Инфополе мерцало далекими зарницами, гремело, рокотало, граяло — за новостным шумом потерялись две маловажные вести: Рязанский педуниверситет наконец-то расстался с древней ЭВМ «Сетунь», помнившей «золотые 1970-е», а некий Виктор Маслов был оштрафован за нарушение правил регистрации и вдобавок, по закону Яровой, за использование несертифицированного средства кодирования, с конфискацией последнего.
Никакого торжества победы Шум не испытывал. Он потратил полгода, чтоб выловить этого велосипедиста со жвачкой из лиственничной смолы в карманах, а теперь от него надо было скорее избавиться. Держать Витю в СИЗО, и вообще где угодно, не было ни удовольствия, ни желания, ни возможностей. Разве что в бронированной камере, о которой просили персонажи Булгакова, запуганные шайкой Воланда, но такой в Рязани и области не имелось.
Витя старался не язвить, не шутить, вообще не провоцировать сотрудников запретного квартала. Зачем злить честных в общем-то служак, занятых сложной, скучной, но нужной стране работой? Достаточно того, что он одним своим видом напоминал им о тройной защите от радиации — временем, расстоянием и экраном. Хотя не был радиоактивен.
Держали его на старинной, еще довоенных сталинских времен, отсыревшей обкомовской даче, где все дышало стариной, особенно электрика и связь. Да и место уединенное — соседей никого.
— Вас повезут в Кужу на фельдъегерской машине. Глубокой ночью. Минутный отказ навигации у дальнобоев — самая скромная плата за удовольствие не видеть вас. Дорога займет три с половиной часа, позаботьтесь нажеваться с запасом. Жаль, межведомственное соглашение мешает наколоть вас чем покрепче. Дальше, до Рысьего городка, вы уж сами. Вот вам сто рублей на поезд. Билет сдайте по прибытии, мне в деньгах отчитываться.
— Хорошенькое дело. Я в Кужу приеду не раньше полпятого, и что там, целовать дверной пробой? Август на дворе, ночи промозглые. Фирменный «Мордовия» пройдет в четыре, и до электрички, до половины седьмого, кассир уйдет спать. А у меня ни бутербродов, ни термоса с кофе. Кипяток там лет тридцать как не наливают. Это нормально, что вы предлагаете?
— Слушайте… В нарушение двустороннего протокола вы тут с марта скупили гору всячины. Даже «Сетунь» уволокли. Вы догадывались, чем это кончится?.. Наверняка. Любой здравомыслящий человек заранее бы приготовился к тому, что его этапируют на место жительства.
— Я использовал не свои деньги, а общественные. На себя тратился умеренно. Ну и рассчитывал, что государственное ведомство не отправит меня домой пешком, приковав к ноге декодер.
— Можете его забрать. Слишком древний и громоздкий.
— Это вы в сердцах говорите, Олег Максимович, не искренне. Конечно, его заменит процессор с инфузорию. Но случись какое-нибудь событие Кэррингтона[8] или, боже упаси, ядерный электромагнитный импульс — он погаснет и не воскреснет. А наш чемодан — выдержит. Поэтому спасибо, что продолжаете нам доверять хранение.
— Вы бы приезжали к нам в Вирьгату, — прибавил Витя, собираясь. — У вас допуск, всегда пожалуйста. А то общаемся, как чужие. Хотите смолки? У меня много. Для зубов полезно…
Избавление длилось недолго. Уже в сентябре Шуму позвонили из Москвы, чтобы поставить перед фактом:
— Принимайте пополнение. История там приключенческая… Кубинцы не хотели брать ее на борт — сватали нам на военный корабль, но флотские такой подарок не возьмут, у них слишком плотная приборная насыщенность. Кое-как через дипкорпус уладили. И да — скандал с гарантией, американцы уже выкатили ноту о похищении их гражданки с помощью кровавого кубинского спецназа. По части выдумки у них без проблем. Но подробностей они не огласили. Никаких.
«Ну да. Все смолчат, все повязаны».
— Целево к нам? Есть причины?
— Сама напросилась. Личные контакты в вашем секторе. Лозунг двинула: «За Русь». То есть «За Рысь». Уточните канал связи, он неподконтрольный. Там, положим, свобода, а тут — халатность. Просьба не переводить стрелку на мордовских товарищей. Те за свой сектор сами ответят.
— Мотивы бегства?
— Не дают исповедовать Христа…
«Симфонично! Нашим понравится».
— …задевают за живое, обесценивают естество — ну, как это, постричь, побрить, гендер сменить.
«В теме, умеет себя подать».
— Навыки? Что может?
— Курсы первой медпомощи, основы обучения, библиотекарское дело… все сертификаты прилагаются.
— Встретим, приголубим.
«Заодно устный английский освежу с носителем».
— Мы ее на Ан-2 в Рязань доставим. В нем всего три провода и две лампы, их ничто не берет. А дальше вы сами.
— Забудьте про закон Логана, — сразу обозначил Шум. — Это жупел, bogey. Его выдумали впопыхах, на случай. За двести лет применяли два раза и никого не осудили. Вы же не ведете переговоры с иностранным правительством, верно?
— Считаю своим долгом заявить, что не боюсь спецслужб, — со своей стороны вежливо предупредила Эшли. — Я с ними общалась дома, на Кубе и в Петербурге. И еще — хотя я хочу жить в России, против своей страны выступать не буду.
