– Звучит мило – «прерывание», тебе не кажется? Убирает все напряжения, а вот «аборт»… это звучит правильно. Кровавое месиво в любом варианте, – сказала Ромашка.
– Я хочу ребенка, – заявила Марта.
– Чтобы досадить папаше? – поинтересовалась Ромашка.
– Не все так просто, хотя это хороший бонус. Просто я уже не молода, а потом будет поздно, – ответила Марта.
– И безответственно, – Ромашка поймала себя на том, что говорит как взрослая.
– Насрать на ответственность, – ответила Марта Ее слова прозвучали в унисон призывам матерей-одиночек, которые хотят завести ребенка, просто чтобы любить его, и не подозревают, какие мучительные путы будут связывать их до конца жизни.
– Тогда за тебя, – подняла свой бокал Ромашка – Удачи.
– Да уж, удачи тебе, глупая корова, – усмехнулась Сара.
Внезапно в помещении потемнело оттого, что в дверном проеме, как шериф из дешевого вестерна, стоял Билли.
Глава тринадцатая
Ромашка сглотнула, а Марта попыталась усмехнуться, хотя чувствовала, что щека у нее нервно подергивается. Билли выглядел злым, хотя на самом деле, когда он подошел к их столику, на его лице была улыбка.
– Как дела девочки? – он хотел, чтобы прозвучало иронично и дразняще, но вышло как-то неуклюже и по-сутенерски.
– Привет, – хором ответили они.
– А что ты тут делаешь? – спросила Сара, чувствуя себя неловко, с застывшей ухмылкой на лице.
– Решил сегодня не зависать с ребятами и ушел пораньше, – ответил Билли. – Думал, найду здесь трех шалуних.
«Интересно, как ему удается заставить слово «шалунихи» звучать как "тупые шлюхи"»? – подумалось Марте, и она поняла, что очень злится на него:
– Слушай, почему бы тебе не дать бедной девочке отдохнуть от себя и не пойти куда подальше? – спросила она.
Лицо Сары исказилось от ужаса, и она незаметно для всех пнула Марту по ноге. Марта истерично расхохоталась.
– Ха! Ха! Шутка!
Ромашка присоединилась к веселью, стараясь, чтобы это выглядело как можно более естественно, но получилось не очень убедительно. В это время зазвонил ее мобильный, впервые так вовремя. Она извинилась. Звонил Чарли с сообщением, что кто-то звонил из клуба «На посошок» и спрашивал о ней.
– Вот дерьмо, – расстроилась Ромашка. – Совсем забыла, что у меня сегодня выступление.
Она собрала вещи в облаке дыма от самокруток и запаха жасминового парфюма и выскочила в панике на улицу, бросив через плечо: «Увидимся на выходных!»
– Я вижу, что мое присутствие напрягает. Девичьи разговоры и все такое, – сказал Билли. – До встречи. Не задерживайся, Сара, о'кей? – и растворился в вечерней мгле.
– Зачем ты это сделала? – спросила Сара.
– Что? – удивилась Марта; гериатр увидел бы в такой короткой памяти доказательство начинающейся болезни Альцгеймера. Затем:
– Иногда меня просто тошнит от вашего притворства. Он просто бык.
– У него свои проблемы.
– Неужели? Расскажи, какие.
– Я, пожалуй, пойду, – сказала Сара.
– Да ладно тебе. Еще полчаса до закрытия, и мы не должны ссориться из-за мужика.
– Мы и не ссоримся, – солгала Сара. – Но я все-таки пойду.
Марта представила себе, как между ней и подругой выросла плотная стена, край которой практически уперся в дверь.
– Ладно, – сказала она веселым голосом. – Обсудим на выходных? – Это было полуутверждение-полувопрос.
Сара медленно пошла домой, надеясь, что у Билли не испортилось настроение. Билли дома не оказалось.
Марта, оставшись в компании со стаканом, одним глотком допила свою содовую, сделав при этом мерзкое лицо, и тоже ушла.
Ромашка добралась до клуба достаточно быстро, летя на велосипеде как на крыльях, игнорируя светофоры и заставляя водителей кричать вслед удаляющемуся силуэту отборные ругательства. Ей хотелось остановиться и объяснить всем, что обычно она так не поступает, но сейчас ей нужно было настроить себя на саркастический комедийный лад, поэтому она просто обернулась и попыталась посмотреть на них вызывающе. Некоторым женщинам, правда, это не всегда удается, особенно если они на самом деле милые и принадлежат к среднему классу.
С Ромашкой в этот вечер выступали на одной площадке Дик Мудвин и Уилл Хатчард. Дик Мудвин был последним, а Ромашка шла перед ним. У Уилла Хатчарда дела шли неплохо, когда она добралась до клуба. Он был из Ливерпуля, и его понурое усатое лицо само по себе было комичным, а отповеди насмешникам были, по общему мнению, настолько хороши, что все остальные ими пользовались.
– Тебе когда-нибудь хотелось кого-нибудь убить? – спросила Ромашка у Дика, когда они сидели в крошечной гримерке, из грязного окна которой было видно только ноги и лодыжки, идущие по своим делам в ночном Сохо.
– Разве что одного малолетку, который не захотел у меня отсосать, – ответил Дик. Он часто говорил так, будто находится на сцене.
– Нет, я серьезно.
– Ты что, хочешь кого-то убить? – неожиданно заинтересовался Дик.
