Родилась в 1986 г. в городе Йошкар-Ола. Окончила Марийский Государственный университет по специальности «Филология». Выпускница ВЛК 2011 г. Публикуется впервые.
Опыт удушья(отрывок из повести)
– Ну, чего испугался? – Тамара решительно переступила через порог.
– А… сестренка, ты? Заходи, заходи. Что-то рано, вот, видишь, не успел побриться даже. – Будто в доказательство своих слов Вадик инстинктивно поднес ладонь к лицу.
В последнее время Вадик плохо соображал, происходящее он видел и чувствовал словно через мутную резиновую завесу, за которой люди представлялись ему медленно плывущими рыбами. С силой захлопывающейся двери в нос ударил резкий, знакомый запах духов, и только сейчас Вадик узнал улыбающееся лицо сестры.
– Закрывай, закрывай быстрей, дует сильно. – Дрожь посыпалась по спине Вадика. «Наверное, не от ветра, просто этот неприятный запах…» – мелькнуло в голове.
– Вадя, ну что за вид у тебя? Как ты родную сестру встречаешь? Этакое ты чудо у меня, смотри, у тебя и тапок отклеился!
Тамара стояла перед ним румяная с мороза, руки занимали два больших пакета, улыбка ее, как показалось Вадику, напоминала оскал белозубой акулы. Он дернулся к сестре, хотел взять пакеты, но Тамара решительно направилась на кухню, освободившись от тяжести, по-хозяйски окинула взглядом царившее уныние, провела пальцем по поверхности стола, поднесла палец к свету, изучающее посмотрела, поднесла к носу:
– Что здесь делает этот жир? Неужели так трудно пройтись тряпкой?
Вадик собрался что-то ответить в оправдание, но не нашелся, а лишь по привычке пожевал губы, опустил голову, почесал в затылке:
– Ну, я это… пойду… побреюсь. В общем, я быстро.
Тамара открыла форточку, протерла поверхности влажной тряпкой с моющим средством, избавила холодильник от неприятного запаха, взялась за пол.
– Тома, Тома, ну ты что возишься, я бы сам, все собирался, но вот, видишь, так и не успел к твоему приходу.
– Ага, собирался он. – Тамара, отдуваясь, пыталась убрать с глаз выпадающие пряди волос, отчаянно возила тряпкой, – весь пол липкий.
Чувствуя себя гостем, Вадик бессмысленно топтался, мешаясь под ногами, он чуть не уронил ведро, после чего, втянув голову в плечи, засеменил в свою комнату, спасаясь от упреков.
«Лучше бы ушла поскорее, – думал Вадик, а то как заноза в одном месте. Без нее, что ли, не проживу? Думает, сама она беленькая да чистенькая. Как бы не так. Будто меня ей жалко, а на лбу бегущая строка светится: «Отдай квартиру!» Вот чего пришла, спрашивается? Неужели совести хватит опять этот разговор поднимать? Ну уж нет, не дам разменивать. Всю жизнь в этой квартире прожили, это дом наш родной, мой дом, по крайней мере, а что бы мама сказала?»
Вадик решительно зашаркал обратно. Тамара разбирала пакеты.
– Вот колбасы две палки тебе принесла, мясо в морозилке, яиц два десятка, грибочков банку, вкусные у меня получились. Ну, чего смотришь? Салат давай режь, огурцы, помидоры доставай, я пока картошку почищу, пожарим, ладно хоть побольше сообразила прихватить, а то ведь у тебя шаром покати.
Вадик благоговейно сглотнул слюну и принялся за дело.
– Где собака твоя? Вроде псину из питомника своего приволок?
– Сенбернар. Не псина. Добрая собака. Сбежал.
– Вот-вот, только собаки у тебя добрые и бывают, и то, понимаешь, убежал без оглядки. Ты себя организовать не умеешь, а собаке тем более соответствующие условия нужны.
– Угу…
– А ты, Вадя, не молчи, я же не враг тебе, критику надо как полезный совет воспринимать. У тебя ведь как, – каждое слово в штыки. Думаешь, всем до тебя дело есть? Вот, когда и замечаний в свой адрес не услышишь, тогда и начинай тревогу бить. Вадик, соберись, слышишь?
– Томка, а давай еще по одной? – Вадик торопливо насаживал жареную картошку на вилку, другой рукой ложкой загребал салат.
– По последней. Братец, братец, как об стенку горох, да?
Когда Вадик выпивал, становился добрейшей души человеком. Как неприятно было утро после испарившейся иллюзии счастья и беззаботности. И сейчас: какой же милой и заботливой казалась ему сестрица, подкладывающая грибочки в его тарелку. Вадик никогда не знал, что такое ответственность, и чувство вины давалось ему с трудом, лишь чувство жалости к себе и, может, к бездомным, брошенным собакам, делало его сентиментальным, и тогда он чувствовал себя обиженным, лишенным человеческой любви, забытым ребенком.
Тамара смотрела на своего жующего брата, и взгляд ее постепенно потухал, блеск в глазах сменил сухой зрачок, внимательно отсчитывающий рюмки выпитой Вадиком водки. Стрелка настенных часов лениво подползала к десяти. Надежда сблизиться с братом таяла с каждой уходящей минутой.
«Бесполезно все. А я ведь не попыталась даже по-хорошему. Может, пару ободряющих слов бы помогли, а я словно локтем ему в бок упираюсь, мало тут приятного. Да, а какой радостный сидит, довольный, ему лишь бы за ухом чесали, но ведь так не бывает, не везде малиной намазано. Вот хоть бы спасибо сказал, не знаю, забывает, наверное, а может, и не считает нужным. Устала я, ноги устали, руки, голова устала. Не заставишь себя, чужой он мне. Ненужный человек».
