— Мне нравится, когда меня понимают, — тихо ответила Глория.
— Пусть и не сразу.
— Не важно. — Она пошевелила пальцами, словно помогая себе подобрать нужные слова. — С тобой приятно общаться, Женя, ты не пользуешься миром, а пытаешься его познать.
И тут он вновь её удивил.
— «Яркость» бессмысленно познавать, — рассудительно произнёс молодой человек. — Она искусственная, а значит, ограничена воображением и способностями создателей. Рано или поздно её можно прочитать полностью и она станет неинтересной.
— А настоящий мир?
— Настоящий мир непознаваем по умолчанию. Он переполнен загадками и каждый новый ответ порождает множество новых вопросов. А за каждой открытой дверью таится коридор с десятками новых дверей. Настоящий мир бесконечен.
— Откуда ты знаешь?
— Его исследовали тысячи лет и этому процессу не видно конца.
— Ты бы хотел его исследовать?
— Мне по карману только «Яркость».
«Яркость» и Швабург, или другая агломерация. Таков беспощадный протокол глобального Экологического Ренессанса: людям предназначены города.
— Где ты учился?
— Я много читал.
Она помолчала, а затем неожиданно обернулась и посмотрела на гуляющих по набережной. На толпу, гомон которой они не слышали. И — машинально — на колоссальный шпиль «ShvaBuild». В «Яркости» этот небоскрёб небоскрёбов выглядел намного эффектнее, чем в реальности — его верхнюю половину никогда не закрывали облака.
— Напрасно я с тобой заговорила.
— Почему? — удивился Женя.
— Теперь я начинаю видеть в них людей.
— А кого ты видела раньше?
— Ливеров. — И, не позволив молодому человеку ответить, продолжила: — Да, зыбкость это не о болоте. Зыбкость — о мире, который им так полюбился.
— Нас заставили его полюбить, — очень тихо уточнил Женя.
— Скорее, уговорили, — поправила молодого человека Глория. — Никакого принуждения, лишь демонстрация приятного удобства.
— Да, мир агломераций очень комфортный…
— ББД не даёт умереть от голода и позволяет иметь крышу над головой, бесконечная «Яркость» открывает простор для самовыражения: можно заняться творчеством, можно бизнесом, можно придумывать, изучать, конструировать, а можно вообще ни о чём не думать, даже о будущем, и просто наслаждаться вечным «сейчас». Заботясь лишь о том, чтобы на виртуальной стене роскошной виртуальной квартиры висела оригинальная цифровая копия модной картины. Виртуальной.
— «Яркость» огромна, а если она надоест — есть другие Метавселенные. В этом смысле наш мир бесконечен.
— И зыбок.
— Как песок.
— Как замок на песке.
— Как замок на зыбучем песке. — Женя покрутил в ненастоящей руке ненастоящий бокал с ненастоящим вином и поставил его на ненастоящий столик. — Который можно снести одним движением пальца.
— Именно так, — грустно подтвердила девушка. — Земли, моря, горы, вся планета, Луна, Меркурий, пояс астероидов… всё настоящее — вечно. И если мы исчезнем, они останутся. Метавселенные же принадлежат людям, а у людей есть интересы, и если завтра их интересы потребуют уничтожить «Яркость» и другие Метавселенные, полностью уничтожить, вместе со всеми цифровыми картинами, подтверждёнными футболками и роскошными дворцами, которые тут понастроили — они уничтожат их не задумываясь. Зыбкость — это люди.
Глория поднялась. Женя понял, что она уходит и грустно спросил:
— Мы ещё увидимся?
— Возможно. Однажды. Как-нибудь.
— Я буду ждать.
— Зачем?
— С тобой интересно говорить.
— Это достойная причина, — согласилась Глория, глядя Жене в глаза.
— Достойная чего?
— Достойная, чтобы дождаться.
Он проводил её взглядом, улыбнулся и снял очки. Платить за отдельный столик и вино не требовалось — нужную сумму, включая чаевые, уже списали с его криптовалютного счёта. А когда посетители исчезли — столик растаял, осталось лишь море.
Ненастоящее.
Но очень красивое.
Сняв очки, Женя оказался в своей квартире. В той, которая поменьше, в настоящей. Сто двенадцатый этаж дома, стоящего на берегу реки — до соседнего небоскрёба больше ста метров, вид был много лучше стандартного, поэтому квартира считалась «элитной». Дорогой. И окно было не просто окном, а стеклянной стеной. Дорого, конечно, но Женя мог себе позволить. Сняв очки, он бросил их на кровать, подъехал на инвалидном кресле к окну и посмотрел на город. На гигантский Швабург. Смотрел внимательно, стараясь понять, где живёт его случайная знакомая. Девушка, с которой так приятно и так интересно говорить. Девушка, умеющая восхитительно танцевать. Девушка с настолько грустным взглядом, что его не смогла скрыть даже «оболочка».
Вживлённая «паутина» ещё хранила прикосновения девушки, имени которой он так и не узнал, и Женя мог приказать устройству запомнить эти ощущения, чтобы переживать их вновь и вновь, но не стал. Он хотел настоящего. Да, через некоторое время ощущения потеряют остроту, но не пропадут. Останутся в душе.