Шум представил шлейф неполадок, который она оставила, пробираясь из Болди к морю. Событие Три-Плюс в Штатах называлось иначе, выявлялось не лучше, чем здесь, но меры там принимали по-взрослому. Однако они с трудом могли представить, что кто-то сбежит из Штатов. Скорее жительница Болди Тауна затерялась бы в западной части страны, где плотность населения мала.
— Я должен многое вам объяснить. Коллеги в Петербурге вряд ли все успели рассказать о том, что вас ждет. Только самое основное. Это как квест для достижения цели… или вектор. Теперь моя очередь.
— …и они пытались выяснить, не заслана ли я как разведчик.
— Давайте вернемся к этому лет через пять, когда вы освоите язык, обычаи, традиции, приметы, холодец и окрошку. Вам предстоит долгая адаптация и только потом, если вы сочтете нужным, — шпионаж.
— Хо-ло-дец? Это кто?
— У вас впереди удивительные открытия, мисс Вудард. Но начать я бы советовал с пельменей.
Они там в Лысом Городке неплохо питались и дружили со спортом. Американка оказалась крепкой, осанистой, подтянутой девахой. В бейсболке поверх банданы, одета в походном стиле, в перчатках со щитками и полупальцами, с рюкзаками спереди, сзади, сумкой на поясе, в крепкой походной обувке. Шеховцев, по протекции Шума перешедший в спецназ запретного квартала, уважительно одобрил ее:
— Грамотный дресс. Умеет ходить по открытой местности.
Его придали Шуму по протоколу сопровождения. Легенда или нет, но считалось, что эти люди влияют не только на технику. Сердце тоже электроприбор; положит кто-нибудь такой ладонь на грудь — и все. Проверять не хотелось, если рядом нет развернутой бригады кардиореанимации. А вот иметь рядом человека с пистолетом и навыком в секунду вырубать людей — очень полезно.
— Его зовут Игорь. Он будет рядом, чтобы вас оберегать.
— Спасибо. Драв-ствуй-тэ, Игор! Это как помощник Франкенштейна!
Сентябрьские леса с грибами, мхами и дождями вызывали у Эшли восторг. Она зябла, но шныряла вокруг обкомовской дачи проворно, как ласка.
— Это едят?.. Это гриб! Здесь жили коммунистические бонзы? Какой чудесный особняк! Здесь должны быть призраки… А когда отменили Ка-Гэ-Бэ?
Любопытно, что у нее формировалось в голове при виде окружающего. Загадочная Россия, непостижимая русская душа. Селедка под шубой. Квас. Все орут, собаки лают. Да и собаки… непривитые, некастрированные, злые как сатана, и хозяева им под стать. Депутат ровняет собак с детьми и требует собакам детских привилегий, прямо испанский стыд. Хоть бы она это не прочла в газете. А то спросит, чей это лобби. Собачий?
Курс «Введение в психологию потенциального противника» курсант Шум в свое время завалил и пересдавал. Зачем он? Надо понимать людей вживую, иначе будешь как Андрон.
— Ничего не сразу. Постепенно. Сначала временное убежище, потом трехлетний вид на жительство, дальше бессрочный, и уже потом — гражданство. Если примете.
— Я подумаю. Я еще не освоилась.
Наконец они отправились в Кужу.
На вазовской «девятке», с минимумом электроники, Шеховцев за рулем, Шум и Эшли сзади.
— Не могу знать, что вам рассказывал Маслов, но острые углы он обходил наверняка. У каждой страны есть острые углы, и громко говорить о них не принято. Разве что ради критиканства. Но и забывать их нельзя. Чтобы второй раз на них не наткнуться.
Ехали днем, пренебрегая риском. Спасение в скорости. Шум дал Эшли смолку, объяснил ее назначение и подчеркнул, что это подарок Виктора.
Леса и поля, раскрашенные цветами осени, приводили девушку в сладкое томление души. Ну и смолка действовала, разумеется.
— Как здесь красиво… Эти сказочные виды…
— М-да. Ну так вот — когда это началось, я был дошкольником. Малышом. Никто не понимал, что делать с такими, как вы. Единственное, что решили, — собрать их в одно место. Тогда разрушался Советский Союз… Многие учреждения были заброшены. Там, куда мы едем, был маленький научный городок… среди тюремных лагерей. Здесь разрабатывали лечение для кремлевских вождей… Возможно, ставили опыты на заключенных. Особый департамент при Минздраве. Кужа-Вирьгатская железная дорога, тридцать четыре мили, принадлежала тюремному ведомству, но медики переписали ее на себя. Наверное, единственная железная дорога в мире, принадлежащая Минздраву. Билеты выдают по пропускам. Картонные прямоугольники, пробиваются компостером, больше их нигде нет. У любителей железных дорог высоко ценятся.
— А Рысь? Где Рысь?
— Вирьгата и есть «рысь» на мокшанском языке. Официально это как ваш town, поселок городского типа, называется Мерецк-10. Такого имени нет ни на карте, ни в адресной книге. Они живут там. Мы — только охранники. Даже хранители. Власть в Вирьгате принадлежит Главному медицинскому управлению Управделами Президента.