— То же самое, Адонис.
— А теперь давай прикончим этого недоноска.
Они снова устроились в задней части джипа. Бинокль и «Сако» «ТРГ-42» под патрон «Лапуа магнум» калибра.338 со здоровенным оптическим прицелом «Найтфорс» уже лежали на месте. Подельники заняли позиции. Тони прильнул к биноклю, а Мик взял винтовку.
— Так, постой-ка, — вдруг спохватился он. — Проверь Свэггера. Посмотри, где он. Возможно, это окажется кстати.
— Тут ты прав, — согласился напарник.
Перекатившись назад, он достал из кармана портативный компьютер и включил питание. Словно по волшебству, на экране появилась сеть улиц, где они сейчас находились, и еще через несколько секунд ожила мигающая точка, неизменно сообщающая астрономические представления спутника о том, где в настоящий момент находится Свэггер.
— Точно, он на месте. В библиотеке. Наверное, федералы устроили там командный пункт.
— Хорошо, — сказал Боджер. — Если федералы что-то задумали, Свэггер должен находиться здесь, неподалеку. Крус у нас в кармане. Я преисполнен уверенностью. Операция завершится успешно.
— Отлично. Свэггер двигается, не очень сильно, но движение есть. — Тони сверился с часами. — Хорошо, это означает, что выступление подходит к концу. Свэггер понимает, что приближается момент максимальной опасности, и старается занять место поближе к Зарси.
— Бери бинокль, братишка.
Тони снова прильнул к окулярам бинокля. Он увидел каменную стену, покрытый травой склон, уходящее под прямым углом кованое ограждение, аллею, ведущую в студенческий городок, еще одну ограду и затем дорогу, предположительно ведущую к стоянке. Ярдах в тридцати дальше по 37-й стояли двое полицейских, рядом, разговаривая друг с другом, спиной к дорожке и воротам.
Дистанция была шестьсот ярдов, и к этому времени уже заметно стемнело. Для прибора ночного видения расстояние слишком большое, однако оптика давала превосходное разрешение, и отраженного света от фонарей студенческого городка и домов на противоположной стороне Тридцать седьмой было достаточно.
— У меня отличная картинка.
— У меня тоже, — сказал Боджер.
Винтовка представляла собой фантасмагорию всех новейших фокусов, призванных обеспечить точность стрельбы. Свободно плавающий ствол, казенная часть уложена и утоплена в зеленое пластмассовое ложе, оснащенное всеми необходимыми приспособлениями повышения точности, начиная с первого и по двести тридцать третье, включая прочную пистолетную рукоятку, а также механизмы тончайшей настройки, позволяющие смещать целые элементы, стороны и полусферы в ту или в другую сторону. Внешне винтовка напоминала набор пластмассовых водопроводных труб, собранных вместе группой пьяных клоунов, однако Мику было с нею удобно, словно в сшитой на заказ обуви. Установив ее на двуногой сошке, Боджер приложил к соответствующим местам руку, глаз и плечо. Из опущенного заднего окна высунулся лишь самый кончик навинченного на дуло глушителя, а стекла были так сильно тонированы, что разглядеть внутри машины снайпера можно только в том случае, если целенаправленно его высматривать.
В оптический прицел, установленный на скромное шестикратное увеличение, Мик увидел то же самое, что и Тони, но только в меньшем масштабе. Зато никаких дерганий, колебаний, раздражающей дрожи, связанной с дыханием, что является существенным преимуществом небольшого увеличения.
— Я взял место в прицел, — сказал Мик. — Я чувствую удары своего сердца, чувствую, как движутся атомы в моем теле. Господи, ты не поверишь, какая у меня полная сосредоточенность.
— И у меня тоже, братишка. Точно.
— Теперь в любую секунду, — пробормотал Мик, и оба поняли, что время болтовни прошло.
Они ждали. Дерьмово. Ждали. Дерьмово. Ждали. Очень дерьмово.
— Есть! — вдруг воскликнул Тони, и в его голосе прозвучали торжествующие нотки. — Я его вижу! Господи Иисусе, он только что появился из-за железной ограды у входа на стоянку. Ты раскусил его в самую точку, Мик! Он в двадцати футах от того места, откуда будет стрелять.
— Фараоны, фараонов ты видишь?
— Они пялятся в противоположную сторону, кретины. Похоже, Крус пытается решить, нужно ли их оглушить, прежде чем двигаться к щели в заборе, или же просто идти вперед в надежде на то, что они не обернутся.
— Я его вижу, но он постоянно мечется взад и вперед, так что у меня нет времени взять его на мушку.
— Ты хладнокровен?
— Словно рука смерти, дружище. Пусть ублюдок двигается; как только он замрет — точка, мы его завалим.
Крус скользнул мимо дороги и присел на корточки у разделительного блока между ней и тротуаром.
— Он идет вдоль ограждения. Затем он нырнет в щель. Как только окажется на месте, я его сниму. У меня нет желания стрелять через ограду.
— Ты хладнокровен?
— Я хладнокровен как лед, парниша. Нас ждут великие дела.
Оба видели, как снайпер пробирается вперед, однако проблема заключалась в кованой ограде. Под таким углом промежутки между прутьями получались совсем маленькими, так что глупо рисковать, стреляя сквозь них. Пусть Крус пройдет вдоль ограждения, окажется на месте, и вот тогда его можно будет замочить.
