— Как сложно…
— И не говорите. Но у них свои виды. Создание органических компьютеров или что-то еще. Все, что производилось с восьмидесятых, все цифровое — умирает в радиусе пятидесяти пяти ярдов. Выдерживают только ЭВМ на троичной логике, вроде «Сетуни». Но тут я не специалист, вы лучше сами расспросите их.
— Отец говорил мне, — глуховато отозвалась Эшли, глядя на проплывающие за окном рязанские пейзажи, — что мы всегда ждали этого достижения. Может быть, тысячи лет. Чтобы остановить его.
— Пока оно развивается.
— Чума или холера тоже развивается, пока Господь ей попускает. Но нельзя же сказать, что чума — это правильный путь для людей.
— Не нам определять пути мира, мисс Вудард.
— Может быть, нам? — Эшли указала на себя. — Это ушло не слишком далеко, еще не поздно все исправить. Я слышала, читала — «пройдена точка невозврата», «назад пути нет», — но это лишь лозунги, чтобы убедить нас, чтоб мы верили, что за спиной пустота и забвение… Конечно, будет пусто, если там все выжигать. Кто-то должен знать прошлое, чтобы сверяться с ним. Мы как клетки памяти…
«Может, она не сбежала, а ее выгнали?.. — подумал Шум. — За радикальные идеи. Хотя они тоже принимают к себе всякое старье, бумажные книги, фотоальбомы… Остров подлинных документов. Лавка древностей. Она читала Диккенса?..»
— Надо понять, где все мы повернули не туда, — продолжала Эшли.
— Осознавать себя, свое предназначение, смысл жизни — это людям свойственно. Может быть, вы найдете ответ в Мерецке-10. У тамошних философов есть любопытные концепции… еще с начала девяностых. Тогда было время духовных исканий, смятения. Мерецкие — или вирьгатские, если угодно, — тоже этим занимались. Все пытались найти объяснение тому, что происходит, да еще ваш феномен… Бурная была эпоха. Вплоть до создания нового толка в религии — для себя, для своих. Возможно, вам это знакомо…
— Но ведь у вас был атеизм, верно?..
— Внешне — да. Но в мыслящей среде ходили всякие альтернативные учения — буддизм, астрология, Кришна, язычество…
— И это, новое — оно было… христианское? — В голосе Эшли появились нотки осторожности.
— Скорее да, чем нет. Мокша, здешнее крыло мордвы, глубже приняла церковное учение, чем эрзя на востоке. Но кое-что из прежних верований сохранилось. Скажем, что люди созданы из дерева. Поглядите на лес…
Лес, бегущий навстречу, украшенный желтыми и алыми пятнами, стал замедляться и темнеть. Машина будто плыла в вязком сыром воздухе.
— В тотемы брали животных — они ярче, с особой внешностью, характером. Могучий медведь, ловкая рысь. Но деревья древнее, они из земли, в ней их корни. Когда мокше дали Библию, там ясно звучало, что растения созданы в третий день творения, раньше людей и зверей. Значит — жрецы и старцы правы, а Христос — Бог. Такова лесная логика. Ваши «тысячи лет» в ней выглядят иначе.
— Эти… новаторы поклонялись дереву?
— Нет. Но они вспомнили, из чего крест. Родство, которое не сбросишь со счетов… Может, мокшу с ее верой это привлекло. И русским оно не чуждо, взять хоть обычай кумления через березовый венок, когда дерево — алтарь.
— Как все причудливо срослось тут… — протянула Эшли, по-новому глядя на проносящиеся мимо деревья. — Да, это знак. Я напишу своим, когда узнаю больше. Какая восхитительная дикость… Мы — лес, все — дерево, и крест, и икона, и гроб. Великий Плотник делает из нас, что нужно веку, стул, копье или посох. О Боже, я вообразила себя ясенем! Я и есть ясень!..
— Вам объяснят этот толк, если доверятся.
Шум вспоминал подробности концепта, сообща придуманного интеллигентами Вирьгаты на кухне, в атмосфере застолья.
Где-то лежат фотокопии тетрадки, куда один участник сходки тезисно записал творческую беседу, а второй тайком отснял, чтобы отправить пленку куда следует.
И дата, там была дата.
1993 год, расстрел парламента.
Взволнованные, они собрались делиться мнениями — не отрежут ли финансирование Мерецку-10? Не сбросят ли на нас бомбу, чтоб не возиться с непонятными и неуместными людьми?..
«Ознакомься, посмейся, забудь, — подал ему фотографии прежний куратор, сдавая дела. — Это забавно, чем там занимаются товарищи ученые, доценты с кандидатами, вместо науки».
— Скоро Кужа, — промолвил Шеховцев, до той поры молчавший.
Шум наблюдал за Эшли — та ладила к куртке шеврон на липучке, черный круг с алыми цифрами и буквами «55 yd»[9].
— Теперь можно?.. В Петербурге мне сделали это в подарок, из любезности, но просили не носить, пока я не приеду сюда.
— Рановато. Народ в Куже простой, бесхитростный. Все необычное их настораживает.
Девушка сняла и убрала шеврон.
— Нас там не любят?
— Вас там не знают. Отказы интернета, телефона они связывают с приходом поездов. Поезд большой, металлический — он мешает антеннам передавать сигнал. Вносит возмущение в магнитные поля. Или притягивает волны, или поглощает. Потом поезд с людьми уходит, и связь восстанавливается.
