С этого момента Арчи словно подменили. Внезапно ему захотелось власти, и за пару лет он вытеснил из кресла старого ректора. Потом занялся политикой и даже начал предвыборную кампанию в одном округе, но ему это быстро наскучило. Он подсел на компьютерные игры, стал спускать деньги на казино и виртуальные наркотики, которые подпольно разработали какие-то негодяи.
В университете свои часы по Древней Греции он сбагрил другому преподавателю, а сам начал читать собственный курс лекций «Философия смерти». Я была на одной из них, – с бледным лицом и бегающими глазами Арчи скороговоркой произносил отрывистые фразы, потом надолго замолкал и взрывался речью снова.
Руки его то энергично взвивались в воздухе, то повисали плетьми. В конце, с трудом выговаривая слова, он простонал:
– Все!.. Я больше не могу… Я сдаюсь… – и обрушился всем телом на свой виртуальный лекторский стол.
…Экран коммуникатора все еще светился передо мной. Арчи не отключился. Кит за его спиной тихо вздыхал, плеск и мерцание воды убаюкивали.
– Ты помнишь Терцию? – спросил он.
Я насторожилась. Конечно же, я помню Терцию. Она была этернитка, как и Арчи. Попала к нам по государственной квоте. Считалась подающей надежды поэтессой, и ее необходимо было спасти ради ее будущего вклада в искусство. Арчи познакомился с ней на каком-то интернет-форуме. Через пару дней прогулок по виртуальным паркам он написал мне: «Как бы мне не заскучать с Терцией?» – и перевел на мой счет крупную сумму.
Моя ночная лаборатория заработала с удвоенной силой.
Через год мы смогли дать Арчи то, что он хотел. И он отправился покорять океаны виртуального секса с безудержностью капитана Блада. Одной Терцией он, конечно, не ограничился, хотя и брюзжал постоянно, что это совсем не то, что в жизни. И все же на время Арчи утешился новой игрушкой.
– Я говорил тебе, что мы расстались с ней. Но это неправда. – Арчи снова был спокоен и перебирал тонкими пальцами бусины четок. – Терция умерла.
За секунду до этой фразы я поняла, что случилось с Терцией. Я сорвала со стебля цветок орхидеи и уткнулась в его чашечку носом. Мое смятение не ускользнуло от Арчи.
– Да-да. Она удалилась. Стерла свой инфоснимок. Покончила с собой. – Он буднично и жестко чеканил фразы. – И, как ты понимаешь, вовсе не из-за того, что я ей изменял.
Значит, вклада в искусство не получилось. Как хорошо, что я оформила над Арчи опекунство и заблокировала возможность удалиться самому. А он, наивный, думал: не скажет мне про Терцию, я и не замечу, куда он двигает свою жизнь. Я уже давно не младшая сестра. А он… Он просто не успел толком побыть взрослым. Поэтому и чувствует эту разницу между жизнью и виртуальным миром так сильно.
Арчи бросил четки и снова закурил. Глаза его болезненно блестели, и я подумала: те чувства, которые он испытывает сейчас, он никогда не испытывал при жизни… поправка: предыдущей жизни… то есть жизни с телом… что-то я начинаю путаться. И, может быть, компьютерная модель не в силах правильно отразить то, что он сейчас чувствует. Ей приходится экстраполировать, додумывать за него. Если бы при жизни… снова поправка: жизни с телом… Арчи помыслил о смерти, возможно, лицо его исказила бы гримаса ненависти, и он бы начал крушить все вокруг, воя, размахивая руками. Да, так скорее всего и было бы, ведь я знаю его, а компьютерная модель лишь рассчитывает. От этой мысли мне стало страшно.
– Отгадай, почему она это сделала?
Орхидея ничем не пахла. Я рванула из вазы второй цветок – он тоже был без запаха. До противного, как кусок стерильной пластмассы. В сердцах я швырнула сорванные бутоны на пол и выпалила:
– Потому что дура и слабачка! Просрать столько государственных денег только из-за того, что у нее была депрессия, а ее богатый душевный мир никто, блин, не смог оценить. – Арчи всегда можно было взять на слабо. Но на этот раз он не поддался. Усмехнулся криво, – это «хех» доведет меня до белого каления.
– Да нет, все гораздо проще, – постепенно он растворялся в плотных клубах дыма. – Я не буду тебя грузить такими сентенциями, как «жизнь без конца теряет всякий смысл» или «бессмертный имеет право на смерть». Это все банальности… А Терция просто хотела ребенка.
Арчи давно уже не работал в университете. Если ему нужен был доступ к какому-то платному ресурсу – казино, девочки, компьютерные игры, – он брал деньги у меня.
– Ты не находишь, что созвучие слов «робот» и «работать» неслучайно? Хоть я и робот, но все-таки мне бы хотелось быть больше похожим на человека, – так объяснял он свое безделье.
Я контролировала его расходы, отсекала сомнительные покупки, если подозревала, что это наркотики; заставляла работать на нашем проекте.
– Мне не-екогда, я пишу кни-игу, – капризно тянул Арчи, когда я в очередной раз подсовывала ему кусок программного кода для тестирования.
– Какую еще книгу?
– «Философия смерти», – напыщенно декламировал он, а потом скалил зубы.
– Покажешь?
– Закончу – покажу.