— Он уже почти…
И тут сцену безумными лезвиями вспороли лучи яркого света. Они вырвались из-под крыши здания, три, четыре луча, захватив в перекрестие снайпера, ползущего вдоль ограждения. Из кустов и с земли появились люди, в какие-то доли секунды преодолевшие расстояние до снайпера. Они взяли его под прицелы ружей, кто-то крикнул, но на таком удалении разобрать слова невозможно.
— Проклятье! Это ловушка, твою мать! Ее подстроил Свэггер! Проклятье! — в ярости воскликнул Тони. — Твою мать, твою мать, твою мать, твою…
— Оставайся с биноклем. Быть может, я смогу выстрелить, когда Круса поведут к машине. Сохраняй хладнокровие, черт побери, сохраняй хладнокровие.
— Они его взяли. Их шестеро. Навалились со всех сторон!
Один полицейский отделился от кучи-малы и заговорил в рацию. Через мгновение из ночной темноты вынырнула патрульная машина, мигая красными и синими огнями. Выехав из-за угла, она устремилась к месту действия. Машина затормозила, и из нее выскочили двое полицейских.
— Отлично, Крус садится в машину. Оставайся с ним, — распорядился Мик. — Я ориентируюсь. Говори, говори!
— Фараоны его держат… господи, он вырывается… опля, его сбили с ног, надели наручники… о да, теперь его тащат к машине. Я его даже не вижу, так много вокруг него фараонов… отлично, его подвели, пригнули ему голову… дверь открылась, он садится внутрь…
— Он у меня на мушке, — пробормотал Мик.
Он увидел Круса. Силуэт его головы отчетливо показался в заднем стекле машины, освещенный пульсирующими огнями полицейских мигалок. Мик выполнил небольшую поправку, точно совместил перекрестие прицела с центром головы, зная, что пуля 338-го калибра, гораздо более мощная, чем 308-я, отклонится меньше чем на дюйм, проходя сквозь стекло, и, попав в цель, разбрызгает в стороны органическую материю, оказавшуюся в конце ее долгого пути. В это мгновение абсолютной истины и ясности его палец, подчиняясь собственной воле, плавно надавил на спусковой крючок, и раздался выстрел.
Библиотека Лоинджера,
аудитория Грэшема,
Джорджтаунский университет,
Вашингтон, округ Колумбия,
21.15
Он поимел их. Естественно. Они жаждали, чтобы их поимели. Они верили так истово, так жадно, так страстно.
— И наконец, — сказал Ибрагим Зарси, — и наконец, я скажу о чести. В наши дни о ней вспоминают нечасто. Это старомодная добродетель, существующая в книгах о рыцарях Круглого стола и Багдаде великой эпохи халифата. Это то, что связывает всех людей доброй воли, беззаветно храбрых и кристально честных, отодвигая на второй план веру, религию, секты, союзы, партии и все остальные искусственные объединения, какие только придумало человечество. Честь связывает не группировки, а самих людей. И вот, стоя здесь, в свете прожекторов, я вижу не группу так называемых «американских дипломатов» и «тех, кто определяет внешнюю политику». Не смотрю на мундиры, костюмы, прически и цвет кожи. Не различаю полов. Я вижу мужчин, и вы должны простить старика за то, что он на какой-то миг отходит от политкорректного подхода к проблеме полов. Присутствующие в этом зале женщины — это такие же мужчины, в том смысле, что они стойкие воины в битве за мир во всем мире! За то, чтобы буквы ЗВС означали не «замаскированное взрывное устройство», а «зимние виды спорта», и эти зимние виды спорта развивались бы во всем мире, чтобы даже мусульманин смог выполнить тройной тулуп!
Он подождал, когда смолкнет смех, наслаждаясь накатывающимися на него волнами любви.
— Это сможет произойти только в том случае, если у людей есть честь. И передо мной люди чести. Я вижу своего нового друга Джексона Коллинза, который направляет деятельность Управления в том, что касается моей страны. А также Теодора Холлистера, который обеспечивает общее руководство, Артура Росситера, который обладает неброской внешностью, однако на самом деле он мужественный воин, каких еще поискать. И, наконец, Уолтера Троя, который заботится о том, чтобы все то, что должно свершиться, свершалось. Вот люди, которых я люблю и уважаю. Они верят в мою родину и ее будущее. Они понимают, что наши страны и народы должны дружить и учиться друг у друга. Они понимают, что нас объединяет взаимное доверие, позволяющее нам преодолевать незначительные разногласия. И я клянусь, мои друзья, мои досточтимые друзья, что настанет день, когда мы избавимся от всего того, что нас разделяет. Клянусь в этом своей честью!
Его глаза вспыхнули исступлением, принявшим форму слез, и они потекли по щекам.
— И вот — это мой долг, моя святая обязанность, но в первую очередь этого требует моя честь, — я объявляю о том, что выставляю свою кандидатуру на предстоящих выборах президента моей страны. Вернувшись в воскресенье на родину, начну борьбу за сердца, души, умы и любовь соотечественников. Спасибо вам, американцы, за то, что показали мне, падшему грешнику, дорогу обратно к чести!