— Так думают у нас индейцы в резервации.
— Тут все грамотные, со средним образованием. Но мистика, астрология и НЛО у нас тоже популярны. Есть даже канал чудес на ТВ.
— Я использую еще смолку, чтобы не волновать людей.
— Как хотите. С рабочим поездом из Вирьгаты приедут тамошние, так что эффект все равно будет.
Лесное темное безлюдье по сторонам федеральной трассы раздвинулось, деревья поредели, показались первые домики. Шум ощущал себя защитником цивилизации на боевом посту.
— «Остановить его»… Остановить прогресс — то есть лишить нас всего?
— Чего?
— Телефонии, сетей, электроники — того, что создает наш мир. Взять хотя бы учебу — сейчас она немыслима без широкого доступа в инфосферу.
Во взгляде Эшли ему почудилось сострадание.
— Шкаф, в который поставили тысячу книг, не станет профессором, он останется деревяшкой. Виктор писал мне, что у вас люди тоже путают сознание, желание и обладание. Дело не в числе прочитанных текстов, а в голове, которая поймет их и применит.
— Мы въезжаем.
Древняя глухая Кужа ничему не удивлялась, она многое видела. Оборотни — медведи, лесные коты, совы. Шаманы, камлания в священных рощах, жертвоприношения. Пересыльный пункт, вагонзаки, потом странные мигранты перестройки — с телевизорами, книгами, детьми, колясками. Их выгружали и вели в пакгауз, под охрану, пока не подойдет состав из Вирьгаты, а кужане гадали, кого на сей раз гонят в лагеря. Пестрый, смешанный люд — кто в очках и с бородой, кто в кепке и бушлате, но дети?.. Детей-то за что?
С точки зрения местных отдаленная, укрытая в лесах Вирьгата была недобрым местом. В Утомлаге, Утомском лагерном управлении, ИТК предназначались лишь для осужденных за «особо опасные государственные преступления».
Но вот националистов с диссидентами всех отпустили, а кто поступил им взамен?
Была надежда, что вновь появятся рабочие места, как встарь, когда половина мужчин-кужан трудилась в исправительных колониях. Так и стало. Подняли старые списки, по домам пошли вербовщики.
В Мерецке-10 ожили лаборатории, цеха — только оборудование им завозили старое, б/у или с консервации. Ясно, в стране беда, где взять новое… С нанятых строго требовали — сначала снять и сдать электронные часы, потом — не брать мобил, цифровых камер, диктофонов. Секретность, знамо дело! Оно тут завсегда так.
Однако этим, в Рысьем городке, мало было московских зарплат и снабжения. Они торговлей занялись, хотя охранка их коммерции не одобряла. Так или сяк, но товар в Вирьгату шел то грузовиками, то вагонами.
Дошло до того, что Мерецк-10 будто взял шефство над Кужей! Стали раздавать бесплатно книги — в школу, библиотеки, Дом культуры, дом престарелых, — но с условием, чтобы читатели не пользовались мобильниками. Это было нетрудно исполнить, потому что в поселке нормально работали только линейная связь РЖД и проводной телефон.
Они же подарили железнодорожной станции компьютер своего изготовления, интегрированный с АСУ «Экспресс», — здоровенный, но работавший без сбоев, даже когда в вокзал молния ударила. Он один не замирал с приходом экранирующих поездов. Вот что значит «У нас есть ТАКИЕ приборы! Но мы вам о них не расскажем»[10].
Когда к вокзалу подрулила рязанская «девятка», на первом пути уже стоял поезд Кужа-Утомская — Вирьгата, и грузчики перекидывали сетчатые мешки с книгами из грузового фургона в прицепной товарный вагон с надписью «Срочный возврат. Ст. Вирьгата КБШ. Собственник Минздрав РФ».
— Глушит, — в передышке достав смартфон, седоусый грузчик убедился, что связи нет. — Это мачта, какими раньше «Голос Америки» глушили. Говорю тебе, тут в лесах что-то есть. Система «Харп», чтоб шаровые молнии в Америку метать.
— «Харп» не тут, — возразил младший, — а где Сура в Волгу впадает.
— Много ты в военной тайне понимаешь. А я в ПВО служил при маршале Устинове, давал подписку.
Рядом в тоске похаживали взад-вперед сотрудники конторы на три буквы по Мордовии, ожидая рязанских коллег.
Где-то можно сидеть в офисе, пить кофе, кушать круассаны, через веб-камеры отслеживать события, слушать симфонию Андрона, где вся Россия звучит в унисон. Но тут все через дырку от бублика. Черные экраны, мертвые планшеты, угасшие матрицы. Поднимайся из мягкого кресла в Саранске и дуй сквозь сентябрь, два часа за рулем, чтобы топтаться на перроне.
И дождь заморосил.
Наконец один не выдержал и подошел к Вите, в одиноком ожидании стоявшему у пассажирского вагона:
— Виктор, может быть, все-таки пожуете?
— У меня гастрит. От грибов. Свинушки непросоленные были, тяжелые.
— Ну, хоть в вагон зайдите.
«Экранируйся, черт упрямый!»
Правда, не факт, что корпус простого вагона его заслонит. Нужен вагонзак с глухой стенкой, решетками…
— Зачем вы свинухи собирали?.. Есть грузди, те вкусней и лучше.