удалось завоевать ее внимание, а она опять оставила их одних.
«Потерпите немного», — попросила их мысленно Сонора. Ударив мячом о мостовую, она сказала:
— Рада видеть тебя везде и всегда.
— Ты даже ни разу не пришла в больницу навестить меня, — пожаловался Китон.
Было заметно, что он похудел, и похудел сильно. В глазах его метался какой-то охотничий блеск, заставивший Сонору подумать, что время, вероятно, залечило не все раны и шрамы пока еще слишком глубоки. Ей хотелось дотронуться до него, провести тыльной частью ладони по его свежевыбритой щеке.
«Не трогай меня, — сказал он ей тогда, — ты мне всегда лжешь».
Сонора продолжала механически стучать мячом о мостовую в каком-то медленном и монотонном ритме. Пока здоровье Китона было в опасности, она звонила в больницу каждый день, но не хотела этого афишировать.
— Пойдем прогуляемся немного, — предложил он ей наконец.
— Поиграйте с Хитер, я буду через минуту, — крикнула Сонора, бросив мяч сыну.
Посмотрев на нее, девочка обиженно опустила подбородок. Сонора немного помедлила, а затем подбежала к дочке и, наклонившись, шепотом пообещала, что сегодня они будут готовить обед на настоящем костре, который разведут в камине. Обещание приготовить настоящее королевское жаркое по старинному рецепту заставило маленький подбородок девочки подняться, а губы — растянуться в улыбке.
Сонора выпрямилась, поправила волосы дочери, упавшие на глаза, и взглянула на спокойно и терпеливо ожидавшего ее Китона. На его висках она заметила несколько седых волосков. «Первый иней», — мысленно улыбнулась она.
Когда она подошла к нему и они не спеша зашагали рядом, Китон сказал:
— Я пропустил похороны Эшли. Ты была на них?
— Да, — кивнула Сонора, стараясь не вспоминать подробности.
— Я рад. А что потом случилось с той…
Они оба поняли, о ком идет речь.
— Ей предстоит психиатрическое обследование, и, думаю, диагноз подтвердится. Скорее всего ее поместят в специальное учреждение для душевнобольных преступников, где она будет время от времени писать прошения об освобождении, чего, надеюсь, никогда не произойдет. Но все же тюремного наказания она не понесет.
Китон взял ее за руку:
— Я хотел поблагодарить тебя за то, что ты спасла мне жизнь. И еще сказать, что ты — отличный полицейский.
Он нагнулся и поцеловал ее в макушку. Обогнув дом, они вернулись к входному крыльцу. Дети уставились на них, широко открыв от удивления глаза.
Китон выхватил у Тима мяч и перебросил его Хитер. Та затрясла головой:
— Я еще никогда не попадала в корзину. Я слишком маленькая.
Китон подхватил ее на руки и поднял выше кольца:
— Тебе просто немного не хватает роста.
Хитер бросила мяч, и тот, задержавшись на несколько секунд у кромки кольца — Сонора затаила дыхание, — все-таки провалился в сетку.
— Со свистом, — пропищала Хитер, вскинув руки к небу.
Глава 62
Сэм поставил на стол Соноры чашку с горячим кофе. Сонора поблагодарила напарника, но даже не взглянула при этом в его сторону, стараясь держать как можно ровнее тюбик с губной помадой.
— Крошка, похоже, ты решила спустить дело на тормозах?
Сонора подняла глаза на Сэма. Тот смотрел на нее, потирая затылок:
— Мне кажется, что ты выпячиваешь одни ее стороны и упускаешь из виду другие. Мы подшили документ к документу, так что дело получилось крепкое. Нам удалось раздобыть кучу вещественных доказательств… Прекрати наконец смотреться в зеркало и обрати на меня внимание!..
— Сэм, мы уже обсуждали эту тему.
— Плохо то, что она соглашается разговаривать только с тобой, Сонора.
— Но если только я и нужна ей?
— Ты кого покрываешь? Ты что, считаешь ее своей собственностью?
— Она и вправду моя.