– Хотелось чуть раньше, – ответила Ромашка, – Иногда думаю: вот бы у меня был пистолет… просто припугнуть их, понимаешь?
– А кто они? – спросил Дик.
– Ну, говнюки всякие.
– Я достану тебе ствол, если ты этого хочешь, детка, – предложил Дик, стараясь подражать Хэмфри Богарту, но вместо этого получилось, как у американца, пережившего апоплексический удар.
– Да ты шутишь, – ахнула Ромашка.
– Вовсе нет, – слегка обиделся Дик. – Пойдем со мной в Кэннинг-Таун завтра, и я поговорю там с ребятами.
Ромашка почувствовала себя как во сне, будто это был вовсе и не ее голос. – Да нет, все в порядке. Это просто бред какой-то.
– Да ладно тебе, – сказал Дик, – прикольно будет. Сможешь Чарли башку отстрелить, например.
– Да меня не Чарли злит, – ответила Ромашка.
Это задело Дика, Ромашка давно ему нравилась, хотя и не принадлежала к «его типу» женщин.
– Как хочешь.
– Я не знаю, – произнесла Ромашка, и все у нее внутри похолодело.
– Короче. Звякни мне на трубу, если надумаешь, – предложил Дик.
Глава четырнадцатая
– Кто-нибудь пристрелите ее, пожалуйста!
Волна смеха прокатилась по темному залу, дарив деморализованную Ромашку осознанием того, что сегодня не в лучшей форме, самооценка упала ниже плинтуса, а Насмешник вернулся.
Да, в конце концов она про себя окрестила его Насмешником с большой буквы, и теперь он просто обязан будет над ней издеваться до тех пор, пока она не освободит от него землю. «В смысле не человеком, а одним насмешником будет меньше», – тут же добавила она про себя. Быть смешной постоянно невозможно. У каждого есть плохие дни, и самым страшным кошмаром для каждого комика является день, когда муза оставляет его и перебирается к злейшему сопернику, поднимая его комедийные способности еще выше.
Ромашка сникла, и публике стало даже немного жаль ее, но она еще не научилась использовать эту симпатию себе во благо, и после парочки шуток, подошедших бы скорее для кружка вязания, она покинула сцену.
– Я этого пиздюка за тебя порву, если хочешь, – галантно предложил свои услуги Дик Мудвин, когда они шли по коридору.
– Спасибо, – жалким голосом поблагодарила его Ромашка.
– Короче, где там этот юморист? – спросил Дик, выйдя на сцену. – Давненько я не трахал козлов.
Толпа восторженно заулюлюкала. Они чувствовали, что у него все под контролем, а Ромашка отползла подальше, чтобы посмотреть работу мастера, несмотря на то, что его педофильские шуточки превращали ее в ханжу, чего раньше она за собой не замечала.
К краю сцены от бара продефилировала какая-то тетка, пришедшая позже всех. Ромашка сжала зубы, зная, что Дик влупит ей из обоих стволов. Женщина была толстовата, даже в полумраке, и Дик пошел в атаку на уничтожение.
– Любовь моя, – сказал он. – Анонимные Анорексики собираются в другом клубе.
Мужские смешки.
– Я не анорексик, – ответила тетка с точно отмеренной иронией в голосе. Толпа захихикала.
Тетка продолжила:
– Я не анорексик, потому что ем много всякого дерьма, в то время как с тобой, по-моему, происходит абсолютно противоположный процесс.
Женщины засмеялись. Парни уважительно хмыкали. Дик выглядел удивленным.
– Когда рожаешь? – попробовал он старый комедийный стандарт для толстух.
– Минут через пять, – ответила тетка. – Поможешь? Ведь это твой засранец.
Публике понравилось. Кое-где захлопали и засмеялись.
Ромашка внезапно осознала, что этой теткой у сцены была Марта, и почувствовала укол зависти к тому, как ловко она пикировалась с Диком.
Шутки Дика становились все гаже и гаже, и в конце концов он ретировался с достоинством, на которое только был способен постоянно преследуемый охотниками на педофилов комик.
– Ну ты даешь! – воскликнула Ромашка, обнимая Марту.
– Фигня. Просто удачный гормональный всплеск в нужное время.
– Что ты здесь делаешь? – поинтересовалась Ромашка.
– Не хотелось идти домой после депрессивной встречи с Билли. Хотелось посмеяться. Посмотрела в газете, увидела, что ты сегодня выступаешь, ну и так далее.
– Ты видела парня, который меня высмеивает? – спросила Ромашка.
– Нет. А что?
– Я об этом еще не рассказывала, но он был уже на нескольких моих выступлениях и постоянно надо мной глумится.
– Какое прелестное извращение, – заметила Марта: когда дело доходило до сексуальных преследований, она вела себя как подросток.
– Это вовсе и не прелестно. Это страшно. Он прислал мне записку и CMC.
– Ты бы на него сначала посмотрела, прежде чем истерить. Может он красавчик.
– Марта, будь посерьезней! – взорвалась Ромашка. – Что я могу сделать? Я очень уязвима во время выступления, и люди всегда знают, где я выступаю, потому что это написано в газетах.
– Ну извини, – буркнула Марта. – Я уверена среди комиков достаточно мужиков, которые могли бы за тебя постоять.
– Я бы на это особо не рассчитывала. Если этот Насмешник выйдет на меня с хлебным ножом, могу точно гарантировать, что все Короли Комедии скорее рванут на выход, чем будут рисковать своими блистательными карьерами.