Эсенов крикнул ему вслед:
— Позови бухгалтера и счетовода!
На обед Эсенов не пошел, провел короткое совещание с сотрудниками. Собрав их в своем кабинете, он, как ни в чем не бывало, подняв глаза к потолку, начал говорить о значении культурного обслуживания покупателей, о правильном ведении учета, о борьбе с недостачами. Упомянул о каждом из работников. Несколько раз обратил внимание собравшихся на бухгалтера. Сказал, что не потерпит, «если подобное повторится…»
Старый бухгалтер, честно проработавший всю жизнь, только крякнул от досады. Не выдержал, спросил:
— При чем здесь я?
— Все при том же, — парировал председатель райпотребсоюза. — Ты интересуешься только тем, как выполняется план по продаже водки, а как ведется книжная торговля, ты заботишься? Скажите, товарищи, вы слышали, чтобы бухгалтер хоть раз спросил, как торгуют книгами?
Никто ему не ответил. Эсенов с воодушевлением продолжал:
— Ну что вы молчите, словно рты вам воском залепило? Или в газете нас неправильно критиковали? Ну скажите: неправильно?
Эсенов обвел сидящих орлиным взглядом. Когда он дошел до Овеза, тот решил поддержать начальство:
— Почему неправильно написано? Очень правильно! Честно говоря, в нашем районе и не думают о том, как ведется книжная торговля. В этом прежде всего виноваты наши плановики и бухгалтерия. У них с языка не сходит слово «план», а за счет чего план выполняется, им не интересно. Я почти каждый день спрашиваю бухгалтера: что делать с этими пропыленными книгами? Но хоть говори, хоть не говори — ему наплевать. По-моему, надо составить план книжной торговли и положить его на стол бухгалтеру. Чтобы не забывал…
Эсенов еще хотел сказать речь, но, сообразив, что так можно и до прихода ревизора прозаседать, ограничился только одной фразой: «Значит, договорились. Так и сделаем» — и распустил сотрудников.
Никто не понял, зачем их собирали, о чем договорились.
Когда все разошлись, Овез подошел к председательскому столу. Уставившись озабоченным взглядом в глаза своему кладовщику, Эсенов трагически спросил:
— Ну, что будем делать, Овез?
— Что-нибудь придумаем! — бодро ответил кладовщик.
— Тебе бы все шутки шутить, а мне сейчас не до шуток. Ревизор сотрет нас с тобою в порошок.
— Перестань, Бяшим! Что нам, впервые встречаться с ревизором?
— О!.. Не болтай глупостей!
— Но ведь ревизор такой же человек, как мы! И у него есть рот… Приедет — встретим по-человечески. Накормим шашлыком, угостим водочкой. Недаром же наши предки говорили, что лучше противника бить угощением, чем камнем. Перед пельменями да цыплятами с безмеинским вином никто не устоит.
Эсенов и сам так думал. Его густые нахмуренные брови немного разгладились. Да, надо как следует принять ревизора. Но где это лучше сделать? Теперь ревизоры пошли шустрые, на мякине не проведешь. Нужен повод для угощения. А то подумает: зачем, мол, угощают, уж не хотят ли замазать рот? Ведь если у человека нет на уме задней мысли, чего ради он будет угощать ревизора? И как сказать ни с того ни с сего человеку, с которым впервые видишься: пойдемте, мол, кутнем?
Овез прочел сомнения на лице своего начальника, опять успокоил:
— Э, друг, пусть грустит кто-нибудь другой! Пока я жив, не дам тебя в обиду. Будь ревизор хоть раскаленной головешкой, я найду способ ухватить его. Угощение беру на себя. Не трудно найти подходящий предлог…
— Например?
— Например, у моего сына будет день рождения…
— Неплохо придумано. Ну, допустим, угостили, а дальше что?
— Дальше — ничего. Я сделаю так, что он уедет обратно, даже не раскрыв свою папку. Напоим и посадим в машину на Ашхабад — пусть дома опохмеляется, приходит в себя…
Вот какой план был составлен. Заговорщики повеселели. Овез ушел.
Эсенов хоть и успокоился немного, все же домой не торопился. Сидел за столом, думал и курил папиросу за папиросой. Ему время от времени звонили друзья, спрашивали: «Ну как? Завтра едем в ущелье?» Он отвечал: «Нет, плохо себя чувствую, в другой раз».
Обычно, возвращаясь с работы, Эсенов, проходя мимо столовой, непременно выпивал «свои» сто граммов. На этот раз он прошествовал прямо домой.
Жена накрывала на стол. Она сразу заметила, что у мужа плохое настроение, спросила:
— Что случилось? Почему мрачный?
Эсенов раздраженно ответил:
— Поменьше болтай да побольше делай! Давай обед!
Он мог бы и не говорить этого. Тарелка горячего супа тут же появилась перед ним. Когда жена принесла молодые огурчики и помидоры, он коротко приказал: «Водки!» Выпил почти целую бутылку, но ничуть не захмелел с горя.
Часа два Эсенов лежал на диване, отвернувшись к стене, и о чем-то размышлял. Жена несколько раз подходила к нему, но окликнуть не решалась.
Эсенов встал, оделся и, ни слова не сказав, ушел из дому. Жена по привычке ни о чем не спросила его, только молча сокрушенно посмотрела вслед.
А Эсенов шел к своему другу и сотрапезнику Овезу. После дневной жары воздух постепенно остывал, солнце спряталось за гору и больше не изнуряло все живое своим беспощадным зноем; легкий ветерок бережно причесывал листву деревьев, еще не успевшую покрыться толстым слоем пыли.