— Сонора, — прорычал Сэм и схватился за зеркало, но при этом не отставил его в сторону, а просто потряс им перед лицом Соноры. — Крошка, взгляни-ка на себя. Обрати внимание на темные круги под глазами. Я только что говорил с Криком, и он сказал мне: «Все, что от тебя требуется, это лишь намекнуть».
Сонора глядела в зеркало, вспоминая свою первую рабочую неделю в отделе по расследованию убийств.
Тогда ее пригласили на дружескую попойку в честь Бартона Кортины, переходившего на службу в агентство Фройда и Форджери. Он хорошо к ней относился, всячески помогая войти в курс дела и найти свое место, когда она была еще совсем зеленым новичком и всего боялась.
Они тогда откровенно и по-дружески болтали, как два старых сослуживца, которые выпили немного лишнего и понимали, что в дальнейшем их пути вряд ли пересекутся. Оба считали работу в отделе по расследованию убийств своим высшим призванием, но вместе с тем и тяжким проклятием. Сонора не могла смотреть на него без жалости.
— Думаешь, я спятил, если бросаю такую службу, не так ли? — спросил у нее тогда Бартон.
— Я знаю, что ты переживаешь намного сильнее, чем пытаешься показать, — заметила Сонора, пожав плечами.
Он посмотрел в зеркало, висевшее на стене бара, а потом повернулся к ней. Такие помертвевшие глаза Сонора встречала только у старых полицейских.
— Я вот что тебе скажу, приятель, — медленно произнес он, — однажды наступает день, когда понимаешь, что с тебя довольно.
Это было все, что он тогда сказал, но его слова врезались ей в память, словно грозное пророчество…
— Со мной все в порядке, Сэм, — сказала она, спокойно посмотрев на напарника.
— В самом деле? А как твоя язва?
— Прошла.
— Прошла? Ты не обманываешь меня?
— Не обманываю, — ответила Сонора и приблизилась к зеркалу.
Она действительно говорила правду. Со дня задержания Вспышки ее вечная раздражительность — никто не знает, как долго она ее донимала, — куда-то исчезла и уступила место спокойному, уравновешенному состоянию духа. Она больше ни к кому не испытывала ненависти — ни к покойному мужу, ни к Чесу, ни к своему отцу. Ни даже к Сельме. И язва с тех пор больше не напоминала о себе.
Сонора взглянула на часы — пожалуй, уже пора. Она позвонила домой и проверила, как там дети, — во время этой затянувшейся на многие недели погони за Сельмой Йорк у нее выработалась привычка то и дело контролировать их.
Оказывается, сейчас дети ссорились из-за последнего черничного пирожного с орехами. Сонора велела поделить его поровну — самое радикальное решение — и повесила трубку. Последний раз взглянув на часы и захватив записи, она направилась к выходу.
Проходя мимо Грубера, она заметила, как тот в знак восхищения ее видом поднял вверх большой палец. Когда она подошла к стеклянной двери комнаты для собеседований, там ее уже ожидала Сельма, сидевшая со скучающим видом возле своего адвоката Ван-Гуса. Тот всегда пытался сохранять беспристрастный вид, но чаще всего к концу их бесед заметно бледнел и начинал нервничать. Сонора заранее угадывала все его рекомендации.
Как обычно, перед тем как войти, она внимательно посмотрела сквозь стекло на Сельму, размышляя, насколько права в своих выводах доктор Фишер. Сонора вспомнила и то, какие боль и страдание чувствовались в голосе Сельмы, когда они разговаривали по телефону. И еще она подумала о том, почему все-таки эта женщина, которая могла хладнокровно облить человека бензином и поджечь его, так и не выстрелила в нее тогда, у реки, хотя и имела такую возможность.
Сонора резко толкнула входную дверь, слегка вспугнув при этом сидевшего на стуле адвоката. Сельма же оставалась абсолютно спокойной, ее руки неподвижно лежали на столе. Она опять обрезала свою челку — это означало, что дела у нее идут неважно. Белки карих глаз покраснели, а мышцы рук были напряжены. На нее надели тюремную робу, в которой она выглядела еще более крохотной и тщедушной.