В честь дня рождения Арчи мы с мамой по памяти воссоздали нашу старую квартиру – ту, в которой прошло наше детство. Протертый синтетический палас, куцые коричневые занавески на окнах, кособокий мебельный гарнитур с резными декорами, кое-где отвалившимися. Детская – одна на двоих; над моей кроватью – пыльный балдахин из дешевого тюля, а у Арчиной – изголовье с облупленными набалдашниками в виде лошадок.
Убожество, а не квартира, но какая же она была уютная, живая! И снова:
– Кэсси, ты помнишь, кто отбил кусок зеркала в коридоре?
– Да, мам. Мне не терпелось надеть новые ролики, и я врезалась на них в зеркало. А Арчи взял вину на себя…
Я устроила пышный стол: все наши старые семейные рецепты со смешными названиями, некоторые – еще бабушкины.
Салат «Оливье», закуска «Гранатовый браслет», на горячее – утка в яблоках, на десерт – торт «Наполеон медовый». Именно так, «Наполеон медовый», а не «Медовый Наполеон», потому что так звучнее, ностальгичнее, нежнее. Произносить нараспев, с легкой грустинкой в голосе.
– Знаете, а я ведь испекла сегодня наш любимый «Наполеон медовый»… – мама виновато приложила руку к груди, – Кэсси, тот, что здесь, тоже очень похож, но чего-то неуловимо не хватает…
Она прикрыла глаза, подбирая слово. На ее лице блуждала улыбка. Насыщенности? Нет, не то. Аромата? Да, вроде все есть – и ваниль, и коньячная эссенция, все на месте. Натуральности? Нет, так нельзя сказать, – Кэсси обидится.
Хотя, что здесь обижаться. Ведь в жизни то же самое – продукты стали не те, что раньше. Яблоки напичканы удобрениями, курица – анаболиками, мороженое – синтетическими добавками. Где им быть вкусными? И тот «Наполеон медовый», который готовила ее мама в детстве, лучше того, что стоит сейчас одиноко в ее маленькой кухне. А тот, что стоит на кухне, всего лишь немногим лучше скрупулезной подделки, которая красуется сейчас перед ней на старинной фарфоровой тарелочке. Всего лишь немногим лучше, тогда в чем разница? Всего лишь еще один шаг на пути к смерти. Правда, здесь – в виртуальном мире – нет смерти. Тонкий фарфор матово поблескивал потемневшей, якобы от времени, позолотой. И времени здесь нет. Есть только безграничные возможности иллюзий, и безграничность эта навевает смертельную тоску.
– Души не хватает, – подсказал Арчи, с прищуром поглядывая на меня.
Мама вздрогнула и открыла глаза. Морщинка между ее бровей углубилась. Я сдвинула очки на лоб и укоризненно посмотрела на брата, – ну, хотя бы сегодня можно не..? Загадочная, черт возьми, звездная система Арчибальд! Ну почему – все этерниты, как этерниты, а ему души не хватает! Он сделал невинные глаза и невозмутимо продолжал:
– «Души» в кавычках, если вам не нравятся теологические термины. Секретного ингредиента, синтезировать который не может даже Кэсси…
– Это из твоей новой книги? – перебила я.
– Нет, это другая работа – «Наличие отсутствия смысла жизни у этернита», – язвительно, в тон мне, ответил Арчи.
Мама ласково потрепала сына по голове:
– Милый, если ты о смысле, то посмотри вокруг. Разве наша жизнь чем-то отличается от твоей? Кэсси с утра до вечера на работе, у нее нет ни мужа, ни детей. Миллионы людей живут без смысла, не испытывают эмоций, не имеют желаний. Годами не видят родных, потому что заняты, заняты…
Я заерзала на стуле – этот упрек был адресован мне. Мама заметила мое движение и мягко накрыла своей ладонью мою, – мол, это я не тебе, так в целом. Но остановиться уже не могла:
– Я таскаюсь по врачам, смотрю глупые передачи по телевизору и готовлю пироги, которые все равно приходится выбрасывать, потому что съесть их некому. На Виг же их не отправишь… Единственное, что придает моей жизни смысл, – это вы, мои дети! Если вас не станет, то на следующий день я умру!
Лицо мамы скривилось, но она сумела сдержать слезы.
– Ну, блин, это циклическая ссылка какая-то, – ругнулся Арчи. – Меня воссоздали, чтоб в твоей жизни был смысл, а я продолжаю жить только затем, чтоб ты не умирала. Вы поймали меня в логическую ловушку.
Он посмотрел на меня долгим взглядом и жестом изобразил, как снимает передо мною шляпу.
Мама пропустила слова Арчи мимо ушей:
– Пойду-ка я к себе, покажу вам мой настоящий торт, – на слове «настоящий» она осеклась, – через коммуникатор, хорошо?
Арчи словно того и ждал. У него было несколько минут, пока мама снимет с себя датчики, выйдет из капсулы и включит обычный коммуникатор. Он снова смерил меня подозрительным взглядом:
– Кэсси, Кэсси… ты совсем не меняешься. Все такой же нечесаный хвостик с «петухами» и очки набекрень.
– Ах, если бы! – сыронизировала я. – Я все же старею, – и назидательно, – а ты нет.
– Ты пять лет не была дома. И «петухов» у тебя на голове всегда ровно четыре. Хотя они и расположены все время по-разному. Хитришь ты, Кэсси…
Я отломила ложечкой кусок виртуального торта и уставилась в угол. Обои внизу у плинтуса были ободраны кошкой. Кошку я не решилась воссоздавать. Арчи ее любил, начнет еще придираться.