В этом смысл настоящего — или ты продолжаешь чувствовать, или случившееся не было важным. А что может быть важнее настоящих прикосновений незнакомки, пережитых им в «Яркости»?
— Шанти?
— Привет, — рассеянно отозвалась девушка.
По тону Бенс понял, что контролёр Четвёртого департамента крайне занята, причём, скорее всего, как раз поставленной им задачей, но хороших вестей пока нет.
— Спасибо, что позвонил.
— Правда?
— Ты едешь? — поддерживать шутку Шанти не стала. Как и ждать ответа на вопрос. — Если едешь — остановись и послушай. Все записи, до которых я смогла дотянуться, а это видеокамеры в клубе, из которого уехал Зулькарнайн, видеокамеры по дороге, случайные съёмки с дронов, в том числе — с твоих… Все записи показывают, что эмир уехал из клуба один, лишь в сопровождении телохранителей. Но если присмотреться к его поведению…
Бенс знал, что если Шанти просит остановиться — дело важное, выполнил просьбу девушки сразу, как услышал — прижал мотоцикл к тротуару, заглушил двигатель и открыл присланный видеофайл. Главный подъезд «FairPlay», кое-как освещённый двумя тусклыми лампочками — съёмка велась в реальности, поэтому яркая вывеска, высоченные, в два этажа, мониторы, таранящие небо прожектора и уличные фонари отсутствовали. У правых дверей привычная очередь на вход, из левых вальяжно выходит Зулькарнайн. Перед ним один телохранитель, позади — двое. Заискивающе улыбается вышибала. Зулькарнайн подходит к роскошнейшему «Кадиллак Триумф»…
— Левая рука, — подсказала Шанти.
— Я вижу, — ответил Бенс.
Зулькарнайн шёл один, однако положение его левой руки говорило о том, что эмир кого-то обнимает за талию. И помогает усесться в машину.
— Кто с ним?
— Её нет ни на одной записи, — ответила девушка. — Вообще ни на одной, даже на случайных.
— А цифровой след?
— Фальшивый.
— Такое возможно?
— В Сети возможно всё.
— Шанти! Ты поняла, что я имею в виду.
— Возможно, — ответила девушка. — Но для этого нужно залезть очень глубоко и…
Бенс помолчал, но поняв, что пауза затянулась, уточнил:
— И?
— Помимо глубоких знаний, нужен широкий доступ к ресурсам Муниципалитета или федеральные ключи.
— То есть, кто-то взломал Муниципалитет или государственные службы?
— Да.
— То есть, речь идёт о федеральном преступлении с нижним порогом наказания в двадцать пять лет?
— Да.
— При всём уважении к «Северной армии», шкура эмира Зулькарнайна не стоит и половины этого срока. Даже с учётом трёх телохранителей.
— Это ты уж сам решай.
— А что решать? Нужно разбираться.
— Значит, разбирайся, — ответила Шанти и отключилась.
Разбираться с тем, что здесь произошло и… с теми, кто путается под ногами.
Стоящий у главного подъезда «FairPlay» внедорожник без лишних слов говорил о том, что дружки эмира Зулькарнайна начали собственное расследование, однако Рик счёл своим долгом уточнить:
«Бронированный электромобиль зарегистрирован на законопослушного гражданина, однако используется членами преступной группировки „Северная армия“ …»
«Я знаю, — оборвал невидимого помощника Бенс. — „Прилипалу“ на движение».
«Есть, сэр».
В боевых ситуациях Рик становился лаконичен. И очень послушен.
Выехавшего «в поле» контролёра в обязательном порядке сопровождал рой дронов — помимо тех, что находились в режиме стандартного патрулирования — которые обеспечивали сотруднику Социального согласия огневое прикрытие и сбор информации. Вызванный Риком дрон быстро, но мягко опустился к внедорожнику, прилип к лобовому стеклу и показал ошарашенному водителю, что находится на боевом взводе и среагирует не только на открывание дверей, но и на любое движение внутри салона. А заряда «прилипалы» хватит, чтобы разнести даже бронированную машину.
Обезопасив себя с тыла, Бенс поставил мотоцикл перед носом внедорожника и в сопровождении четырёх компактных дронов вошёл в клуб. Воевать с северянами контролёр не собирался, однако знал, что без демонстрации силы не обойтись — по-другому бандиты не понимают.
— Вы ведь знаете, что препятствуете расследованию?
На вопрос среагировали по-разному. Двое «сторожей», проспавших появление в зале Бенса, машинально попытались вскинуть автоматы, увидели направленные на них стволы дронов и расслабились. И погрустнели, понимая, что их ожидает крепкая взбучка. Громила, который как раз готовился в очередной раз врезать по физиономии управляющего, замер с поднятым кулаком и вопросительно посмотрел на Азима. Азим поморщился и хмуро сообщил:
— Мы зашли проведать старого друга.
— Вижу, он вам обрадовался.
— Давно не виделись, — ответил Азим и кивнул громиле.
Громила отпустил управляющего. Управляющий всхлипнул и уселся на высокий табурет. «Сторожа» продолжили стоять по стойке «смирно».
— Я расскажу всё, что тебе будет нужно знать, — пообещал Бенс.
— Я уже знаю всё, что мне нужно. И мы как раз собирались уходить.