– А что, если… – робко начал Трисабон, – что, если ты спрячешься внутри меня, пока мы не дойдем до места? Не подумай, что я… что я…
Он так смутился, что грани его задрожали от волнения.
Кодима посмотрела на него с благодарностью. Именно это ей больше всего и хотелось сделать. Спрятаться и успокоиться.
Она скользнула внутрь него. Это было удивительно. Внутри него все светилось, пробегали искры радости и восхищения. Внутри чувства плосков видны очень хорошо.
Она почувствовала, что опять становится собой – сильной и уверенной. Для проверки она начала менять форму, теперь все получалось без проблем, как обычно, – вот она овал, квадрат, звезда.
Тут она услышала его голос, изнутри он звучал немного по-другому:
– Ты так быстро меняешь форму, что мне щекотно.
Она засмеялась, и еще несколько раз изменила форму, и почувствовала очень мягкое, очень осторожное прикосновение.
– Ну что, пошли? – сказала она немного смущенно.
– А мы уже давно идем.
В среду на курсах было две пары английского. С утра география, а потом курсы – дабл-Логинов. Оля на английский не ходит, ей вроде как незачем, но мы потом с Наташей и с Логиновым пошли к ней в гости.
Мама мне дала с собой пастилу к чаю и взяла с меня клятву писать о всех своих перемещениях.
Английский мне тоже понравился. Вроде все несложно и понятно, но так много всего нового выучили, и старое повторили, и пописáли, и поговорили. Я почувствовала, что сразу резко поумнела.
Когда мы без Оли, втроем с Наташей и Логиновым, все время такое ощущение, что чего-то нам не хватает, какого-то соединяющего звена. Может быть, потому что Наташе Логинов не очень нравится. Она, конечно, ничего такого не говорит, но у меня такое ощущение. А может быть, у нее такая же штука, как у меня с Машей и Слоновым. Не знаешь, как себя вести, думаешь: а вдруг я им мешаю? Ну и обидно немного: вот была моя лучшая подруга, а теперь непонятно, кто я ей. В общем, получается, что я должна вести светскую беседу, чтоб все не чувствовали себя неловко.
Я сегодня даже захватила с собой кое-что. Остатки новогодних бенгальских огней и зажигалку.
– О, бенгалики! – сказала Наташа.
– Здесь зажжем или у Оли на балконе?
– Не, у нее балкон застекленный, и там стоит куча всего, лучше не надо.
– Мы можем зажечь и ей позвонить, она на нас из окна полюбуется, – предложил Логинов.
– Тогда надо во двор зайти, – сказала Наташа. – А то не видно будет.
Мы пошли во двор.
– Можно устроить огненное шоу – написать что-нибудь. У нас в отеле в Египте такое было, только там факелы, конечно, но не важно.
– Так, чего пишем?
– Нужно слово из трех букв! – сказала я и порадовалась, что нет Ефремова, он бы обязательно пошутил на эту тему. – Но такие буквы, которые писать легко, как О или восемь, это, правда, не буква, или S латинская.
– SOS, что ли? Но нас вроде не надо спасать. – Наташу идея не очень вдохновила.
– Можно lol, – предложил Матвей. – Чур, я L пишу, я же Логинов.
– Я тогда тоже L – я же Лебедева, – сказала Наташа.
Мне осталось О.
Я вытащила зажигалку:
– Позвоните Оле кто-нибудь!
– Погоди, рано звонить, надо поджечь сначала.
– Да оно очень быстро сгорит, она может не успеть подойти.
– Ладно, я позвоню. – Матвей набрал номер и сделал громкую связь:
– Привет, ты где сейчас находишься?
– Привет, дома, конечно, а вы где? Идете?
– Идем-идем! Зайди в свою комнату, погаси свет и выгляни в окно.
– Что вы там придумали? У меня там балкон.
– Ну, выходи тогда на балкон.
– Давай, – шепнул он мне.
Я чиркнула зажигалкой. Довольно сложно зажечь сразу три огня одновременно. Колесико нагрелось, стало больно его держать. Логинов взял у меня зажигалку из руки, пальцы у него были теплые и немного шершавые. Наконец наши огни загорелись, и мы начали махать изо всех сил и дико смеяться.
Оля вышла на балкон в шапке и в кофте.
– Сними про нас кино! – крикнула Наташа.
– Ну вы даете! Сейчас!
Огни быстро догорели.
– Поднимайтесь уже, а то опять поиграть не успеем!
Оля успела снять самый конец, но все равно прикольно получилось.
– Ты поняла, что мы тебе писали?
– Не, не совсем. «Сто один», что ли?
– Lol, – сказал Матвей, и мы опять расхохотались.
Неделя теперь пролетала вообще незаметно. В среду и пятницу – курсы. Вечером в пятницу мы обычно тусовали у Оли. У нас появился общий чатик на четверых, и это было как-то особенно приятно. В субботу я ходила к Маше смотреть со Слоновым кино, а иногда и на неделе тоже, если не слишком много задавали.
22 февраля
Вещи часто ходят парами. Не обязательно как плохо и хорошо, белое и черное, а просто парами. Вот сыр-колбаса, чай-кофе, дыня-арбуз. Ложки и вилки, кстати. Даже вот поэты: Пушкин – Лермонтов, Толстой – Достоевский, Ахматова – Цветаева. А еще петрушка и укроп, футбол и хоккей. Тут надо написать, что и я, наверное, чья-то пара, но это как-то тупо. Чья-то половинка. Я не половинка. Я целая.