Навстречу Эсенову шли знакомые и незнакомые люди подышать вечерней прохладой. Он рассеянно отвечал на приветствия. Думы были все одни и те же.
Подойдя к дому кладовщика, дернул кольцо калитки, В майке и трусах Овез ходил по двору. После жирного плова ему требовалась проминка. Огромный, неуклюжий, он покачивался, как лодка на волнах. Эсенова приветствовал радушно:
— Заходи, Бяшим, заходи… Новости есть?
— Пока все по-старому.
— Очень хорошо! — Овез повел друга в виноградную беседку, где был накрыт стол. — Садись, угощайся.
— Сыт я. Пришел потому, что дома одному тошно…
— И хорошо сделал, что пришел! У меня самого настрое ние ни к черту. — Он сгреб в кучу ложки и вилки, осведомился: — Чай будем пить? А может, вино? У меня, впрочем, и водка есть, и пиво ледяное. Выбирай.
— Только не водку!
— Как хочешь. Но не стесняйся. Холодна и прозрачна, как слеза.
— Принеси лучше пива. Я уже дома немного выпил.
Весь вечер, попивая пиво, друзья проговорили в виноградной беседке, да так тихо, что даже жена Овеза не слышала ни словечка. И только когда запели полночные петухи, Эсенов поднялся. За калиткой заплетающимся языком повторил он наставление:
— Не заб-б-будь, что з-завтра базарный день… И компанию подбери, какую надо… Слышишь?
— Слышу, слышу, — ответил Овез, зажигая папиросу начальника, потому что сам тот никак не мог этого сделать.
— Раз слышишь, мотай на ус! Помнишь, как ты угощал соленой рыбой?.. Позор!
— Будь спокоен на этот счет! Наш ревизор отведает плова из мяса пятимесячного козленка — и косточки в кишмише не найдет! Какая там рыба! Сохрани аллах!
Эсенов пошел по дороге вихляющей походкой. Овез, стол у калитки, смотрел ему вслед до тех пор, пока гость не скрылся из виду.
В воскресенье Эсенов не скучал, хотя и не поехал с друзьями в ущелье. Ему было не до скуки. То в жар, то в холод бросало при мысли, что вот приедет ревизор и не польстится на угощение. Он лежал на диване, отвернувшись к стене, и на все вопросы жены о самочувствии отвечал то молчанием, то бранью.
Впервые за долгое время он пришел на работу вовремя. Первым, кого он встретил, был бухгалтер. Как можно вежливее Эсенов спросил:
— Новости есть?
— Все по-старому, товарищ Эсенов!
Бухгалтер смотрел сквозь надтреснутые стеклышки очков в отекшее лицо начальника. Эсенов без слов понимал бухгалтера: о приезде ревизора известно уже всем, и теперь старик в душе злорадствует. Эсенов прошел мимо него гордой походкой.
Большую часть рабочего дня он провел в тревожных раздумьях. В обед, чтобы немного успокоить душу, позвонил в райисполком приятелю. Может, там что известно о ревизоре? Нет, пока никаких известий. Приятель насмешливо сказал:
— А ты что переживаешь? Пусть ревизора боятся те, у кого недостачи да растраты…
«И верно! Пусть приезжает! Чего бояться?» — успокаивал себя Эсенов, но в глубине души знал, что именно ему надо бояться, а не кому-то.
Овез снова с грохотом ворвался в кабинет, закричал еще с порога:
— Бяшим, братец! Приехал!
— Где? Когда?
— Да вон он! Взгляни в окно!
Эсенов подбежал к окну. Из машины выходил высокий человек с папкой под мышкой. Попрощавшись с шофером, он направился к крыльцу и тут-то и столкнулся с Эсеновым и кладовщиком, которые буквально вылетели ему навстречу.
«Молод еще… Впрочем, это к лучшему. Упаси боже иметь дело со стариком! Молодого легче обвести вокруг пальца!» — молнией пронеслось в голове у председателя райпотребсоюза.
Он хотел было официально представиться ревизору, но тут лицо его претерпело ряд изменений — сначала оно вытянулось, на нем появился большой знак вопроса, потом покраснело, а затем приобрело самое сладкое выражение, на которое был способен председатель райпотребсоюза.
— Шамамед! Друг! Глазам своим не верю! Неужели ты? Мне сказали, что приедет Курбанов, но не думал, что это ты… Не думал! — Эсенов энергично тряс руку старого товарища, с которым когда-то учился в техникуме. — Добро пожаловать, друг мой! Как живешь, как здоровье? Да как ты к нам попал?!
— По делам, дорогой Бяшим. Приходится ездить туда, куда посылают! — добродушно улыбнулся в ответ Курбанов. — Сам-то как живешь? Жена, дети живы, здоровы?
— Все хорошо! Очень рад, что ты приехал! И дело сделаешь, и отдохнешь, и погостишь у меня! Нет, нет! Не отпущу! Прямо ко мне! И не говори…
— Подожди-ка, Бяшим! — Курбанов поднял вспотевшее лицо к солнцу. — К тебе еще успеем. Я, пожалуй, зайду в бухгалтерию, ведь еще рабочий день не кончился…
Эсенов был настойчив:
— Нет, нет! Ты устал! Рабочий день закончится через полчаса. И бухгалтерия твоя никуда не убежит! Мне от тебя скрывать нечего, проверяй, сколько душе угодно, но сна-чала давай пообедаем, попьем чайку. Мы ведь столько лет с тобой не виделись! Ну, идем же! И дом мой недалеко, всего в двух шагах!