Вадик привычным жестом потянулся к бутылке, еще одна стопка не может быть лишней, он лихо запрокинул голову, определив содержимое в нужное место.
«Да, вот так вот налакается и в ванную полезет, как обычно, он ведь ни черта не понимает. Сколько раз вот так вот засыпал, но то мать, то Бог его берег, а теперь кто будет?»
– Ну все, хватит. Мне пора уже, а у тебя праздник начинается. Заберу я у тебя вторую бутылку.
«Вот жадная, выпить и то пожалела. Пусть уж тогда и продукты все уносит, лучше пусть сама давится своей колбасой», – мысли Вадика все быстрее текли в русло непонимания. У нее сердца нет совсем, она всегда все делает по расчету, и сейчас, этот акт доброй воли – прийти ко мне, забытому, одинокому, – только лишь перед собой покрасоваться, на меня эта показуха никогда не действовала. Да, Тома, посмотри, живой я еще и жить еще долго буду. Всю жизнь зло меня брало, что гнилую ее натуру никто не видит, даже мать, столь чуткий, казалось бы, человек, души в ней не чаяла, мне, родному сыну, каждый мой шаг в упрек ставила, а Томке, чужому ребенку, вся ее любовь материнская доставалась».
– Где справедливость? – вдруг вслух подумал Вадик.
– Это ты о чем? Думаешь, бутылки тебе пожалела? Справедливости ради, пожалуй, оставлю тебе, а хочешь, еще за двумя сбегаю. Запивайся, мне-то что! – поджав губы, она с презрением посмотрела на брата.
– Проваливай, пшла отсюда, – глухо прошипел Вадик.
Тамара резким движением отстранилась от стола, встала и посмотрела в красные, с расширившимися зрачками глаза брата:
– Слышишь, ты, свинья неблагодарная, очнись! Ты хоть раз прощения у матери попросил? Да как ты только живешь с этим? Господи, да у меня сердце каждый раз кровью обливается, когда вспоминаю, сколько раз ты на нее руку поднимал, про себя я уж и молчу, чужой я тебе человек, но матери своей ты глаза должен был целовать, а ты плюнул в них, ты хоть помнишь это, сволочь! А помнишь, как бровь ей рассек железкой, у нее все лицо кровью было залито, она и тогда могла умереть от потери крови, но ты и после этого случая не мог остановиться, да ты за каждое оскорбительное слово в ее адрес должен теперь землю грызть, лоб от раскаяния расшибить, а ты сидишь, выродок выродком, и пойло это хлещешь.
Вадик почувствовал, как ладони его похолодели и стали влажными, мелкая дрожь пробиралась откуда-то изнутри и нарастала с каждым движением секундной стрелки. «Ты доолженн-н… до-олжен-нн…»– доносилось со всех сторон. Слова уже невозможно было разобрать, они переросли в неуловимый гул. «С-д-о-о-х-н-у-ть… с-д-о-о-х-н-у-ть…»– повторяло эхо. Капающий кран отсчитывал время, которого, как казалось Вадику, оставалось у него немного. Перед ним на задних лапах стояла гиена и лязгала зубами, вязкая слюна стекала прямо на стол, заливая поверхность, и подбиралась прямо к Вадику. Дышать стало совершенно нечем, воздух будто кончился. «Кап-кап», – отсчитывало время. «Ку-ку, ку-ку», – пела свою песню кукушка.
Дверь захлопнулась.
Мария Ундрицова
Молодой писатель, переводчик, автор детективов и романов в стиле фэнтези, выпускница МГУ имени М. В. Ломоносова. В настоящее время учится в аспирантуре Высшей школы перевода МГУ и на ВЛК при Литературном институте имени А. М. Горького, преподает иностранные языки. В 2010 г. вышла в свет ее первая книга «Я просто люблю тебя». Ее литературные и научные труды активно публикуются в интернет-ресурсах и таких журналах, как «Русский язык и культура в зеркале перевода».
Фальтер
«…Я заставил себя не думать больше о Фальтере.
Но вчера… да, вчера я получил от него самого записку – из госпиталя: четко пишет, что во вторник умрет…»
Фальтер действительно умер, как и обещал. Прошло двое суток. Я пил кофе, вспоминая те последние дни, когда ты еще не была больна, как вдруг кто-то постучался в дверь. Мысль оборвалась, споткнулась о порог реальности, я опомнился от этого чудного сна. Открыв, я увидел стоящего передо мной в черном одеянии зятя Фальтера. Наш недавний разговор отозвался в моей памяти, рухнул как снег на голову, я окунулся в ту холодную неизвестность, которая как лед жгла, резала мне душу. Правда была где-то рядом, совсем близко, она, как тень, не оставляла меня, но я не мог этого понять. Зять наблюдал за моей реакцией, он, мертвецки-бледный, протянул мне конверт со словами «C’est pour vous»[2] и удалился. Я долго смотрел на белый квадрат в моей руке. Внешне ничем не примечательный, он нес в себе какую-то тайну, я чувствовал это. Зайдя молча в дом, я еще долго вертел его в руках. Мелким неаккуратным почерком было выведено мое имя. Мне казалось, что тайна уже раскрыта, стоит лишь взглянуть на эти прыгающие на белом листе буковки.