А в эту среду Матвея в школе не было, Наташа сказала, что у нее сегодня у мамы день рождения и на курсы она не пойдет. Я сначала тоже хотела прогулять, но потом решила, что я смогу рассказать Логинову, что он пропустил.
В общем, я поехала одна. Настроение у меня было ужасное, как будто меня обокрали или обманули. Среда, которую я ждала всю неделю, проходила бессмысленно.
По пути на английский я написала Логинову:
Болеешь?
А я сегодня одна за всех.
Наташа прогуливает.
А он ничего не ответил, даже не прочитал еще. Как можно за два часа не взять в руки телефон?! Может, я как-то глупо написала? Ясно, что болеет, его и во вторник не было, но я надеялась, что на курсы он придет. Заняла ему даже место на всякий случай, но через десять минут после начала пришел какой-то чувак и спросил, свободно ли у меня. Пришлось убрать сумку. Матвей обычно не опаздывает.
Потом начался речевой практикум. Оказалось, что чувак неплохо говорит по-английски, произношение у него точно лучше моего, сказал, что его зовут Илья и он собирается идти в маткласс, математика у них по понедельникам, а английский у нас с ними общий.
Я сказала, что меня зовут Дина, а он ответил, что знает. Откуда, интересно. Я вот уже больше месяца хожу на курсы, а так ни с кем и не познакомилась до сих пор, потому что все время то с Логиновым, то с Наташей и Олей.
Нужно было придумать диалог про музыку. Оказалось, наши музыкальные вкусы во многом совпадают. Он, правда, назвал еще полтора десятка имен, которых я не знала, и сказал, что мне обязательно надо их послушать, причем прямо сейчас, достал наушник и тихонько включил в нем что-то иностранное, кажется немецкое. Не ожидала, что немецкий так красиво звучит!
Вообще, все это было так странно. Еще час назад я на него злилась, что он сел на место Логинова, а теперь мы тайно слушаем музыку на уроке!
Когда почти подошла наша очередь, мы поняли, что диалог у нас получается неправильный, нужен диалог-спор, по заданию вкусы у нас не должны совпадать, каждый аргументирует свою точку зрения. Мы немного поспорили, кто что будет любить. Я сказала, что в крайнем случае готова любить детский хор, он изобразил неподдельный ужас на лице, сказал, что не может мне позволить идти на такие жертвы, и сказал, что готов любить классическую музыку, к тому же он в музыкальной школе учится и на фоно играет.
А потом мы вместе пошли к метро, он сказал, что ходит обычно до «Третьяковской», потому что ему на зеленую ветку.
– Если ты мне составишь компанию, я тебе дам еще послушать современный французский шансон.
Погода вообще была не слишком прогулочная, к ночи похолодало, и тротуар блестел слоем льда. Он протянул мне наушник, как будто я уже согласилась. И я согласилась. Прикольная вещь – беспроводные наушники, надо будет попросить на день рождения, что ли.
– Жалко, что не делают четырехухих наушников, – сказала я.
Он засмеялся:
– Двухухие даже удобнее, можно разговаривать и слушать сразу.
– А я тоже люблю математику, у меня папа математик, кстати. Он мне тут про геометрию Лобачевского рассказывал.
– Нехило! А что ты тогда в гуманитарный идешь?
– У меня туда друзья собираются. За компанию. И вообще. Я книжку пишу.
Я сама не поняла, как это я так ляпнула совершенно незнакомому человеку! Я даже Маше про книжку не рассказывала.
– Круто! О, вот, послушай! – он сделал звук погромче.
Было немного обидно, что он как-то не спросил ничего про книгу, не каждый день я делаю такие признания. Но если б он попросил почитать, тоже было бы плохо, давать читать я пока не готова.
А пел дядька действительно здорово, да еще ему кто-то на скрипке подыгрывал.
– Ты понимаешь, что он поет?
– На слух не очень, честно говоря. Что-то про кладбище птиц, надо будет поискать текст.
Тут я поскользнулась и хлопнулась прямо на обледеневший асфальт, наушник выскочил из уха. Илья поднял наушник, а потом помог мне встать.
– Держись за меня, – он протянул руку.
Держаться – это все-таки чересчур. Я потерла коленку, хорошо, что у меня джинсы, а не колготки! Впереди, там, где должен быть Кремль, небо освещали прожекторы, а прямо над нами висел яркий холодный месяц. Я прошла несколько шагов и хлопнулась опять! Надо было под ноги смотреть, а не на небо! Илья с невозмутимым видом опять помог мне встать:
– Предложение держаться остается в силе.
До метро мы дошли как-то слишком быстро.
– Напиши мне теперь, как это все называется.
Я отдала ему наушник.
Мы обменялись телефонами, и он ушел на переход.
Я сразу полезла искать его во ВКонтакте. Ого, сколько у него там музыки! И куча френдов – целых 257. Добавила его в друзья.
Я достала свои обычные наушники и всю дорогу до своей станции слушала на повторе про кладбище птиц, и по дороге от метро, и даже пошла пешком по лестнице, потому что в лифте интернет не ловит.